Прыжок домашней львицы - Галия Мавлютова

Пономарев помахал выдернутой чекой перед присутствующими. Боевую гранату он держал наготове в левой руке. Дед – левша. Лева зажмурился. И Валентина – левша. У нее все на левую сторону – жизнь, болезни, семья. До мужа не может добраться, чтобы спасти от неминуемой смерти. Вот и верь после этого женщинам. Но капитан тут же спрятал семейное раздражение в тайниках души. Пусть все уляжется. У деда старая граната. Такие не взрываются. Даже от старости.

– Дед, ты не балуйся, – сказал Лева, – отдай гранату. Она же без запала. Еще повредишь что-нибудь с непривычки.

– Не твое дело. – строго сказал старик. – Не твое. Не суйся, куда не просят. Граната – боевая. Взорву – мало не покажется.

– А как же квартира? Наследство, – Лева окинул взглядом потолок, потрескавшиеся стены, старый снимок.

В памяти всплыло знакомое лицо, имя, фамилия командира взвода. Забытая рана молодости. Леонид Витальевич. Пономарев. Полковник. Все сошлось. Вот почему старый отставник показался Леве почти родным. Они ведь вместе служили когда-то. Память стерла подробности, вытравив из сознания неприятное лицо. И вдруг все вылезло наружу. Оказалось, жизнь вывела старую ненависть на чистую воду. Пономарев нынешний и Пономарев из далекой юности – один и тот же человек. А Оксана – его родная внучка. Прямая наследница. Сейчас она вылезет из стены. Как привидение. И точно. Оксана показалась следом за родным дедушкой. Яблоко от яблони не отставало. Девушка даже слегка покраснела от страха и напряжения. Точеный лоб покрылся мелкими бисеринками пота. Оксана неловко перевалилась на пол, упала и тут же вскочила на ноги, потирая ушибленную коленку.

– Дед, прекрати, брось гранату! – крикнула Оксана. – Лева, граната настоящая, боевая. Она ведь взорваться может.

– Вместе с тобой и дедушкой, – капитан кивнул на полковника, – да и от квартиры ничего не останется. Не жалко?

– И от тебя ничего не останется, только мокрое место, – ехидно ухмыльнулся Пономарев и перекинул гранату в правую руку.

Капитан ошибся. Дед – правша. Полковник всегда был правшой. Бил только правой, левой он щелкал бензиновой зажигалкой, прикуривая папиросу. «Беломорканал». У Левы заныла правая челюсть. Она еще помнила зубодробительный удар полковника. В конечностях тоже есть память. Сознание размыло лицо, а челюсть помнила.

– Прикурить «беломорину»? – сказал Лева, перекидывая автомат за плечо. – А то у тебя руки заняты.

– Я те щас прикурю-ю, – вдруг заныл отставник, – я тебе прикурю, пожалуй. Стой, не двигайся.

Но Лева все шел и шел, чувствуя за спиной недобрые взгляды. Капитан шел и веселился. Еще один шаг. Надо идти долго и трудно. Он идет давно. Можно было умереть в изнурительном походе. Всего несколько шагов, но сейчас они казались самыми длинными. На этом отрезке уместилось все – прошлая жизнь, обиды, раны, унижения. И долгожданная победа над собой. Долгий путь нужно пройти по второму кругу. Еще один раз. А кругом одни гранаты и автоматы, взгляды исподлобья, зажатые эмоции, всплески ярости. Разыгралась застарелая месть. Уж кто и должен мстить в этой жизни – так это он, капитан Бронштейн. Прошлое небо с овчинку вспомнилось. Но он никому мстить не собирается. Все забыто, было и прошло. Быльем поросло. Челюсть успокоилась, встала на место. Иногда она соскакивает из привычной позиции. Когда-то ее вывихнул этот плохой человек. Несколько ударов в лицо, и зубы вдребезги. Месяц в госпитале. Потом все забылось, затерлось, выветрилось. Сейчас можно раздробить полковнику челюсть, точнее, ее остатки. Нанести бы ему ответный удар сквозь толщу времени, размазав старческие протезы. Но у полковника есть внучка. Красавица и умница. У нее добрые глаза, кажется, они у нее серые, с поволокой. Такие глаза не обманывают, не испепеляют огнем. Они любят до самой смерти. Эти глаза могут любить даже на том свете. И Лева запнулся, сдержал шаг. Капитан сжал губы и остановился. Нельзя ломать ненавистное и мерзкое лицо. Надо удержать ярость. Это легко сделать. Сильный должен быть добрым, умным и терпеливым, выдержанным.

– Дед, отдай мне игрушку, не балуйся, как ребенок, честное слово, – сказал Лева и протянул руку.

Пономарев рыгнул и смачно плюнул, пытаясь попасть прямо в ладонь капитана. Лева брезгливо отвернулся. Густой белесый плевок пролетел мимо, звучно шлепнулся на пол.

– Кому дед, а кому – товарищ Пономарев, – прошипел полковник, – забыл уже, как обращаться к старшему по званию, гаденыш?

– Нет, не забыл, у меня отличная память, – примиряющим тоном ответил капитан и лукаво подмигнул Оксане.

Девушка прыснула. Ей нравился сильный Лева.

– Брысь с дороги, гаденыш, – зычно гаркнул Пономарев и рванулся к двери. Николай Чуркин немедленно вырос перед ним, загородив старику путь и придержав его руку с гранатой наперевес.

– Батя, погоди чуток, нам поговорить надо, – едва успел произнести он, но отставной полковник выкинул ногу и ловко подсек говорливого пленника, Чуркин кубарем отлетел в угол. Послышался глухой мат. Лева лениво зацепил носком ноги подагрическое колено старого обидчика, и Леонид Витальевич дернулся, зашатался, поторчал выдернутым гвоздем, задрожал всем телом и тяжело рухнул на Чуркина. Два тела неподвижно залегли в углу. Они не шевелились, не дышали, видимо, соображали, планируя дальнейшие действия. Трое конвоиров очумело наблюдали за удивительным зрелищем. В один миг они превратились в трехглавую гидру. Она поводила очами из стороны в сторону, округленные глаза ворочались, перемигивались, недоумевали. А между головами плясало, подпрыгивало и выглядывало смеющееся личико Оксаны. И лишь один капитан Бронштейн сохранял равновесие. На его непроницаемом лице приплясывали отблески девичьей улыбки.

– Вставай, батя, тебе вредно валяться на холодном полу, – сказал Лева и выдернул старого полковника из угла.

Капитан поставил старика на пол и вытащил на поверхность Чуркина. Поверженные шумно встряхнулись, будто шелудивые псы, сбрасывая с себя остатки перенесенного унижения, пошвыркали, поперхали, затем понемногу приосанились, принимая человеческий облик. Взбесившиеся собаки на глазах превращались в приличных людей. Оксана обогнула гидру и быстро ощупала старика. Цел, невредим, здоров, разумеется, относительно здоров. Все в порядке, девушка взмахнула ладошкой, улыбнулась Леве, подавая знак: дескать, можно приступать к погрузке. Пора отчаливать! Капитан незаметно кивнул в ответ и направил толпу из коридора в комнату, как воду из шланга. Послушная масса потекла в нужном направлении. Пономарев злобно зыркал прищуренными глазками, обшаривая взглядом квартиру, прицениваясь к ситуации. Его многое не устраивало в обстановке. Народу много. Внучка случайно затесалась в бандитскую команду, голубица невинная. Леонид Витальевич вдруг затосковал. Пятеро против одного. Много для отставного полковника. Количеством задавить можно. Оксана острокрылой ласточкой присела на подоконник, а шестиглазая гидра выстроилась в правильный треугольник, в центральной части композиции бравым флагманом пялился отставник, по краям конфигурации встали два капитана. Они стояли, пригнув головы, как горные соколы. Гордые и неприступные.