Долина Колокольчиков - Антонина Крейн

– Та подпись точно принадлежала Хеголе. – Берти побарабанил пальцами по подбородку. – И по ощущениям заклинанию точно не меньше трёхсот лет. Но при этом три века – это слишком долгий срок жизни даже для шолоховцев вроде тебя, что уж говорить о норшвайнцах… Сомневаюсь, что подобный результат Хеголе могли подарить зарядка по утрам и свежие овощи каждый день[3].

– А что, если он стал призраком? – Я, размышляя, грызла сорванную травинку. – Желание однажды всё-таки спасти свою деревню могло якорем привязать его к сундуку.

– Вот именно: будь он призраком, он бы ошивался где-то рядом. И прилетел бы в башню в тот самый момент, когда я посмел коснуться его сокровища. Однако пусть у нас пока и нет гипотез о случившемся, я уже до пепла доволен, Тинави. Ведь теперь мы знаем, что личность Хеголы Тоффа, его искра – где-то здесь… Всё ещё в нашем мире, – широко улыбнулся Голден-Халла. – А значит, ещё ничего не кончено. Его история продолжается.

Я кивнула и тоже хотела улыбнуться, а потом поняла, что и так улыбаюсь – уже несколько минут подряд, с самого начала диалога. Вот прах. Моя надежда на лучшее всегда бежит впереди меня… Не обжечься бы однажды.

– Кстати, про искры! – переключился Берти. – Получается, в Асулене ты с помощью монетки почувствовала искру сольвегги? А на Хеголу это не сработает?

– Не-а. Заговор, который я читала, не показывает конкретные искры или, скажем, где чья. Он просто обозначает местоположение всех обладателей искры на небольшом расстоянии вокруг тебя. Его придумали целители-шэрхен в позапрошлом тысячелетии, когда на острове Рэй-Шнарр бушевала чума, и они перед тем, как входить в деревни, должны были понять, сколько впереди живых, а сколько – нежити, у которой искра зелёного цвета…

– Ого, – Голден-Халла присвистнул. – А почему ты не можешь использовать обычные заклинания?

– Потому что заклинания работают с энергией бытия унни[4], – объяснила я. – А у меня нет возможности взаимодействовать с ней – так уж вышло. Это долгая история, изобилующая словами «жертва», «дерзость» и «наказание»… Но в мире существует небольшое количество жутко древних заговоров, ритуалов и обрядов, чьё действие направлено не на энергию, а напрямую на искры. В прошлом году у меня появился наставник. И вот мы с ним выяснили, что при должной подготовке я могу применять эти ритуалы, представляешь? Ведь с искрами у меня всё хорошо! И в принципе кто угодно ещё тоже может их использовать – если как следует разовьёт свою чувствительность, дисциплину, концентрацию, подучит необходимое количество языков и…

– Кто угодно не сможет, – перебил-резюмировал Берти.

Я рассмеялась:

– Пожалуй, самое сложное в этих ритуалах – найти их и восстановить изначальный смысл, который часто бывает утерян или искажён с течением времени. Из-за того, что в целом подобные обряды гораздо менее удобны, чем заклинания, они быстро предавались забвению. Вот я и ищу их: везде – в книгах, в легендах, в песнях… Дело идёт медленно, конечно. Но мне нравится! – закончила я.

– Круто, – восхитился Берти. – Я знаю ещё одного человека, кому бы точно понравилось.

– Дай догадаюсь: Морган?

– О, прах, я что, становлюсь предсказуемым?

Мы вброд перешли небольшую звенящую реку и жадно смели с прибрежных кустов чернику, заставив какого-то оленя грустно орать в отдалении: «Грабят!» Теперь в лесу уже по-настоящему стемнело. Я порадовалась, что бросила в сумку свой маленький аквариум с травой осомой[5].

Его зеленоватый свет, проснувшиеся в траве светлячки… Всё было очень даже неплохо до тех пор, пока в роще вдруг не поднялся сильный ветер, швырнувший мне в лицо горсть благоухающих фиалок.

А затем пошёл снег. Посреди летней рощи.

Снег – и всё те же фиалки, падающие откуда-то сверху. Ветер набирал силу, закручивался спиралями, раздувая наши с Берти рубахи; вихри из цветов и льдинок так и норовили оцарапать лица; вдалеке послышалась призрачная мелодия скрипки, а по стволам деревьев стремительно поползла кружевная изморозь…

– Пепел! А я говорил! – Берти экспрессивно шлёпнул ладонью о лицо. – Удача, ну ты чего?! Тинави хорошая, Тинави тебе не соперница, а ну-ка быстренько передумай, прекрасная моя!..

– Поздно, – траурно сообщила я, хватая сыщика за рукав и кидаясь в гущу деревьев.

– Нет, не поздно! – неожиданно воспротивился он. – Нам ещё может повезти с укрытием! – и сам поднажал, вырываясь вперёд, таща уже меня на прицепе и продолжая что-то там убедительно бормотать.

Мы мчались, не разбирая дороги, а лес вокруг всё глубже затягивало в колдовскую фиалково-снежную бурю…

Это был Искристый Перепляс.

Магическое бесчинство, которое устраивает альва по имени Фиона, она же ледяная леди с лавандовыми глазами, бездушная хозяйка аметистовой звезды. Могущественная сущность в облике прекрасной дамы, которая, в отличие от владыки горных дорог Силля, не тратит своё бессмертие на миленькую человеческую жизнь в деревне, нет…

Леди Фиона любит танцы. Любит надрывный плач скрипок, цветы и лёд. Она живёт на пике Совермор со своими слугами-мертвецами и спускается оттуда, чтобы убийственно-красивым вихрем пройтись по Седым горам. Каждый, кто попадает на её сказочный бал – погибает и присоединяется к аметистовому двору.

Говорят, в ночи Искристого Перепляса в дома норшвайнцев нередко стучат их погибшие возлюбленные, просят выйти, попрощаться как следует, раз уж есть возможность. Или же открытым текстом предлагают провести вместе вечность в чертогах ледяной леди – всего один танец, один лёгкий укол холода, подаренная фиалка, и мы будем свободны, сегодня и всегда.

Некоторые соглашаются, даже если заранее готовились к такому визиту, часами репетировали твёрдое «нет». Их можно понять. Мало кто, встретившись с настоящим искушением, ведёт себя так, как рассчитывал, размышляя о нём в безопасности.

Наутро после бала места, где прошёл Перепляс, становятся такими же, как и прежде – Фиона милостива к природе. Но те, кто станцевал при дворе леди, уже никогда не возвращаются домой.

Мы с Берти неслись изо всех сил, а побелевшие дубы тянули к нам свои ветви-когти, пытались остановить… Вскоре колдовская тьма стала настолько густой, а ветер – яростным, что нельзя было больше и шагу сделать – острые ветки будто намеренно пытались выколоть нам глаза и невидимые овраги бросались под ноги.

Берти вдруг остановился и шлёпнул себя по лбу.

– Я совсем забыл, что Морган дал мне артефакт на подобный случай! – шаря по карманам, пытался перекричать вой ветра Голден-Халла. – Вот! Он приведёт нас к ближайшему жилому дому. Будем использовать?

На ладони Берти лежал стеклянный шарик, который деликатно светился рубиновым цветом и в чьей глубине шевелилось и будто вздыхало золотое сияние.