Синяя жидкость (сборник) - Альберт Валентинов

— Все в порядке, мистер Браун, — сказал филиппинец, кладя трубку. — Билет вам принесут завтра утром. Если не возражаете, нам было бы удобнее, чтобы вы оплатили его сразу по получении.

— Договорились, — бросил Дик, хотя его и удивила эта просьба: обычно стоимость всех услуг включают в счет при отъезде. Но его сейчас занимала одна мысль: узнать, наконец, имя девушки. Это он и спросил, вернувшись в бар.

— У меня два имени, — поколебавшись, ответила она, закуривая сигарету. — Местное и европейское. Какое вам предпочтительнее?

— Настоящее.

— Они оба настоящие. Мой отец был англичанин, да и в матери изрядная примесь европейской крови.

— Они живы?

Девушка покачала головой и сухо ответила:

— Погибли во время антиамериканских выступлений. Они очень любили эту страну, — в голосе ее прозвучал вызов. — А зовут меня… Пожалуй, называйте Джейн. Для вас это имя звучит привычнее.

По-английски она говорила безукоризненно. И в колышущемся от сигаретного дыма воздухе, в неверном свете розовых бра ему показалось, что в ней нет ничего от Азии. Перед ним сидела черноволосая англичанка с высокими скулами, тонким прямым носом, четко очерченными губами, холодноватая и сдержанная.

— А как твое местное имя?

Она усмехнулась, аккуратно стряхивая пепел.

— Не слишком ли много сразу? Вы узнаете его… когда-нибудь.

И опять она исчезла задолго до рассвета, не взяв ничего и оставив после себя терпковатый волнующий аромат. И ощущение смутной тревоги. Уж очень не похожа была Джейн на всех остальных, с кем ему приходилось мимолетно встречаться на проторенных путях евро-азиатского континента. Дик не строил иллюзий: в пятьдесят лет трудно рассчитывать на бескорыстную любовь. Тем более он сказал ей, что уезжает. И если она исчезла, не взяв ничего, значит, был у нее другой интерес. Какой? И вдруг Дик понял, что это ему совершенно безразлично. Он готов смириться со всем, лишь бы она была рядом. Разделила с ним его бесконечные скитания, дарила теплом. Впервые он понял, как это тяжело — скитаться в одиночку.

Он заставил себя выбросить эти мысли из головы. Потом, выполнив задание, он вернется в Багио, и тогда… видно будет. А пока он провел время в предотъездных хлопотах — собрал вещи, получил деньги, успел перекусить. Обдумать план предстоящих действий он решил в самолете.

Старенькое такси, дребезжа всеми суставами, доставило его в аэропорт, уже когда объявили посадку. Дик торопливо пересек зал ожидания, размахивая чемоданом, прошел магнитный контроль и в числе последних пассажиров поднялся по тралу. Его место было у прохода, соседнее, у иллюминатора, еще пустовало. Забросив чемодан на полку. Дик установил спинку кресла в удобное положение, намереваясь сразу после взлета потребовать коньяк и кофе. Это любимое сочетание напитков прояснит мозги, успокоит нервы, а сигарета поможет сосредоточиться на нелегкой задаче, которая ему предстоит…

— Мистер Браун, помогите положить мой чемодан на полку.

Он поднял голову и остолбенел. Перед ним стояла Джейн.

11

— Картину эту я видел раз пятнадцать, а может, и больше. Но рассмотрел ее внимательно только один раз — первый. Да она большего и не заслуживала: для такой убогой мазни и один раз было роскошью. А висела она в заведении Лу Синя: так звали китаезу, держащего притон в одном из портовых закоулков Сан-Франциско. Это ведь целый город — тамошний порт, с собственными обычаями и законами. Навряд ли ты бывал там, Керти, хотя и прожил во Фриско немало лет. Различие интересов: ты потрошил трупы в научных целях; а там потрошат живых людей, и цели при этом совсем иные. Ну а мне, сам понимаешь, приходится разгребать любые помойки — специфика профессии, ничего не поделаешь. А в тот период особенно. За вьетнамские репортажи Пентагон добился моего увольнения из агентства. Естественно, меня занесли в списки неблагонадежных. Уверен, что и сам не знаю всех подробностей моей биографии, которые врезаны в память большого компьютера ФБР. Положение у меня тогда было хуже некуда — ни работы, ни денег, ни жилья. Да ты помнишь: я месяц спал у тебя в гостиной на диване, поскольку вы с Линдой обитали уже в разных спальнях, пока не подвернулись эти два юнца с новенькими дипломами, которые буквально на фу-фу организовали «Ночной Фриско». Газетенка была даже не бульварная — панельная, но, черт побери, имела сбыт, хотя и шла только в розницу. А читали ее в основном воры, шлюхи, гостиничные швейцары и горничные и другой подобный народец с повышенной сентиментальностью и экзальтированностью. Не удивляйся, Керти: нет более сентиментального животного, чем бандит между двумя преступлениями. Моим ареалом в этой газетке был порт: в каждый номер я поставлял леденящие душу репортажи о драках, ограблениях, погонях. Главное было — показать бандитов ужас какими отчаянными, чтобы обыватель трясся по вечерам за тремя запорами. А девушки, естественно, должны быть нежными, верными и бескорыстными очень им это нравилось, особенно гостиничным горничным, у которых лифчик раздувается от чаевых. Ох и пил я тогда: надо же было смыть грязь с души. И частенько забегал к Лу Синю опрокинуть стаканчик и отдохнуть в тишине. В его заведении всегда был железный порядок. Не то чтобы подраться — голоса никто не повышал. Свою клиентуру Лу Синь держал строго.

Браун перекинул ногу через подлокотник кресла, отхлебнул виски. Поза была не из грациозных, он понимал это, зато удобная, а Кертис пусть думает что хочет. Льдинка, тоненько звякнув, скользнула по стенке бокала, приятно обожгла губы. Трубка лежала на столе, над ее чашечкой в виде лотоса то появлялся, то пропадал дымок. На ногах мягкие тапочки без задников, которые русские метко прозвали «Ни шагу назад». Максимум уюта, который может предоставить гостиница. Если бы еще не погода… Под такое настроение требуется зима с трескучими морозами и сугробами до подоконника, чтобы до самой селезенки пронизало тебя домашнее блаженство. А здесь за окном шевелилась, тягуче вздыхая, душная грозовая ночь. Тучи, проглотив звезды, тяжело придавили город. Впрочем, все это мираж: дождя не будет. Азия — она и есть Азия, ей ни в чем нельзя верить. Даже в погоде. А как было бы в жилу, чтобы хороший ливень разогнал эту гнетущую духоту. В такие ночи, нередкие в тропиках, Дика вдруг начинала подтачивать мысль даже не мысль, а ощущение, что он по ошибке попал не в тот мир. Где-то в своих скитаниях незаметно пересек временной барьер и очутился в параллельном пространстве, где все так же, как у нас, только есть крохотная разница, которую невозможно даже осмыслить — лишь ощущать. Но эта разница и делает окружающий мир чужим, холодным, враждебным. Потому и нет у него собственного дома, своей тихой гавани, где можно укрыться, переждать непогоду. И вынужден он быть всегда на виду, как в аквариуме, кочуя из гостиницы в гостиницу, меняя страны и континенты. А может, ничего он не меняет: сидит в одном и том же гостиничном номере, а за окном проплывают декорации… Он еще раз глотнул из бокала, чтобы прогнать холодок под сердцем.