Посредник - Лесли Хартли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчишки стайкой метнулись на поиски; пока они охотились за мячом, игроки разлеглись на травке; стоять остались только Тед с партнером и двое судей, будто победители на поле брани. Игра внезапно выдохлась: наступила минута полного расслабления. Наконец счастливчик торжествующе швырнул мяч в поле, и игра возобновилась, но шла теперь как-то расхлябанно, ненапряженно.
— Молодчина, Тед! — выкрикнул кто-то, когда он снова выбил мяч за линию.
Я смотрю на запись счета и не могу вспомнить, с какой минуты забеспокоился: а не скажутся ли щегольские выверты Теда на результате игры? Кажется, когда личный счет Теда перевалил за полсотни, я по-настоящему, до сердцебиения, взволновался.
Пятьдесят очков мистера Модсли имели совсем другую окраску, там был триумф хитрости, здесь — удачи, у Теда не чувствовалось воли к победе, даже простого желания победить. Я смутно понимал: за этим контрастом стоит нечто большее, чем столкновение между Холлом и деревней. Здесь была еще борьба между порядком и пренебрежением к закону, между приверженностью к обычаям и полным их игнорированием, между устойчивым положением в обществе и мятежными настроениями, между одним отношением к жизни и другим. Я знал, к какой группе принадлежу, и все же сидевший во мне предатель смотрел на вещи иначе, он хотел, чтобы личность победила в борьбе с группой, пусть даже эта группа — моя, чтобы Тед Берджес положил ее на обе лопатки. Но я не мог поделиться этими мыслями с окружающими, которые фланировали вокруг меня в тени павильонной веранды. Лица их чудесным образом расцвели, и сейчас они заключали пари, — кто все-таки выиграет? — лукаво поглядывая при этом на меня. Узрев рядом с Мариан свободное место, я протиснулся к ней и сказал:
— Здорово, правда?
Пожалуй, в этой фразе не было особого предательства по отношению к своим.
Она не ответила, и я повторил вопрос. Повернув голову, она кивнула, и тут я понял, почему она не отвечала, — боялась выдать себя. Глаза ее горели, на щеках играл румянец, губы дрожали. Я был ребенком, жил среди детей и научился распознавать подобные симптомы. Я не стал спрашивать себя, что они означают, но столь бурная реакция со стороны взрослого тотчас заразила меня, интерес к игре возрос — я не мог усидеть на месте, ибо всегда ерзал от возбуждения. Противоречие в моих чувствах еще больше углубилось: я боялся признаться себе — хотя с каждой минутой это становилось очевиднее, — что желаю победы противнику.
Упала еще одна калитка, потом еще одна; оставалось разрушить две, а деревенской команде требовалось набрать всего двадцать одно очко — и наш результат будет перекрыт. Когда появился новый отбивающий, зрители не проронили ни слова. Я услышал напутствие их капитана: «Чарли, пусть на мяч выходит он», и подумал — Теду вряд ли по душе такая тактика; он не выказывал желания брать игру на себя. Это был последний бросок в серии; новый отбивающий удержался, и Тед, стоя лицом к нам, приготовился отражать атаку.
В команде лорда Тримингема двое стояли на дальней позиции, крайний левый находился чуть правее павильона. Первый мяч Тед отбил прямо в нашу сторону. Я подумал: ну все, еще одна шестерка, однако траектория полета снизилась. При приближении к земле мяч словно набрал скорость. Полевой игрок рванулся прикрыть его рукой, но мяч отскочил рикошетом и с грозным свистом полетел на нас. Миссис Модсли, вскрикнув, подскочила с места, Мариан закрыла лицо руками, я набрал в легкие воздуха; после секундного замешательства и двух-трех быстрых вопросов стало ясно — мяч никого не задел. Обе дамы засмеялись — отделались легким испугом! — и попытались превратить все в шутку. Мяч, неожиданно маленький и безобидный, лежал у ног миссис Модсли. Я бросил его крайнему левому — оказалось, это один из наших садовников. Но он даже не взглянул в мою сторону. С искаженным от боли лицом он поддерживал правой рукой левую и осторожно поглаживал ее.
К нему уже шли лорд Тримингем и остальные игроки, он сделал несколько шагов им навстречу; показал поврежденную руку. Они чуть посовещались и, как я понял, что-то решили; одни вернулись к калитке, а лорд Тримингем с садовником направились к павильону.
В мозгу моем воцарилась сумятица, мелькали какие-то обрывки мыслей: игра окончена, садовник на всю жизнь останется калекой. Теда посадят в тюрьму. Вдруг раздался голос лорда Тримингема:
— У нас несчастный случай. Поллин вывихнул большой палец, так что придется выставлять запасного.
Даже тут я еще не понял, что речь идет обо мне.
С трясущимися коленями я поплелся за ним к центру площадки.
— Пришлось его заменить, — сказал он. — Пришлось заменить. Будем надеяться, что с ним ничего серьезного. Итак, Лео, ты встаешь слева от калитки. Работать тебе особенно не придется — почти все его мячи летят прямо. Но иногда он бьет крюком — тут ты должен смотреть в оба.
Что-то в этом роде; но я его почти не слышал, потому что нервная система пыталась приспособиться к моей новой роли. Только что был зрителем, и вот ты уже игрок — какое превращение!
Постыдно нервничая, я выполнил указание бросающего и пошел к своему месту. Наконец я ступил в «ведьмино кольцо»[20] и, как ни странно, почувствовал себя увереннее: вдруг это кольцо — волшебное и защитит меня? Два броска не дали результата. Постепенно я успокоился, и страх уступил место ликованию — я здесь не лишний и наравне со всеми играю в крикет, игру наших предков. Чувства мои обострились до крайности; когда Тед заработал «четверку», а с последнего броска в серии выбил еще четыре очка, я едва не захлопал вместе с болельщиками противника. Но тут же краем глаза увидел, что на демонстрационном щите появилась новая цифра и не посмел глянуть на нее — знал, что в запасе у нас осталось всего десять очков.
В следующую серию счет не изменился, но игра шла напряженная; новый отбивающий преграждал путь мячу, прижимал его к земле, ухитрялся гасить прямые броски и нижней частью тела работал куда проворнее верхней. Последний мяч, однако, он отразил на правую сторону и приготовился к новой серии бросков.
Но новая серия едва ли будет похожа на ту, в которой отличился Тед Берджес. Я видел, вышагивая по площадке: сейчас все пойдет иначе. Мяч взял лорд Тримингем и теперь спокойно перебрасывал его из одной руки в другую. Он велел кое-кому поменяться местами, и я со страхом ждал, что он выдворит меня из моего волшебного кольца; но в его планы это не входило.
Он как следует разбежался, подпрыгнул — но сильного броска не получилось; мяч завис, потом круто полетел вниз. Отбивающий взмахнул битой — и мяч взвился в воздух. Отбивающий и Тед кинулись каждый к своей линии, но добежать не успели — мяч уже прилип к рукам лорда Тримингема. В популярности нашего капитана сомневаться не приходилось — даже в такой критический момент игры болельщики наградили его щедрыми аплодисментами. Хлопки затихли, когда мальчик, менявший цифры, подошел к демонстрационному щиту. Он медленно, до тошноты медленно начал менять таблички. Но что это? Общий счет 9, калитки 1, последний игрок 135. Зрители засмеялись. Мальчик обернулся к щиту и уставился на свою работу. Под громкий смех он расставил цифры по местам.
Эта ошибка развлекла народ, но напряжение на поле не спало, наоборот, стало ясно, что нервишки шалят и у счетоводов. От поражения нас отделяло всего восемь очков — достаточно два раза выбить мяч за линию поля.
Отбивающий, уходя, перекинулся со сменщиком парой слов, оба согласно кивнули, а я тем временем пытался напоследок разобраться в своих чувствах. Но они окружили меня туманом, который издалека еще имеет какие-то очертания, а вблизи все сливается воедино, и мозг мой безнадежно завяз в этих густых и клубящихся испарениях. Однако общий смысл разворачивавшейся на площадке драмы был мне ясен еще и потому, что я шестым чувством улавливал другую драму — между бросающим и отбивающим. Противодействующие силы строились так: арендатор — землевладелец, простолюдин — лорд, деревня — поместье. И было что-то еще, связанное с Мариан, которая сидела возле павильона и смотрела на поле.
Зрителям что: хотят — подскакивают с мест, хотят — орут до хрипоты, мы же, игроки, были обязаны сохранять полнейшее спокойствие, и эта мысль придавала сил, наполняла меня гордостью. И, уж конечно, полное спокойствие было на лицах главных героев сражения — бросающего, который вонзил каблуки в землю, чтобы лучше оттолкнуться при разбеге, и Теда, чья взмокшая рубашка облепила спину.
Лорд Тримингем швырнул мяч по падающей траектории — обмануть отбивающего при отскоке, — но Тед не позволил мячу удариться о землю, он выбежал вперед и с лету запустил его к самой линии поля. Удар был лучше некуда, и я задрожал от восхищения, словно через меня пропустили электрический ток. Зрители закричали, заулюлюкали, и сомнениям моим внезапно пришел конец — я желал победы их команде, а не нашей. Я не думал о том, что для победы им нужно всего три очка, просто слышал ее ураганное приближение.