Прыжок домашней львицы - Галия Мавлютова

Четверо соглядатаев усердно копали и перекапывали стариковские вещи. В разные стороны летели жилеты и кофты, куртки и плащи. Много старой милицейской одежды, из выношенного форменного обмундирования. Лева мысленно отметил, что старик чертовски меркантилен. Экономит даже на тряпье. Донашивает старую форму. Из послевоенного периода. Два капитана стояли возле окна, разговаривая вполголоса, почти шепотом.

– А никак, – равнодушно и вяло сказал Чуркин, – посидим, подождем, посмотрим. Куда нам торопиться. Солдат спит, служба идет. Чего на рожон-то лезть?

Бронштейн лениво усмехнулся. В словах напарника просматривался прямой резон. На рожон лезть, что на амбразуру бросаться без бронежилетов. Одна малина. Ягода сладкая. Вкусная. И красивая, как юная девушка.

– Из капкана надо выбираться, – сказал Лева, перебивая резонерскую речь друга, – сами забрались, сами и выберемся. На баб никакой надежды. Не найти им бабок. Давай оценим наши возможности. Прикинем реально. Без дураков.

– И прикидывать нечего, – зашептал Чуркин, пристально наблюдая за летающими по периметру серыми вещами, – нам не выбраться отсюда без крови. Четыре автомата. Четыре рыла. Четыре мордоворота. Получается сколько? Получается двенадцать. А на нас понадобится всего две пули. Два к двенадцати – неравноценный расклад. Терпи, Лева. Бог терпел и нам велел. Все равно бабок нет. Никаких. Ни больших, ни маленьких. А до зарплаты еще жить да жить. Вот отсидимся, выйдем – и сразу в финчасть. За получкой. Красота. Прелесть. Хруст денежных единиц. Бабуленьки мои, ждите меня на воле. Только дождитесь. Не-е-е, Лева, я отсюда ни ногой. До двадцатого отсижусь под корягой.

Лева равнодушно хмыкнул. Других слов от нерасторопного напарника все равно не дождаться. И не только слов. Никаких действий не последует. Николай ждал распоряжений. Команды свыше. Чуркин всегда тяжело поднимался в гору. Легко падал. Трудно взбирался. Лева привык подставлять плечо товарищу. Всегда подталкивал его сзади.

– Ну, все, кореша, – выдохнул над Левиным ухом грузный рокот Витька, – надоело. Не век же нам здесь корячиться. Надо подогнать бабки, и дело с концом.

– Дак ждать надо, – сердито буркнул Чуркин, – видишь, какие дела тут выходят.

– Девка нам ментов подгонит вместо бабок, – прогудел Санек и смущенно умолк, сраженный насупленным взглядом Витька.

– Девка где-то здесь прячется, щас мы ее найдем, – утвердительно заявил Витек и указательным пальцем провел горизонтальную линию по шее.

И вновь в разные стороны полетели форменные штаны, протертые долгим сидением до самого основания ниток. Капитан Бронштейн втихомолку ухмыльнулся. Опасность миновала. Капкан раскрылся. Оставалось лишь разомкнуть зловещее кольцо.

Оксана очутилась в каком-то помещении, немного странном, поначалу девушке показалось, что она упала в подвал. Странный земляной подпол. Кругом влажные и сумрачные стены, такой же пол. Сыро. Темно. Мрачно. Где-то сбоку скребутся вездесущие крысы. Лаз остался за спиной. Наверху глухо гудели мужские голоса. Сплошной гул, слов не разобрать. Оксана огляделась. Никакой двери. Новый капкан. Не может быть! Так не бывает. Из одной ловушки прямиком в другую. Значит, бывает…

Всякое случается на этом свете. Девушка подползла к противоположной стене, ощупала пальцами пол и стену. Сырая штукатурка. Должен же быть выход. Выход всегда можно найти. Из любой ситуации. Она подула на разметавшиеся волосы. Душно. И вдруг засиял свет. Яркий. Ослепительный. Как бы солнечный. Оксана зажмурила глаза. Она даже ослепла на мгновение.

– Ты что здесь делаешь? – сказал дед.

Полковник в отставке, бывший сотрудник и действующий пенсионер Пономарев Леонид Витальевич сидел на низкой табуретке и вопросительно смотрел на внучку.

– А ты, дед, откуда здесь взялся? – сказала Оксана.

Девушка приоткрыла один глаз, привыкая к свету. Небольшая комната без окон, без дверей. Зато с дедом в придачу. У Оксаны радостно забилось сердце, зачастил пульс. Капкан раскрыт, повергнут, низвержен с пьедестала. Он разбит вдребезги.

– Караулю, сижу тут и караулю, – заговорщически прошептал дед, – хочу вот этих молодцев окучить. Как картошку. Деньги нам с тобой, внучка, нужны дозарезу.

– А как ты их окучишь? – спросила Оксана, изнывая от нетерпения.

Девушка тоже нуждалась. Она давно присмотрела себе дивную шубочку. Дорогая вещь висит в модном и дорогущем бутике на красивой золоченой вешалке. И не просто висит. Шубка просится Оксане на плечи. Будто ищет хозяйку. Хочет приласкаться. И стоит-то всего ничего. Мелочь какая-то. Всего две штуки баксов. Мать Оксаны сильно разгневалась, когда узнала, что дочь посещает дорогие магазины. О дивной шубочке даже слышать не захотела. И тогда внучка отправилась проведать дедушку, надеясь выпросить себе подарок. На день рожденья. На Новый год. Да просто так, в конце концов. Может же дед одарить любимую наследницу. На то он и дедушка. Родной человек. Одна кровь на двоих. И чужого молока в ней не намешано. Ни грамма.

– Очень просто, с двух сторон. Принесут им деньги, кто-нибудь принесет, и я сразу вызову наряд милиции. Пока те едут, туда-сюда, бензина нет, автоматы закончились, ну, ты сама знаешь, как в милиции все делается, короче, пока они шарашатся, я сорву большой банк. Видишь, какое укрепление соорудил. Специально для таких вот дураков. В истории не бывало такого случая, чтобы в одной хате собрались сразу шестеро чудаков. Их можно брать голыми руками. Прямо за горло.

Дед даже присвистнул от вожделения. Изголодавшийся рот выпустил узкую, тонкую, но обильную струйку слюны. Обильную и жадную.

– Дед, а я думала, что ты в Синявино уехал, – надулась Оксана.

Оказывается, дед все время находился рядом, пока она была заложницей. Просто свирепый чеченский террорист, а не родной дедушка. Родная кровь, называется.

– А что там делать-то, – небрежно отмахнулся старик, – холодно, ветер дует, печку топить надо. А дров-то нету. Дрова еще купить надо. А на что купить, где денег взять? Вот я и придумал, как окучить этих чудаков. Свел их вместе. Натравил друг на друга. Теперь пусть репы чешут, как выбраться из капкана.

Оксана задумалась. Плечи еще помнили прикосновения Левиных рук. Приятные, мужские руки, заботливые, нежные и трепетные. Жалко. И мгновенно перед глазами всплыла золоченая вешалка. И Левин образ медленно ушел в стены, растворился, растаял в облупившейся штукатурке.

– Дед, а ты купишь мне шубочку? – спросила Оксана, испуская томный вздох.

Девушка почти взвизгнула в конце, пискнула с тонким выкриком. Шоковая терапия. Тонкий психологический прием, не однажды испытанный на живых людях. А на дедушку всегда благотворно воздействовали слова с придыханием. Старый полковник немедленно раскошеливался на любую истребованную сумму, услышав выкрик. Все прошлые просьбы Оксаны были обряжены в страдальческие тона.