Священная книга оборотня - Виктор Пелевин

Превращаясь в волка, Александр терял способность разговаривать. Но он понимал все, что слышал, — хотя, конечно, у меня не было гарантии, что его волчье понимание тождественно человеческому. Остававшихся у него коммуникативных способностей не хватало на передачу сложных движений души, но он мог ответить утвердительно или отрицательно. «Да» означал глухой короткий рык:

— Р-р-р!

А «нет» он передавал звуком, похожим на нечто среднее между воем и зевком:

— У-у-у!

Меня немного смешило это «у-у-у» — примерно так же скулит в жару собака, запертая хозяевами на балконе. Но я не стала говорить ему о своем наблюдении.

Его руки делались похожи не на волчьи лапы, а скорее на фантастические конечности кинематографического марсианина. Я не могла поверить, что эти клешни способны на нежное прикосновение, хотя знала это по опыту.

Поэтому, когда он положил их на кожу моего живота, мне, как всегда, стало не по себе.

— Чего ты хочешь, серенький? — спросила я. — Мне лечь на бок?

— У-у-у!

— На животик?

— У-у-у!

— Встать на коленки?

— Р-р-р!

— Хорошо, только осторожно. Ладно?

— Р-р-рррррр-р!

Я была не до конца уверена, что это последнее «ррр» означало «да», а не просто «ррр», но тем не менее сделала то, что он просил. И тут же пожалела: он взял меня лапой за хвост.

— Эй, — сказала я, — отпусти, волчище!

— У-у-у!

— Правда, отпусти, — повторила я жалобно.

— У-у-у!

И тут произошло то, чего я боялась больше всего, — он потянул меня за хвост. Не сильно, но достаточно ощутимо для того, чтобы мне вдруг вспомнился сикх из «Националя». А когда он дернул меня за хвост чуть резче, мне стало так стыдно за свою роль в судьбе этого человека, что я всхлипнула.

Александр не дергал меня за хвост специально. Он просто держал его, причем довольно нежно. Но удары его бедер толкали мое тело вперед, и результат был таким же, как если бы он пытался выдрать хвост у меня из спины. Я напрягла все мышцы, но моих сил не хватало. С каждым рывком мою душу заливали волны непереносимого стыда. Но самым ужасным было то, что стыд не просто жег мое сердце, а смешивался в одно целое с удовольствием, которое я получала от происходящего.

Это было нечто невообразимое — поистине по ту сторону добра и зла. Только теперь я поняла, в каких роковых безднах блуждал Де Сад, всегда казавшийся мне смешным и напыщенным. Нет, он вовсе не был нелеп — просто он не мог найти верных слов, чтобы передать природу своего кошмара. И я знала, почему — таких слов в человеческом языке не было.

— Прекрати, — прошептала я сквозь слезы.

— У-у-у!

Но в душе я не знала, чего я хочу — чтобы он прекратил или чтобы продолжил.

— Перестань, — повторила я, задыхаясь, — пожалуйста!

— У-у-у!

— Ты хочешь меня убить?

— Р-р-р!

Я больше не могла сдерживаться и зарыдала. Но это были слезы наслаждения, чудовищного, стыдного — и слишком захватывающего, чтобы от него можно было отказаться добровольно. Вскоре я потеряла представление о происходящем — возможно, и сознание тоже. Следующим, что я помню, был склонившийся надо мной Александр, уже в человеческой ипостаси. Он выглядел растерянным.

— Я сделал тебе больно?

Я кивнула.

— Извини…

— Обещай мне одну вещь, — прошептала я. — Обещай, что ты больше никогда не будешь дергать меня за хвост. Никогда, слышишь?

— Слово офицера, — сказал он и положил ладонь на орденскую планку. — Тебе было плохо?

— Мне было стыдно, — прошептала я. — Ты знаешь, я в жизни сделала много такого, о чем мне не хочется вспоминать. Я причинила много зла людям…

Его лицо вдруг стало серьезным.

— Не надо, — сказал он. — Прошу тебя, не надо. Не сейчас.

Мы, лисы, увлекаемся охотой на английских аристократов и кур. На английских аристократов мы охотимся потому, что английские аристократы охотятся на нас, и это своего рода дело чести. А на кур мы охотимся для души. У каждой разновидности охоты есть свои горячие сторонницы, которые готовы до хрипоты защищать свой выбор. С моей точки зрения, охота на кур имеет несколько серьезных преимуществ:

1) охота на английских аристократов — источник дурной кармы, приобретаемой убийством даже самого бесполезного человека. От кур же карма не особо тяжелая.

2) для охоты на аристократов надо выезжать в Европу (хотя некоторые считают, что лучшее место для этого — трансатлантический лайнер). На кур можно охотиться где угодно.

3) при охоте на английских аристократов с лисами не бывает физических изменений. А при охоте на кур с нами происходит нечто отдаленно похожее на трансформацию волка-оборотня — мы на время уподобляемся своим диким сородичам.

Я уже много лет не охочусь на английских аристократов и совершенно об этом не жалею. А вот куриной охотой увлекаюсь до сих пор.

Трудно объяснить постороннему, что такое куриная охота. Когда, сбрасывая одежду и обувь, яростно отталкиваешься тремя лапами от земли, а четвертой прижимаешь курочку к груди, ее сердечко бьется в унисон с твоим, и размытые от скорости зигзаги пути свободно пролетают сквозь пустое сознание. В такую минуту ясно видишь, что и ты, и курочка, и даже крикливые преследователи — на самом деле части одного непостижимого целого, которое надевает маски и играет в прятки само с собой… Хочется верить, что и курочка постигает то же самое. А если нет, то придет жизнь, когда она обязательно, обязательно поймет!

Вот основные принципы куриной охоты:

1) приближаться к курятнику надо в облике роскошной светской мальвины — в вечернем платье, на высоких каблуках-шпильках. Одежда должна максимально стеснять движения и ассоциироваться с гламурными журналами.

2) следует привлечь к себе внимание хозяев курятника — они обязательно должны видеть, как изысканная гостья крадет курицу.

3) убегать от взбешенных преследователей надо не слишком быстро, но и не слишком медленно — главная задача охоты в том, чтобы как можно дольше поддерживать в них уверенность, что они в состоянии нагнать воровку.

4) когда у преследователей не остается сил для дальнейшей погони (а также в тех случаях, когда с ними случается шок от происходящей на их глазах трансформации), следует особым щелчком хвоста стереть у них память о случившемся и отпустить курочку на свободу.

Последнее дополнение я ввела сама. Только не спрашивайте меня, что курочка сделает с этой свободой. Не сворачивать же ей, в самом деле, шею. Конечно, бывает иной раз, что курочка уснет во время погони. Но разве лучше для ее эволюции было бы завершить эту жизнь в мещанском супе?

Некоторые из нас распространяют ту же логику на английских аристократов, но я с этим не согласна — теоретически любой английский аристократ может в этой жизни стать Буддой, и нельзя лишать его такого шанса ради пустой забавы.

Охота на аристократов — на девяносто процентов нудное социальное упражнение, мало отличающееся от официального чаепития. Но иногда самые отмороженные из моих сестер, с которыми я не желаю иметь ничего общего, собираются в стаю и устраивают облавы, во время которых с жизнью прощается сразу много английских аристократов. Тогда происходящее делается довольно живописным, а сопутствующую галлюцинацию может переживать одновременно много тысяч человек — о чем дает представление история «Титаника» или так называемая битва при Ватерлоо. Но самые шокирующие подробности остаются скрыты от публики.

Я догадываюсь, что трудно поверить в возможность таких устрашающих массовых обманов, но дело здесь вот в чем: когда одну и ту же галлюцинацию одновременно наводит несколько лис, ее сила увеличивается пропорционально кубу их количества. То есть одно и то же внушение, одновременно производимое тремя лисами, будет по силе почти в тридцать раз сильнее наваждения, которое создаст любая из них в одиночестве. Это достигается с помощью тайных методик и практик — сначала лисы учатся вместе представлять себе предмет, который они перед этим видели, потом предмет, которого они не видели, потом заставляют других воспринимать предметы, которых не существует, и так далее. Сложная техника, и обучение ей занимает несколько столетий. Но если владеющих ею лис соберется десять или двадцать… Понятно, на что они способны.

Кто-то может спросить, почему в таком случае лисы до сих пор не правят этим миром. Причин две:

1) лисы не так глупы, чтобы брать на себя эту ношу.

2) лисы очень эгоистичны и не в состоянии на долгий срок договориться друг с другом о чем-нибудь, кроме совместной охоты на английских аристократов.

Сейчас у людей много новых средств слежения и контроля, поэтому лисы избегают вмешиваться в человеческую историю и решают проблему проще. На севере Англии есть несколько частных замков, где аристократов от лучших производителей разводят и воспитывают специально для лисьей охоты — выход небольшой, но качество превосходное. Похожие питомники есть в Аргентине и Парагвае, но условия там жуткие, и английские аристократы, которых там массово выводят на основе искусственного осеменения (с клонированием пока ничего не вышло), годятся только для вертолетного сафари: они говорят как гаучо, ведрами пьют текилу, с трех раз не могут нарисовать свое генеалогическое дерево и перед смертью просят завести им песню «Un Hombre», посвященную Че Геваре. Видимо, хоть на несколько минут тянет ощутить себя портфельным инвестором.