Я - телепат - Вольф Мессинг

— Не волнуйтесь, пани. Ваш брат жив. У него были трудные дни, сейчас стало легче. Вы получите от него письмо на тринадцатый день, считая сегодняшний.

— Это будет первая весточка от него за два года.

— Потом он будет Вам писать чаще.

Женщина ушла от меня и, как водится, рассказала обо всем соседям. Пошла молва. Дошла до газетчиков. Начался спор в печати: ошибся Мессннг или нет? В общем, на тринадцатый предсказанный мной день в этом местечке собрались корреспонденты чуть не всех польских газет. Письмо из далекой Филадельфии пришло с вечерним поездом.

Об этом факте много писали польские газеты. И до того, как он свершился, — в течение роковых "тринадцати дней" — и после. Это была одна из "сенсаций".

Второй случай произошел несколько лет назад. Я показывал свои "Психологические опыты" в редакции одной газеты. После сеанса меня пригласили в кабинет главного редактора. Присутствовало человек 10 журналистов.

Разговор зашел о возможностях телепатин. Кто-то выразил сомнение в моих возможностях. Слегка возбужденный после только что окончившегося сеанса, еще не вошедший в "нормальное состояние", да еще подзадоренный разговором, я сказал:

— Хорошо! Я вам дам возможность убедиться в силе телепатии. Вы все журналисты. Возьмите свои блокноты.

Одни с интересом, другие со скептической улыбкой, но блокноты вытащили все. Те, у кого блокнотов не оказалось, взяли чистые листы бумаги со стола главного редактора. Вооружились вечными перьями…

— Теперь пишите, — скомандовал я весело, — сегодня — пятое июня… Между двадцатым и двадцать пятым июня… Простите, как Ваша фамилия? — обратился я к одному из присутствующих.

— Иванов Иван Иванович, — с готовностью ответил он.

— Так вот, между двадцатым и двадцать пятым июня Вы, Иванов, получите очень крупное повышение по служебной линии. Новое назначение. У меня просьба ко всем: когда это случится, позвоните мне. Все записали? Ну, вот, через несколько недель — и выясните, прав я был или нет.

Двадцать второго числа мне позвонили в разное время четыре человека. Иванова назначили главным редактором одной из крупнейших газет.

Свидетели этого случая все живы и, я думаю, все помнят этот день — пятого июня. Только фамилию Иванова не ищите в списках главных редакторов: я не знаю, будет ли ему приятно широкое обнародование этого случая, и поэтому не назвал ни редакции газеты, ни его настоящей фамилии.

Не надо спрашивать, как мне это удалось. Скажу честно и откровенно: не знаю сам. Точно так же, как не знаю механизма телепатии. Могу сказать вот что: обычно, когда мне задают конкретный вопрос о судьбе того или иного человека, о том, случится или нет то или иное событие, я должен упрямо думать, спрашивать себя: случится или не случится? И через некоторое время возникает убежденность: да, случится, или не случится. Вероятно многие невольно подумают: Мессннг вступает в противоречие с материалистическим пониманием мира. Но посмеем высказать несколько соображений.

Во-первых, как материалист, я не могу даже на йоту предположить, что в этой моей способности есть хоть крупица чего-то непознаваемого, чего-то сверхъестественного.

Во-вторых, я убежден, что это свойство со временем найдет свое материалистическое объяснение. Кстати, два приведенных мною случая могут быть объяснены особым проявлением телепатических способностей. Возможно, как раз в тот миг, когда я смотрел на карточку брата женщины, пришедшей ко мне, он писал своей сестре письмо и высчитывал, что только через тринадцать дней она его получит. Эту мысль и «принял» тогда мой мозг. Точно так же где-то в высших инстанциях в те часы, когда я сидел в редакции газеты, решался вопрос о назначении Иванова. А я «услышал» об этом и сообщил журналистам. Но в эту гипотезу не ложатся, вижу сам, многие другие факты.

Лучше всего я чувствую судьбу человека, которого встречаю первый раз в жизни. Или даже не вижу его совсем, только держу какой-либо принадлежащий ему предмет, а рядом думает о нем его родственник или близкий человек.

Рассказанный мною эпизод о польском эмигранте относится именно к числу таких случаев: я держал в руке его карточку, а рядом сидела и думала его сестра.

Перебирая в памяти сотни подобных случаев, не могу не остановиться на единственном ошибочном. Впрочем, не совсем ошибочном. Дело было опять-таки еще в Польше. Ко мне пришла совсем немолодая женщина. Седые волосы. Усталое доброе лицо. Села передо мной и заплакала:

— Сын… Два месяца ни слуху, ни духу. Что с ним?

— Дайте мне его фото, какой-нибудь предмет сына. Может быть, у Вас есть его письма?

Женщина достала синий казенный конверт, протянула мне. Я извлек из него написанный листок бумаги с пятнами расплывшихся чернил. Видно, много слез пролила за последние два месяца любящая мать над этим листком линованной бумаги.

Мне вовсе не обязательно в таких случаях читать, но все же я прочитал обращение "Дорогая мама!.." и конец "твой сын Владик". Сосредоточился. И вижу, убежденно вижу, что человек, написавший эти страницы, мертв. Оборачиваюсь к женщине:

— Пани, будьте тверды. Будьте мужественны. У Вас много еще дела в жизни. Вспомните о своей дочери. Она ждет ребенка — Вашего внука. Ведь она без Вас не сумеет вырастить его.

Я было забыл уже об этом случае: в день со мной разговаривали, просили моей помощи, советовались три-четыре человека. И в этом калейдоскопе лиц затерялось усталое доброе лицо, тоскующие глаза матери, потерявшей сына. И, конечно же, сейчас я не смог бы вспомнить о ней, если бы не продолжение этой истории.

Месяца через полтора получаю телеграмму: "Срочно приезжайте". Меня вызывают в тот город, где я был совсем недавно. Приезжаю с первым поездом. Выхожу из вагона — на вокзале толпа. Только ни приветствий, ни цветов, ни улыбок — серьезные, неприветливые лица. Выходит молодой мужчина:

— Вы и есть Мессинг?

— Да, Мессинг — это я.

— Шарлатан Мессинг, думаю, не ожидает от нас доброго приема?

— Почему я шарлатан? Я никогда никого не обманул, не обидел.

— Но Вы похоронили живого!

— Я не могильщик…

— И чуть-чуть не загнали в гроб вот эту женщину. Мою бедную мать.

Смутно припоминаю ее лицо, виденное мной. Спрашиваю:

— Все-таки кого же я заживо похоронил?

— Меня! — отвечает молодой мужчина.

Пошли разбираться, как это всегда в таких случаях было в еврейских местечках, в дом к раввину. Там я вспомнил всю историю.

— Дайте мне, — прошу женщину, — то письмо, что Вы мне тогда показывали.

Раскрывает сумочку, достает. В том же синем конверте, только пятен от слез прибавилось. По моей вине лились эти слезы! Смотрю я на страницы с расплывшимися чернилами — и еще раз прихожу к убеждению: умер человек, написавший это письмо, умер человек, подписавшийся "твой сын Владик"… Но тогда кто же этот молодой мужчина?