Журнал «Вокруг Света» №08 за 1991 год - Вокруг Света

Исходным в гипотезе Великовского является предположение, что 3500 лет тому назад Венера приблизилась к Земле на очень опасное расстояние, что буквально совпадает со временем исхода израильтян из Египта. В результате приближения Венеры на Земле произошла страшная катастрофа, которую И. Великовский описывает следующим образом:

«В один момент погибли цивилизации. Животный мир был уничтожен морскими волнами, катившими по материкам громады камней и ила. Волны небывалого прилива убили и самых крупных животных и смели их кости в слои, которые затем были перекрыты другими осадочными породами. В Сибири в один момент замерзли мамонты. Одновременно и Египет был залит морской водой, а армия фараона утонула в Красном море в результате действия каскадных сил, когда сначала воды Красного моря ушли, а потом вернулись вновь. Земля погрузилась во тьму. Затем Венера успокоилась и удалилась. Спустя 52 года она вернулась к Земле вновь, и произошла следующая катастрофа... Земная ось наклонилась, и Солнце остановилось неподвижно на небосводе, как говорится в Ветхом завете. Прошли века, Венера воздействовала на Марс, он изменил свою орбиту и опасно воздействовал на Землю. Произошли новые катастрофы, о которых говорится в Библии, а также в мифах народов Ближнего Востока».

Таких теорий катастроф существует несколько.

Жак Бержье и Льюис Пауэлс писали в 1960 году, что, по их мнению, в далеком прошлом существовали весьма развитые цивилизации, использовавшие эзотерические принципы и высокоточные технологии, которые могли их также и уничтожить: «Нет ничего проще, чем освобождение атомной энергии. Достаточно растворить соль чистого урана в тяжелой воде, а тяжелую воду можно получить путем повторного дистиллирования обычной воды на протяжении 25 или 100 лет.

Устройство по предсказыванию приливов лорда Келвина (1893) —этот прапредок современных аналоговых ЭВМ и всей кибернетики — было составлено из роликов и кусочков нити. Его могли сделать и шумеры.

Такой подход позволял по-новому посмотреть на проблему исчезнувших цивилизаций. Если в прошлом на Земле обитали люди, достигшие состояния прозрения, и если свои способности они применяли не только в области религии, философии и мистики, но и в области объективного познания и в технике, то вполне можно допустить, что они могли производить «чудеса» даже с помощью самых простых средств».

Людвиг Соучек разработал свою концепцию древнейшей истории человечества, основываясь на комбинации гипотез катастрофизма и палеоконтактов, и изложил ее в книгах «Предчувствие теней» (Прага, 1974) и «Предчувствие взаимосвязей» (Прага, 1978). Он считает, что в социальном развитии человечества приняли участие в доисторический период и в эпоху ранней истории как космические пришельцы, так и высокоразвитые земные цивилизации. Эти цивилизации, исчезнувшие, очевидно, вследствие катастроф, «могли развиваться особым, для нас совершенно необычным способом и использовать нетрадиционные средства, которые вопреки своей действенности не оставили материальных следов, а только результаты их использования».

В последнее время катастрофизм сделали основой своих концепций британский исследователь и писатель Уолтер Реймонд Дрейк и американский лингвист и историк культуры Роджер Уильяме Уэскотт. Мы также предоставим им слово.

Рената и Ярослав Малина Перевели с чешского И. Поп и Ю. Ратчик Продолжение в № 10

Карл Май. Робер Сюркуф

Окончание. Начало см. в № 7 /91 .

Вот бригантина совсем уже рядом с англичанином — шапкой можно добросить. Сюркуф взмахивает трубой, и по этому сигналу матросы рубят трос, которым был закреплен руль. «Курочка» резко уваливается под ветер и стремительно набирает ход. Сюркуф вторично машет рукой, и в тот же миг бригантина тяжело переваливается на другой борт, а на мачте ее взвивается ввысь французский флаг. Но что это? Бригантина открыла огонь! Сначала Бонапарт и Дюгомье увидели лишь легкий дымок, затем огромный гордый английский флагманский корабль содрогнулся от киля до клотиков своих мачт. Это ядра Сюркуфа с первого залпа накрыли свою цель. А еще через несколько секунд до офицеров докатился гром пушек отважного бретонца.

Бригантина неслась полным ходом, и не успели на стремительно атакованном линейном корабле толком опомниться, как она была уже вне пределов точной стрельбы орудий флагмана. В подзорные трубы было видно, какая неразбериха царит на англичанине. Он развернулся и выпалил всем бортом по беглецу, однако ядра просвистели мимо. Тогда флагман поднял сигнал, следуя которому все корабли пустились в погоню за дерзким пигмеем, отважившимся обмануть великана и вступить с ним в схватку.

— Поразительно! — воскликнул генерал Дюгомье, с трудом переводя дыхание. — Этот парень — сущий дьявол и заслуживает всяческих похвал.

— Похвал? — заметил Бонапарт. — Гражданин генерал, то, что совершил этот Робер Сюркуф, выше любых похвал! И я, Наполеон Бонапарт, говорю, что он выиграл целое сражение. Я всей душой желаю ему уйти от погони. Будь я во главе морского ведомства, я призвал бы его и доверил ему целый флот! Я обманулся в этом гении!

Полет сокола

Прошло семь лет. Наполеон водрузил свои знамена в Италии, стяжал славу в Египте и стал первым консулом. Пророчества Сюркуфа сбылись. На суше Франция одерживала победы, а на морях с тем же постоянством выказывала свою слабость. Наполеон был великим полководцем, но плохим адмиралом. Море было явно не его стихией.

Военный флот был слабым местом Франции, а Англия по этой причине — ее опаснейшим врагом. Рожденный великим гением Наполеона план атаки англичан в Египте и Индии потерпел крах из-за неспособности адмирала Брюэса, разбитого Нельсоном при Абукире, несмотря на превосходство в силах. Гордый Альбион господствовал на всех морях, его торгашеский дух перекрывал дыхание всем другим морским нациям. Англия диктовала законы и меняла их по собственному усмотрению. В стремлении к торговой монополии и владычеству на мировых коммуникациях она хитростью и насилием стала обладательницей гигантских сумм денег, с помощью которых подкупала кабинеты и ставила зависимые от нее правительства.

Был ясный летний день. Индийское солнце клонилось к закату, и длинные тени мачт дробились в ленивых волнах прибоя. Пондишери, первоначально французская колония, в 1773 году была отобрана у французов англичанами, укрепления срыли, а вместе с ними постарались стереть и всякую иную память о французах.

Гавань в этот день была полна судов. Их пригнал господствующий в это время года муссон. Здесь были суда всех наций, кроме французских: торговым судам этой нации вход сюда был осложнен, военным же кораблям бросать здесь якоря даже и не стоило пытаться.

Чуть мористее всех других судов стоял небольшой бриг. Это был «янки» нового американского типа постройки — острый, с удлиненной носовой частью, узкогрудый, с грациозным стройным корпусом. Такие суда легко могли развивать скорость до семнадцати узлов и заслуженно считались великолепными ходоками для прибрежных плаваний, но были недостаточно остойчивы в открытом океане. Капитан брига был еще молод, не старше тридцати лет. Пришел он с грузом вина и виски, которые намерен был обменять на опиум и индиго. Однако товаров своих он пока никому не предлагал.

Неподалеку от брига стоял англичанин — большое трехмачтовое купеческое судно. Хозяин его совершил здесь отменную торговую операцию и собирался утром сняться с якоря. Сегодняшним же вечером он устраивал для своих торговых партнеров прощальный праздник, на который были приглашены и капитаны соседних судов. Когда наступил вечер, англичанин выпустил несколько ракет — сигнал, по которому приглашенные покидали свои суда, чтобы отправиться к нему в гости. Среди прочих явился американец. Подгребли и гости с берега вместе с женами и дочерьми.

Музыканты были уже на борту. Над волнами разносились бравурные мелодии. Бак очистили для танцев, а на юте поставили длинный обеденный стол и рядом — буфет, в котором желающие могли освежиться.

За столом царило веселье. Тост следовал за тостом. Говорили, однако, и о серьезном — о знаменитых каперских кораблях.

— Да ну вас с вашими каперами и приватирами! — ударил кулаком по столу один из капитанов. — Все они ничего не стоят против «Сокола экватора». Кто из вас его видел? — никто не ответил, и капитан продолжил: — Итак, я — единственный, кто повстречался с ним.

— Встречались? В самом деле? — закричали вокруг. — Расскажите, капитан! Как он выглядел?

— Это было два года назад. Мы угодили в шторм, каких я до той поры еще не видывал. Небо висело над самой водой, и волны доставали до туч. И вдруг в блеске молнии мы увидели корабль, бушприт которого целился прямехонько в наш борт. Это был двухмачтовый корабль, примерно такой, что называют бригантиной. Разумеется, я испугался столкновения и приказал рулевому отвернуть на полрумба. Чужак проскочил мимо, да так близко, что я успел крикнуть ему: «Эй, вы там! Что за судно?» На палубе у него не было ни души. Один-единственный парень, взобравшийся по вантам, махнул нам рукой с левого борта. Трубы ему не потребовалось: он приложил ладонь ко рту и, перекрывая рев шторма, прокричал нам: «Сокол экватора», капитан Сюркуф! А ну-ка всыпьте им разок, ребята! Огонь!» И тут я увидел на его мачте французский флаг. Открылось шесть пушечных портов, в наш корпус угодило несколько ядер, и француз растворился, как призрак, в штормовой мгле. Ну а мы заделали дыры и пошли себе дальше. Но каков парень! Шторм, буря — все ему нипочем. Еще и порезвился с нами. Пошутил, так сказать. А когда бы в хорошую погоду да не в шутку, а всерьез — как оно могло обернуться?