Я - телепат - Вольф Мессинг

ВОЛЬФ МЕССИНГ

Я — телепат

О Вольфе Мессинге, Михаиле Васильеве и этой книжке

Для журналистов моего поколения пришла пора осваивать новый жанр — мемуары. Каждому найдется что вспомнить. Наша профессия заставляет встречаться с самыми различными людьми; многие из них забываются на следующий день, другие оставляют память на всю жизнь. К числу последних я отношу Вольфа Григорьевича Мессинга.

Уверен, что, если бы ему пришлось вспомнить об авторе этих строк, он не смог бы написать и страницы, хотя мы были знакомы не один год. Разница в возрасте, судьбе и взглядах решительно препятствовала сколь-нибудь близкому схождению. Да и вообще Вольф Григорьевич не нуждался в друзьях. Во всяком случае в тот период его жизни, когда мне посчастливилось с ним встречаться. Кто знает, может быть, и каждый не стремился бы к близким контактам с людьми, если бы природа наделила его способностью читать чужие мысли. Ведь иногда в голову приходит такое, что сам себя стыдишься.

Короче говоря, в общении Вольф Григорьевич почти никогда не был активной стороной. То ли печальный жизненный опыт, то ли языковый барьер, то ли постоянное нервное напряжение, которое, наверное, испытывает человек, пытающийся одновременно следить за несколькими ораторами, выделяли и отдаляли его. Внешне безучастный, погруженный в себя, сидел он при наших сборищах в сторонке, словно отдыхая от напряженного умственного труда, ни к кому не проявляя особенного интереса.

Ну а всех нас, попавших с ним в одну компанию, знаменитый телепат интриговал чрезвычайно. Еще не будучи знакомым с Мессингом, я побывал на его выступлении. Для артиста оно было, скорее всего, самым заурядным: публика не проявила особой изобретательности в заданиях, посылаемых на сцену в заклеенных конвертах; жюри, составленное в большинстве из военных, неуклюже пыталось выявить среди зрителей "подсадную утку"; а лекция, прочитанная вначале, ^ убеждала аудиторию в конечном торжестве материалистической науки и в том, что постоянная тренировка и обостренная наблюдательность способны объяснить загадочный феномен Тем не менее большинству зала все происходившее казалось чудом и наверняка оставило неизгладимое впечатление.

Конечно может быть, нынешним юношам и девушкам, с младых лет прислушивающимся к спорам о летающих тарелочках, читающим о полтергейсте в московских квартирах и наблюдавшим пассы журналиста Чумака, заряжающего жизненной энергией «Вечерку» по телевизору, трудно понять, с чего мы так разволновались на "Психологических опытах" Мессинга. Однако "в те баснословные года" стерильного позитивизма, подкрепленного расщеплением атома, расшифровкой генетического кода и прорывом в космическое пространство, Вольф I ригорьевич появился, как "незаконная комета среди расчисленных светил, стал возмутителем спокойствия.

Прошло уже много лет, но до сих пор помнится странное чувство которое охватило меня в тот вечер. Здесь был и острый интерес к действиям артиста, сначала не очень понятным, а потом, после распечатывания конверта с заданием, абсолютно логичным; и недоверие к человеку, способному совершать то, что недоступно другим; и желание, чтобы все у него получилось и чудо состоялось; и, наконец, смутная, но упорная тревога. Откуда она взялась? Уже потом, анализируя свое состояние, я понял, что в этот день простой и уютный мир примитивного материализма, где все было так хорошо пригнано, дал роковую трещину, из которой потянуло сквозняком иррационального. Вот это неожиданное расширение пространства, необходимость начинать познание с азов, сомнение во всемогуществе современной науки, ощущение собственной слабости и незащищенности перед явлением, которое тебе не дано не только повторить, но и понять, — все это рождало подсознательный страх.

Вольф Григорьевич любил называть себя артистом. В его облике действительно было много артистического. Резко очерченный профиль и длинные ниспадавшие на плечи волосы заставляли вспомнить портрет Паганини. И все же в выступлении отсутствовала главная артистическая черта легкость. Морщины на лице Мессинга собрались в глубокие складки, на лбу выступила испарина, руки заметно дрожали. Он нервничал, сердился, требовал от «индукторов» сосредоточенности. Казалось, что артист выполняет тяжелую, не очень любимую работу, и зрителям становилось неудобно перед пожилым человеком, вынужденным так напрягаться.

Но в то же время это не очень приятное зрелище вызывало четкую убежденность в том, что все происходящее не фокус, не розыгрыш и не тренировка наблюдательности. Вступительная лекция звучала как "жалкий лепет оправданья". В самом деле, как можно с помощью наблюдательности исполнить мысленный приказ открыть книгу не на 6, а именно на II странице? Человеческая мимика не очень приспособлена для передачи арифметических символов. Ученые мужи, создавшие объяснительный текст, утверждали, что Мессинг улавливает невольные движения руки «индуктора», увлекающие артиста в нужную сторону, выдающие те действия, которые он должен совершить. Но ведь Мессинг работает и без контакта. Как тогда удается ему выполнить приказ? Вопросы возникают один за другим. Хорошо бы их задать самому артисту, но он, выполнив пожелание из последнего конверта, уже раскланивается с публикой. К сожалению, в зале не находится человека, который повторил бы реплику булгаковского председатели Акустической комиссии: "Все-таки желательно, гражданин артист, чтобы вы незамедлительно разоблачили бы перед зрителями технику ваших фокусов… Разоблачение совершенно необходимо. Без этого ваши блестящие номера оставят тягостное впечатление".

Впоследствии Вольф Григорьевич рассказывал, что ему разрешили давать концерты на определенных условиях: во-первых, он не имел права демонстрировать весь спектр своих удивительных возможностей, а во-вторых, необходимые пояснения давались только во вступительной лекции. Таким образом, вопросы задавать все равно не имело смысла. Однако судьба распорядилась так, что это табу удалось обойти.

Однажды (это было в начале 60-х годов), забежав в гости к Михаилу Васильевичу Хвастунову, который в то время руководил отделом науки "Комсомольской правды", я увидел у него человека, лицо которого показалось мне очень знакомым. Прежде чем я успел сообразить, кто это, он протянул мне руку: "Мессинг, Вольф Григорьевич".

Позднее я понял, почему не сразу узнал чудотворца, так долго владевшего моими помыслами. В домашней обстановке у него было совсем другое выражение лица — спокойное, доброжелательное, умиротворенное. Даже морщины куда-то исчезали. С этого дня наши встречи стали довольно регулярными. Выяснилось, что Михвас (так мы называли своего шефа) пишет книжку с Мессингом. Работал Михаил Васильевич напористо и самозабвенно. Так что поначалу Вольфу Григорьевичу приходилось часто бывать на Беговой улице "по долгу службы", а потом он привык и привязался к нашей молодежной компании, собиравшейся у Михваса что-то обсудить, отметить или просто потрепаться.