Ледяное озеро - Эдмондсон Элизабет

За исключением голоса, Аликс не оправдала его ожиданий. Жаль, что живое и энергичное десятилетнее существо превратилось в недовольную молодую женщину с брюзгливо сложенным ртом.

— А где Эдвин? — поинтересовалась Сеси, снимая перчатки и дуя на пальцы.

— Уехал на станцию встретить знакомого, — объяснила Аликс.

— Он будет гостить в «Уинкрэге»?

— Кто?

— Знакомый, которого он поехал встречать?

Несколько мгновений Аликс молчала, потом промолвила:

— Не знакомый, а знакомая. Она остановится в его доме в Лоуфелле. Сам он там жить не будет, праздники он проводит в «Уинкрэге».

— Это его девушка? — спросила Сеси.

— Беженка. Она бездомная. Вы же знаете, какое у Эдвина доброе сердце.

— Очень чутко с его стороны, — заметила Сеси. И пристально взглянула на Аликс. — Но ты так не думаешь.

— Да, чутко. Надеюсь, что она не пытается обманом втереться к нему в доверие.

— Она тоже фотограф?

— Музыкантша. Из Вены. Еврейка.

— Господи Боже! — воскликнула Сеси. — А леди Ричардсон знает?

— Нет.

— Лучше не говорить и Еве, а то она притащится в Лоуфелл и станет предлагать ей работу на кухне фунтов за десять в год.

Это вызвало у Аликс улыбку.

Она могла бы больше улыбаться, подумал Хэл, подивившись, как преобразился ее облик. Нет, внешне она совсем не походила на мать, но у нее хорошая фигура и интересное лицо. Ее наружность скорее поражающая воображение, чем красивая. Но отчего у нее плохое настроение? Может, она того же типа, что и ее бабка — любит самолично всем заправлять и всех держать под контролем и ей не нравится, что Эдвин так донкихотствует, не посоветовавшись с ней? Однако, будь они хоть сто раз близнецы, им с Эдвином сейчас, наверное, года по двадцать четыре или по двадцать пять лет; в этом возрасте Хэл не стал бы считаться с тем, что думает о его действиях сестра или брат. Правда, он никогда и не был ни с кем из родственников так близок, как эти двое, и несправедливо с его стороны осуждать реакцию Аликс на поведение Эдвина.

— Мне нужно домой, — сказала Аликс. — Приятно было снова увидеться с вами, мистер Гриндли.

— Хэл, если не возражаете. Ведь я заплетал вам косички, помните?

Она засмеялась.

— Нет, не помню и уверена, что вы были для этого слишком взрослым.

— Вы не находите, что она выросла в красавицу? — спросила Сеси, когда они опять ехали рядом.

— Довольно привлекательна, если не хмурится.

Сеси с готовностью бросилась на защиту подруги:

— Она немного не в своей тарелке. Для нее это непросто — вот так приехать, она ведь не была здесь три года. Перед отъездом у нее произошла ужасная ссора с бабушкой, и ей не дали денег на существование. Аликс нелегко пришлось на первых порах в Лондоне, когда она жила на крохотное жалованье и в ужасных берлогах.

Услышанное изумило Хэла.

— Чтобы отпрыск семьи Ричардсон был стеснен в средствах? Разве у нее нет своих денег? Сэр Генри говорил, что есть, хорошо помню.

— Сейчас есть, но тогда не было. Наследство Аликс находится под опекой и управляется на началах доверительной собственности. Сэр Генри является одним из попечителей, а леди Ричардсон не позволяла ему отдавать Аликс доход от денег ее родителей. Сэр Генри всегда делает то, что хочет леди Ричардсон, — ради тишины и спокойствия. Аликс могла бы получать деньги через других попечителей, однако они — люди вроде моего отца, которые заявили бы, что ее дело — жить дома, тогда и не потребуется никаких денег. Затем, к большой удаче для Аликс, умерла ее двоюродная бабка, оставив им с Эдвином немного денег, так что положение облегчилась.

Сеси взяла дядю за руку, и они заскользили к берегу, где стоял «Гриндли-Холл».

— Вероятно, она расстроилась из-за Эдвина. Они всегда были очень близки духовно, и я уверена, что главная причина, почему она сюда приехала, — побыть вместе с ним. И если в его жизни происходит что-нибудь важное — такое, что занимает его помыслы, — как ей не переживать?

Хэл подумал, что там нечто большее, чем просто переживание за брата, но не стал об этом распространяться. Вряд ли Сеси будет приятно услышать его мнение, что ее подруга страдает от приступа обыкновенной ревности. Сеси считала, что объект благотворительности Эдвина некая женщина средних лет, а Хэл предполагал, что дама гораздо моложе.

Аликс мчалась по льду, держа путь к «Уинкрэгу». Уныние и ощущение заброшенности отступили под внезапным приливом радости: она всегда любила озеро на закате зимнего дня. Нравилось смотреть, как движутся по льду тени гор, смягчая блеск и покрывая гладь синими заплатами, по мере того, как дневной свет, угасая, переходит в ночные сумерки.

Значит, вот он какой, Хэл Гриндли, думала она, достигнув мостков пристани со стороны «Уинкрэга», где из-подо льда как фантастические чудища поднимались деревянные подпорки. Ухватившись за одну из них, Аликс стала выбираться на узкую полоску гальки, тянувшуюся вдоль берега. Это было не просто: рука норовила соскользнуть с ледяной корки.

Вскарабкавшись, Аликс села, чтобы отстегнуть коньки. Хэла она не очень хорошо помнила: он всегда находился в тени своего успешного старшего брата. А в том возрасте разница в четырнадцать лет — громадный разрыв; Аликс была ребенком, Хэл — молодым человеком. И вот теперь, уже взрослым своим существом, Аликс чувствовала, что он ей не нравится.

Почему? — спрашивала она себя, устало взбираясь на скользкий берег, с болтающимися на шнурках коньками в замерзших руках. Да потому что в нем присутствовали знакомые признаки псевдоутонченности, от которых она ушла. Он из той же породы людей, с которыми она еще недавно водила компанию, побудивших ее проникнуться отвращением и к себе, и к ним.

Одно хорошо: он не задержится в Уэстморленде. Если кто-нибудь производил впечатление человека, находящегося в абсолютно чуждой среде, так это Хэл Гриндли.

Нет, пока он не похож на рыбу, выброшенную из воды. Ну ничего, несколько вечеров в «Гриндли-Холле» вынудят Хэла поспешить обратно в Лондон, Нью-Йорк или откуда он там приехал. Разве только новая жена Питера Гриндли окажется очаровательной особой, а, по словам Эдвина, это не так.

— Манерная провинциалка! — вынес вердикт брат. — Да с претензией на тонкий художественный вкус. Разглагольствует о вортуизме[29].

— Господи помилуй!

Нет, не похож Хэл на человека, который станет это терпеть. Очень скоро он исчезнет. И Аликс перестала о нем думать, предпочитая переключиться на другие, более актуальные мысли: об Эдвине и Лидии.

Глава восемнадцатая

Он ощущал холод и страх.

Среди деревьев он был не один. В лесу был кто-то или что-то еще, оно топотало где-то там, в темноте, по мерзлой земле. В бодрствующем состоянии здравый смысл подсказал бы ему, что это олень или барсук. Но у сна свои законы, и сон предупреждал: опасность. Кем бы оно ни было, это рычащее и ворчащее, повизгивающее существо — оно наводило больший страх, чем любой лесной зверь.

В ту ночь Майклу снился цветной сон. Большинство снов, что ему запоминались, были цветными. Другие сны — обесцвеченные, похожие на сепию старинных фотографий — оказывались расплывчатыми, непонятными и забывались с наступлением утра.

Этот сон не был расплывчатым. Ломкие от мороза прутья хрустели у него под ногами. Качающиеся высоко над головой ветви с шуршанием стряхивали вниз снег; этот тихий звук был странным и зловещим.

Очень темно — вот что самое скверное. Если даже луна и появлялась из-за проносящихся по небу туч, ее свет почти не проникал в этот стылый мир. Ветви необыкновенно густые, деревья прижаты плотно друг к другу; он словно окружен стеной, пойман, как в ловушку, в мерзлую пещеру из стволов и ветвей.

Он дрожал от холода и чувствовал, что потеет. Неосознанно он стряхнул с себя одеяло и бросился к деревьям и кустам. Как можно одновременно мерзнуть и потеть?