Священная книга оборотня - Виктор Пелевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Правда ли, что террористу в голову вмонтированы провода?
— Никаких комментариев.
На экране появился Аслан Удоев. Он шел по больничному коридору, недружелюбно косясь в камеру и держась рукой за перебинтованный лоб.
Дальше заговорили о женитьбе какого-то футболиста.
Я выключила телевизор и несколько минут сидела в прострации, пытаясь думать. Думалось трудно — я была в шоке. Мне представилось возможное будущее: спецклиника, операция по зомбированию, вмонтированный в голову командный кабель (я вспомнила проводок телесного цвета в ухе охранника из «Националя»). Ну а потом — задание. Например, с миной на спине под танк — как героическая овчарка военных лет… Нет, сейчас танки уже неактуальны. Скажем, под желтый «Хаммер» на Пятой авеню. Этот вариант был живописнее, но нравился мне не намного больше. Как говорится, same shite different шекспировед…
Уехать? Это можно было сделать — фальшивый загранпаспорт у меня имелся. Но куда? Таиланд? Лондон? Скорей уж Лондон… Я давно собиралась написать письмо И Хули, но все не доходили руки. Теперь появился хороший повод. Я села за компьютер и сосредоточилась, вспоминая все, что хотела за последнее время ей сказать. Потом я начала печатать:
«Здравствуй, рыжик.
Как ты? Все та же озорная улыбка и горы трупов за спиной?:)))) Будь осторожна. Впрочем, ты самая осторожная из нас всех, так что не мне тебя учить.
Недавно я получила письмо от сестрички Е, у которой ты была в гостях. Как я завидую ее небогатой, но чистой и счастливой жизни! Она жалуется, что устает от работы. Это, наверно, блаженная усталость — как у крестьянина после дня работы в поле. От такой усталости заживают душевные раны и забываются скорби — именно за ней гнался по пашне Лев Толстой со своим плугом. В городе устаешь по-другому. Знаешь, есть такие лошади, которые ходят вокруг колодца, качая воду. Мы с тобой, если вдуматься, скотина такого же рода. Разница в том, что колодезная лошадь отгоняет хвостом слепней, которые кормятся на ней, а мы с тобой пользуемся хвостом, чтобы приманить слепней, которые кормят нас. Кроме того, лошадь приносит людям пользу. А мы… Скажем так, люди приносят пользу нам. Но я знаю, ты терпеть не можешь морализаторства.
Е Хули написала, что у тебя новый муж-лорд. Ты хоть ведешь им счет? Вот бы взглянуть хоть одним глазком, пока есть на что:)))) По ее словам, тебя в последнее время всерьез занимает тема сверхоборотня. Да и меня ты расспрашивала про разрушенный храм явно не просто так.
Действительно, в пророчестве о сверхоборотне говорится, что он появится в городе, где будет восстановлен храм, от которого не осталось камня на камне. Но предсказанию около двух тысяч лет, а тогда в ходу были уподобления и аллегории, и все важное высказывалось только иносказательно. Пророчество составлено на языке внутренней алхимии — „город“ означает душу, а „разрушенный и восстановленный храм“ означает сердце, которое попало под власть зла, а потом вернулось к добру. Пожалуйста, не ищи в этих словах никакого другого смысла.
Решусь сделать одно предположение — только, пожалуйста, не обижайся. Ты уже долго живешь на Западе, и христианская мифологема незаметно дала росток в твоем уме. Подумай сама: ты ждешь, что придет некий сверхоборотень, искупит лисьи грехи и сделает наши души чистыми, как в самом начале времен. Послушай. К нам, оборотням, никогда не придет мессия. Но каждый из нас может изменить себя, выйдя за собственные пределы. В этом и смысл выражения „сверх оборотень“ — тот, кто вышел за свои границы, превзошел себя. Сверхоборотень приходит не с Востока и не с Запада, он появляется изнутри. Это и есть искупление. А путь, который ведет к нему, только один. Да, те самые прописи, от которых тебя тошнит:
1) милосердие;
2) непричинение зла слабым этого мира, животным и людям — хотя бы тогда, когда можно этого избежать;
3) самое главное, стремление понять свою природу.
Если сказать совсем коротко, словами Ницше (чуть приспособленными к нашему случаю), то секрет прост — преодолей звериное! В том, что человеческое ты уже преодолела, сомнений у меня нет:)))
Вспомни уроки медитации, которые ты брала у учителя с Желтой Горы. Поверь, за тысячу с лишним лет, которые прошли с тех времен, не придумали ничего лучше. Атомная бомба, одеколон Гуччи, презерватив с ребристой насечкой, новости CNN, полеты на Марс — все эти пестрые чудеса даже не коснулись тех весов, на которых взвешивается суть мира. Поэтому вернись к практике, и всего через сотню-другую лет тебе не нужен будет никакой сверхоборотень. Если я утомила тебя, извини — но я искренне думала о твоем благе, когда писала эти строки.
Теперь о главном. Дела у меня в последние годы идут неважно. Раньше основной заработок давал один финансист-педофил, который был уверен, что ходит под статьей. Школьный ранец, дневник с тройками — ты понимаешь. Он был сентиментален — ждал встречи, трясся при звуке сирены. Противный, да. Зато я ходила на работу только раз в месяц. А потом его разбил паралич, и мне пришлось искать новые варианты. Больше года основной точкой у меня была гостиница „Националь“. Но там возникли серьезные сложности, когда один клиент соскочил с хвоста. А теперь проблемы обступили со всех сторон. Не уверена, что ты сможешь понять их — слишком сильна русская специфика. Но они очень-очень серьезные.
Догадываюсь, что тебе не до чужих бед. Но все же хочу попросить твоего совета и, возможно, участия. Не перебраться ли мне в Англию? Я уверена, что уживусь среди англичан — них немало повидала в „Национале“, и они кажутся мне вполне приличным народом. Фунты мне дают часто, так что культурного шока со мной не случится. Напиши поскорее, нет ли в Лондоне спокойного места для А Хули?
Люблю и помню,
твоя А».Как только я послала письмо, зазвонил мобильный. Номер не определился, и мое сердце екнуло в груди. Я догадалась, кто это, еще до того, как услышала голос в трубке.
— Здравствуй, — сказал Александр. — Ты сказала «три дня», но это слишком долго. Могу я увидеть тебя завтра? Хотя бы на пять минут?
— Можешь, — сказала я прежде, чем успела подумать.
— Тогда я пришлю Михалыча. Он позвонит. Целую.
*Дверь лифта открылась, и мы с Михалычем вошли в пентхаус. Александр в своей генеральской форме сидел в кресле и смотрел телевизор. Он повернулся к нам, но заговорил не со мной.
— Что, Михалыч, опять ваши обосрались? — спросил он весело и кивнул на длинную жидкокристаллическую панель, показывавшую сразу два канала — по одной половине экрана бегали белые и красные футболисты, а на другой что-то бубнил в темно-фиолетовую бороду похожий на Карабаса Аслан Удоев с пластырем на лбу.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант, — ответил Михалыч смущенно. — Как есть обосрались всем отделом.
— Не выражайся при девушке.
— Так точно.
— А что случилось?
— Да непонятно. Непредвиденные помехи. Кажется, сигнал точного времени наложился.
— Ну как обычно, — сказал Александр. — Как какая хуйня случается, все на технический отдел валят.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
— Не жалко исполнителя?
Михалыч махнул рукой.
— Таких шекспироведов у нас до хрена, товарищ генерал-лейтенант. Шекспиров чего-то не видать.
— Я же тебе ясно сказал, Михалыч, — не ругайся.
Михалыч покосился на меня.
— Так точно. Подготовить справку?
— Не надо справку. Не мое это дело, пусть те, кто затевал, расхлебывают. Я бумаг не люблю. На бумаге оно всегда хорошо выходит, а в жизни, — Александр кивнул на экран, — сам видишь.
— Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
— Можешь идти.
Дождавшись, пока за Михалычем закроется дверь, Александр встал из кресла и подошел ко мне. Я догадалась, что он не хотел проявлять чувств при подчиненном, но все равно притворилась обиженной и, когда он коснулся рукой моего плеча, отстранилась.
— Мог бы сначала со мной поздороваться. А потом уже с этим хреном про футбол трепаться. И вообще, выключи телевизор!
На экране уже не было Удоева — вместо него там появился продвинутый молодой человек с самокатом-трайком. Он задорно закричал:
— Сегодня зажигаем вместе с молодежной командой «Мальборо»!
И тут же погас.
— Извини, — сказал Александр, кидая пульт обратно на журнальный столик. — Здравствуй.
— И потом, что у тебя за язык. Как у пьяного слесаря.
— У меня? — спросил он и показал мне язык. — У пьяного слесаря такой?
Я улыбнулась. Несколько секунд мы молча глядели друг на друга.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Уже лучше, спасибо.