Один день, одна ночь - Татьяна Устинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где-то тоненько прозвенел серебряный колокольчик, капитан оглянулся в недоумении, открылась дверь темного дуба, и вошла секретарша с подносом в руках. Поднос был накрыт льняной салфеткой.
– Сюда, пожалуйста, Настюша!..
Произошло какое-то движение, послышался шум, Анна Иосифовна оглянулась, и следом за секретаршей с ее подносом в тихий кабинет ввалилась писательница Поливанова.
Капитан дернул «молнию» на папке.
– Анна Иосифовна, простите, что я без звонка! – издалека очень громко заговорила Маня. – Но я просто с ног сбилась! Во-первых, у нас в подъезде...
Тут она увидела Мишакова, как будто споткнулась и поправила на носу очки.
– Ну, видимо, вы уже знаете, что случилось у нас в подъезде! Здравствуйте еще раз, господин капитан.
– День добрый.
– Я очень рада тебя видеть, Манечка.
– И я вас, Анна Иосифовна.
– Капитан Мишаков как раз расспрашивает меня о нашем издательстве.
– А обо мне? – осведомилась Поливанова. – Расспрашивает? Вы ему рассказали, что я имею склонность умерщвлять людей с особой жестокостью?
– Маша говорит о своих романах, – пояснила Анна Иосифовна с некоторым неудовольствием. – Настюша, нам понадобится еще одна чашка. Манечка, садись в свое любимое кресло.
Мишакову показалось, что про «любимое кресло» было сказано с умыслом.
– Тебе чаю или кофе?..
– Кока-колы со льдом, огромный стакан, – заявила Поливанова и стала обмахиваться пятерней. – Льда как можно больше. Остатки высыплю себе за шиворот! Там такая жара, Анна Иосифовна!
– Могу себе представить. Почему ты не приезжаешь? Я столько раз звала вас с Алексом к себе за город! Ты бы купалась.
– Мы вас стесним, Анна Иосифовна.
– Нисколько. Ты прекрасно знаешь, что гостевой дом всегда пустует и к нему даже отдельный подъезд есть! Если уж вам не хочется вообще со мной встречаться.
Капитан каждое слово относил на свой счет, они для него и произносились, эти слова!.. Представление получалось высококлассное, прям как в театре!
Он сто лет не был в театре.
– Алекс сегодня не сможет заехать, – продолжала Поливанова как ни в чем не бывало. Вообще весь разговор велся так, как будто в кабинете нет никакого капитана Мишакова. – У нас с утра та-а-а-кие события! Все соседи сбежались, компетентные органы прибыли, а у нас вчера и сам Анатоль гостевал, и его жена, и еще журналисты. Спасибо, Насть! – Поливанова схватила с подноса запотевший от холода хрустальный стакан, хлебнула и зажмурилась от удовольствия.
Капитан сглотнул.
– Только для Маши и держу, – объяснила Анна Иосифовна. – Терпеть не могу эти ваши современные химические жидкости! Заливаете в себя невесть что, как в омыватель автомобиля! Нет ничего лучше нарзана!
– Анна Иосифовна! – простонала Маня. – Но кола-то вкуснее!
– Неправда. Настюша, принесите Сергею Петровичу тоже. Лед можно подать отдельно.
– Я вам, наверное, мешаю? – Поливанова сделала виноватое лицо, схватила с тарелки крохотный пирожок и запихнула в рот. – Я сейчас уеду. Анна Иосифовна, я что-то Кате Митрофановой не могу дозвониться. Мы с ней договаривались сегодня замечания к роману согласовать, но на работе ее нет, и к телефону она не подходит.
– С ней все в порядке, – уверила директриса, – я полагаю, она сама тебе позвонит, и волноваться не о чем.
– А где она есть-то?
– Угощайтесь, Сергей Петрович, – предложила Анна Иосифовна. Лицо у нее было – вот-вот расхохочется. – Пирожки с мясом, слоеные. А вот эти сладкие, с вишней. Ну, а эти с сыром и зеленью. Чай с чабрецом нам специально привозят из Азербайджана. Нет ничего лучше азербайджанской кухни, молодые люди!.. Когда вам доведется быть в Баку, непременно отведайте баранины, баклажанов в ореховом соусе, ну, и, конечно, кюфты! Правильно готовить кюфту умеют только в Азербайджане! А к чаю варенье из белой черешни и пахлава. И не нужно никаких тортов, уверяю вас!
– Но с ней все в порядке? Не с пахлавой, а с Митрофановой? – перебила писательница и засунула в рот еще один пирог. Подхватила белоснежную крохотную льняную салфеточку и смахнула крошки с пальцев.
– Манечка, с Катей все в порядке.
– Как-то вы подозрительно это говорите.
– У вас что, сотрудница пропала? – спросил капитан, косясь на пирожки, чашки, серебряные тарелочки и прочий буржуазный разврат. Колу он уже всю выпил, и ему хотелось еще.
Вот ведь как расследование продвигается! Весь день он только и делает, что столуется в разных местах.
– У нас все на месте, – твердо сказала Анна Иосифовна.
– Мне просто нужно замечания согласовать! – встряла Поливанова. – Вообще-то Митрофанова с авторами не работает, но после того, как мой прошлый редактор Саша Стрешнев оказался...
– Манечка, совершенно неважно, кем именно оказался редактор Стрешнев, – перебила Анна Иосифовна. – Его уже давно нет в издательстве!
– Это я, я! – опять вступила Поливанова. – Я уговорила Анну Иосифовну, чтобы Катька работала со мной. Вы знаете, для любого автора редактор – это друг, товарищ и брат! Я с чужим человеком работать не могу. И они согласились. Да, Анна Иосифовна? А куда им деваться? Я приставала, вот и пришлось не нового человека искать, а старую Митрофанову мне в редакторы определить.
– Манечка, все эти подробности для капитана утомительны, я думаю. У нас в издательстве большое количество сотрудников, и рассказывать о каждом не имеет смысла.
– А в вашем отделе кадров могли сохраниться координаты вашего бывшего сотрудника Артема Гудкова?..
Возникла мгновенная и явственная тишина, как будто актеры на сцене в самый неподходящий момент забыли реплики, а недоумевающий зрительный зал ждет продолжения.
– Вряд ли, – уронила Анна Иосифовна. – Он никогда не состоял в штате. Впрочем, это легко проверить.
Она подошла к другому столу, поменьше, с наборной крышкой, чернильным прибором и канделябром с настоящими свечами, и, не садясь, нажала кнопку на ультрасовременном телефонном аппарате. Аппарат загудел.
Капитан подумал, что это странно. Такой телефон должен быть припрятан в ларце Марии Медичи, чтоб не портить антураж! Чего же он просто так на столе стоит, как у всех нормальных людей!
– Павел Иванович, – сказала директриса, когда аппарат отозвался сытым голосом, – добрый день. Посмотрите, нет ли у нас координат некоего Артема Гудкова? Он несколько лет назад был у нас на испытательном сроке, но работать не остался.
– А в каком подразделении, не напомните?
– В пресс-службе.
Маня Поливанова взглянула на Сергея Мишакова и пожала плечами.
– Нет, к сожалению, никаких следов, Анна Иосифовна. Извините.
– Ничего страшного, спасибо.
Директриса нажала кнопку и развела руками – ничем, мол, не могу помочь, дорогой капитан.
Бриллианты опять полыхнули.
– Я, пожалуй, поеду, – сказала Поливанова задумчиво. – Если, конечно, Кати сегодня на работе не будет.
– Она будет завтра, – уверила Анна Иосифовна. – У нее просто отгул.
– Отгул у Митрофановой?! – вскричала Маня. – Это все равно что у меня занятия йогой! Быть такого не может!
– Манечка, – Анна Иосифовна подошла к ней, положила руку на плечо и заглянула в лицо. – Ты совершенно напрасно обременяешь нашими внутренними делами... посторонних.
Поливанова моментально стушевалась и кивнула, как школьница, катавшаяся по перилам в момент прибытия комиссии из района и пойманная за косу непосредственно ее председателем.
Лицо у нее стало виноватым, она поднялась, высоченная, как гренадер, и подняла с пола потрепанный портфель.
– До свидания, Анна Иосифовна.
Капитан догнал ее, когда она садилась в машину.
– Что такое? – спросила Маня, когда он, громко топая, подбежал к ней. – Теперь вас выставила Анна Иосифовна? Взашей?
– Меня никто не выставлял!
– А почему вы опять несетесь, как сумасшедший?
– А почему ваша директриса так всполошилась из-за Гудкова?
Маня неторопливо уселась за руль, постучала по нему пальцами и задумчиво посмотрела на Мишакова снизу вверх:
– Она всполошилась?
Тот кивнул.
– Садитесь, – предложила Поливанова. – Я вас подвезу. Или вы на машине?
Машину свою капитан бросил возле дома писательницы, решив, что на метро доберется быстрее, и не просчитался.
– Куда везти-то? – осведомилась Маня, когда он захлопнул за собой дверь. – На Петровку, тридцать восемь?
– Что такого сделал Гудков, если ваша директриса спустя столько лет его боится?
– Ну-у-у, ничего особенного он не сделал, и вовсе она не боится...
Маня помахала рукой охраннику, вышедшему из будочки, чтобы проводить ее.
Все любят, подумал Мишаков с внезапным раздражением, все обожают!.. А она врет. Она только и делает, что врет.
– Понимаете, – она вздохнула, колыхнулся ее выдающийся бюст под тонкой маечкой, капитан покосился и быстро отвел глаза, – Артем очень неудобный человек. Для всех. Не только для коллег, для близких тоже! Я же вам говорила, он правдоискатель и революционер. Да здравствует бунт ради бунта! Только в буре есть покой. Куда вас везти-то, правда?