Походные письма 1877 года - Николай Игнатьев

Во 2-м часу пополудни получили известие (телеграфически) от главнокомандующего, что проход балканский, ведущий в Хан-Кёй (до Ески-Загры) занят 2 июля Гурко, застигнувшим врасплох находившийся там батальон низама, обратившийся тотчас в бегство к востоку. У нас почти не было потерь. Так как главный проход Шибка занят и укреплен сильно турками, то Гурко вместо того, чтобы, как я предполагал, сделать набег на Ески-Загру и Сливну и захватить Ямбольскую железную дорогу, обратился на запад к Казанлыку и намерен 4-го или 5-го атаковать Шибку с юга в то время, как отряд, посланный из Тырнова, будет атаковывать с севера фронт турецких укреплений.

Получив известие о переходе Балкан, государь вместе со мною (как дежурным) объехал бивак войска для объявления им доброй вести. Адада пришлось вторично седлать. Государь был целый день в беспокойстве за неполучением вести от Криденера, тогда как целый день слышна была пальба со стороны Никополя. Вечером в 9 час. мы пили чай. Ночь была тихая, теплая, но взошла новая луна. В эту минуту раздался вдали сигнал на молитву, и раздалось стройное пение в разных местах трех конвойных казачьих сотен и гвардейской роты. Они молились звучно и разнообразно, но молитва и мысль были тождественны. Государь снял шапку, и мы все простояли благоговейно, соединяясь мысленно и духовно с воинами, готовыми ежечасно положить свою жизнь за царя и Россию. В этой обстановке зелени, покрытой мраком, при слабом лунном освещении вид православного царя, ополчившегося за своих единоверцев и благоговейно и безмолвно молящегося среди долины Болгарии, когда с часу на час можно было ожидать нападения турок с обоих флангов, был многознаменателен и почтительно поэтичен! Так и просились стихи на перо!

Ночью около 3-х часов произошла тревога, выказавшая осязательно la t du passage du Quartier imp Телеграфист из Систова известил нас, что в городе тревога, что Криденер отброшен на юг, что 6 рот армейских и Болгарское ополчение вышли на высоты, окружающие город, и что турки приближаются к Систову. Начальник переправы генерал Рихтер сообщил также тревожное известие о приближении турок к переправе. Оказалось, что никакой пехоты не было под рукою для прикрытия государя. Ты можешь себе представить тревогу! Все почти были убеждены, что турки в Систове (25 минут от нас за горами). Разосланы флигель-адъютанты и свиты его величества генерал-майор, чтобы повернуть войска назад в Систово. Общая тревога. Я остался спокоен, выразив убеждение, что ничего серьезного нет и что у страха глаза велики. Не дали спать комары, а потом тревога. В 4 часа сели на коней и простояли до 6 час. близ бивака у артиллерии в ожидании прибытия подкреплений и разъяснения обстоятельств. Посланы были казаки и уланы к стороне неприятеля, чтобы разузнать, что случилось с Криденером. Оказалось, наконец, что панику распространили казак и телеграфист. В 6 час. утра отправились мы по предназначенному пути, оставив князя Шаховского с бригадою на биваке для обеспечения ничем не прикрытого систовского моста. 26 верст прошли мы с государем верхом с тремя сотнями конвоя (как на маневрах), делали получасовой привал и в 11 час. встретились с наследником у дер. Павлове, где он стоял уже 6 дней. Жара сильная. Я стал в палатке на отдельном болгарском дворе близ царского бивака. Около меня в той же ограде расположились флигель-адъютанты Мейендорф и Голицын (сын Луизы Трофимовны), тронули меня тем, что они вчера за обедом вспомнили о твоем рождении и пили за твое здоровье.

Я выдерживаю отлично поход, хотя у меня сегодня побаливала левая нога от долгого сиденья на лошади. Сейчас получено известие, что Криденер выдержал вчера жестокий бой с турками у Никополя от 12 час. утра до вечера позднего и, наконец, взял крепость и город. Сдались 6 тыс. чел. с двумя пашами. Ура! Правый фланг наш обеспечен, и мы можем идти вперед.

Обнимаю вас тысячекратно. Целую ручки у матушки, приветствую Екатерину Матвеевну, благословляю детей. Твой верный друг и любящий муженек Николай

Государь, по-видимому, хочет справлять поход до конца.

No 16

7 июля. Бивак у сел. Павлове

Скажите Павлику, что мы 4-й день стоим биваком среди палящего солнца в безлесной и холмистой стране в болгарском селении Павлов, названном, вероятно, в его честь (?). Стоянка плохая в деревне.

Надеюсь сегодня получить от тебя, бесценная жинка моя, письмо с флигель-адъютантом на запас, потому что отправление курьера от нас следует обыкновенно тотчас же после получения писем и объявляется за несколько лишь часов, которые могут совпасть с занятиями от командировки.

Возвращаюсь к дневнику моему, но прежде сообщу вам заключение мое согласно условленному в деревне. Хотя Мельников удостоверился, что он седьмая спица в колеснице и затрудняет лишь наше хозяйство, но упря-мость не дозволяет ему послушаться убедительных просьб Алексея, Павла, Николаева и пр., предоставив двум последним вести хозяйство без ближайшего надзора. Надо бы понять Мельникову, что он и большое семейство с челядью вводят нас в непроизводительный расход.

В Болгарии хорош урожай. Дай Бог, чтобы и у нас был такой же.

4 июля будет памятный в истории нынешней кампании день. Начался тревогою Главной квартиры, начавшейся в Систове и на нашем мосту вследствие опасения турок и распространившихся фальшивых известий, а кончился известием о взятии Никополя с 82 крепостными орудиями (три крупповских последней системы), двумя расстрелянными нашею артиллериею мониторами, несколько пашей и более 5 тыс. пленных турецких солдат с множеством оружия и боевых принадлежностей{29}. Пока мы ничего о Криденере не знали, он загнал турок в Никополь, отрезал им сообщение с Виддином, Софиею и Плевною и затем 3 июля с 4-х часов утра до поздней ночи штурмовал несколько укрепленных позиций, устроенных перед городом. К ночи пальба и штыковая атака нашей молодецкой пехоты и образцовой артиллерии стихли. А 4-го на рассвете, когда войска проникли в город, цитадель сдалась вместе с турецкими войсками, начальником коих был генерал-лейтенант Гассан-паша, человек умный, храбрый и энергичный, защищавшийся до последней крайности. В 1-м часу государь получил радостную телеграмму из Систова, и войска стали кричать "ура!" на всех биваках. В 8-м часу, тотчас после обеда нашего прибыл Лоря в коляске с Гассан-пашою и 6-ю конвойными казаками.

Лоря avait 1'air d'un fou et j'ai du assister des sc bien p pour quelqu'un qui s'interesse ce pauvre gar Sa t n'a jamais bien organis La moindre secousse d 1' et la surexcitation des nerfs ach de lui faire perdre presque la raison (un le peu de raison, qu'il poss Le fait est qu'il avait 1'air d'un fou. Il prenait des poses dramatiques, tant manquait compl de voix, tant mettait hurler et pleurnicher. On dit fort heureusement qu'an feu il s'est assez bien conduit, malgr l'exaltation qui avait remarqu par tout le monde, mais il faisait piti au Quartier g

Государь был благосклонен и милостив донельзя, дал ему саблю "за храбрость", но, видимо, терял терпение (у присутствующих оно было давно потеряно) при повествовании бедного Лорьки, путавшегося в подробностях, и, наконец, стал прерывать его, стараясь сохранить какую-либо нить бессвязного рассказа. Почти все присутствующие подмигивались, а мне больно было смотреть, как прусский и австрийский агенты глумились над слабыми нервами "генерала свиты его императорского величества". Я старался угомонить Лорю, просил Боткина дать ему лавровишневых капель, но ничего не помогало. После ночи, проведенной покойно, государь позвал его в столовую, где мы все пили чай, и стал было снова расспрашивать, но опять голос осип и оборвался, и стыдно было слушать торжественную драматическую бессвязицу, которую нес Лоря. Решено его не возвращать в 9-й корпус, не подвергать более огню, а под благовидным предлогом возвратить поскорее в Россию.