ИльРиса. Подарок Богов (СИ) - Кобзева Ольга
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно лиария Нейлис разъяснила мне, что брачный браслет все же можно расстегнуть. Для этого следует провести специальный обряд, разрывающий брачные узы. К такому обряду прибегают крайне редко, оттого он и малоизвестен.
— Бывает такое, лиария ИльРиса, — мягко рассказывала женщина, — что у супругов не родилось наследника. По причине нездоровья одного из них, физического недуга, возможно… Редко такое случается, действительно очень редко, но в такой ситуации, если оба не против, жрецы могут провести обряд расторжения связи, чтобы лиары могли вновь вступить в союз с другим партнером.
— А если один не против, а другого не спросили даже? — нахмурилась я.
— Думаю, такая ситуация невозможна, — покачала головой лиария. — Если только один из супругов не подвергся атаке на свой разум и не доказано, что он не способен в полной мере отвечать за свои поступки и решения. В этой ситуации, как мне кажется, вопрос будет рассматриваться на совете лиаров под руководством владыки. Союзы в Рашиисе не расторгают просто так, — уверенно заявила она. — Если браслет не расстегивается — союз истинный, одобренный и благословленный Матерью-создательницей, лишь крайне веская причина может послужить оправданием расторжению такого брака.
В общем, чело… лиария я взрослая, прекрасно понимаю, как такие дела обстряпывают те, кто наделен властью. А отец, будучи первым советником владыки, недостатка власти явно не испытывает. Выходит, папочка вес же расторг с мамой брак и женился повторно. Вот тогда-то мамин браслет и расстегнулся. Помню, в тот день она заметно потемнела лицом, ходила сама не своя. Но, судя по тому, как истово мама заставляла меня заучивать имя отца, она все поняла. Не подумала, что отец умер, а поняла, что он нашел способ расторгнуть брак. Теперь браслет — мое единственное доказательство нашего родства. Вопрос только в том, откуда у меня взялся такой взрослый брат? Или мама не первая папина жена? Голова кругом от этих рассуждений, где полно вопросов и ни одного ответа.
Глава 22.
Я решила предпринять еще одну попытку. Расставаться с браслетом, чтобы кому-то что-то доказать никакого желания я не испытывала, а потому нашла на рынке живописца и попросила как можно точнее перерисовать украшение, сохраненное матушкой. Ради этого пришлось задержаться в Луидоре дольше намеченного, но результат того стоил.
Изображение на бумаге получилось выше всяческих похвал. Рисовальщик, как здесь зовут художников, справился с работой на отлично. Прорисовал малейшие детали, изобразив украшение на женской руке, моей. Грамотно наложил тени, покрасил браслет, и он из графитового стал красным, как и настоящий, при этом мастер сумел попасть практически тон в тон. Я восхищенно подняла глаза от листка и посмотрела на убеленного лиара.
— Спасибо, даже не ожидала такого результата, — честно призналась я.
— Лиария, не стоит меня обижать, — усмехнулся в усы мужчина. — Меня на этом рынке все знают. Если нужно портрет нарисовать или украденную вещь по описанию — сразу старого Никриша ищут.
— Лиар Никриш, вы просто гений! — выдохнула я, прижимая изображение к груди. — Скажите, а лиара по описанию вы нарисовать можете?
— Это сложнее, лиария, — огладил седую бороду рисовальщик. — Зависит от того, как хорошо описать сможете, как вы его чувствуете.
— Простите, не поняла. Что значит, как я его чувствую?
— Того лиара, которого хотите, чтобы я изобразил. Я могу видеть свет ваших чувств, лиария, и портрет получится ярко окрашенным вашим отношением. Если же вы равнодушны к тому лиару или плохо его знаете, не стоит и браться за работу — ничего не выйдет.
— Я вас поняла, — кивнула наконец я, поразмышляв над словами мастера. — Речь идет о моей маме, она умерла, когда я была еще ребенком. Но я очень хорошо ее помню. И ее, и ощущения, тепло, что она во мне вызывала.
— Тогда можем приняться за работу, — потер руки рисовальщик. — Но для этого нужно другое помещение. Без суеты и гомона. Мне нужно будет настроиться.
— Пока я не могу пригласить вас к себе, — извиняющимся тоном сообщила я. — Но как только что-нибудь придумаю — я вас найду. Рада была с вами поработать, лиар Никриш, — искренне заверила мастера, передавая ему оговоренную плату.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— И мне было приятно, лиария, — принял мужчина плату. — Приходите, как надумаете, — напоследок пригласил он.
Свернула изображение браслета трубочкой, но подумав, развернула, взяла у рисовальщика карандаш и торопливо написала на обратной стороне небольшое послание:
«Мамин браслет. Сейчас у меня. Буду ждать в пансионе лиарии Нейлис Маккон. Недолго.»
Каждое слово давалось с трудом и не потому, что я забыла рашиистскую письменность, а потому что слова просто не хотели ложиться на бумагу. Ну вот не хочу я уговаривать собственного отца признать меня! Не хочу добиваться его внимания! Это он должен хотеть меня найти, должен радоваться, что я вообще есть! Понимаю, все это нелогично, ситуация сложная, ведь отец вовсе не знал, что у него может быть ребенок… но это очень сложно принять. С самого детства я слышала, какой у меня папа замечательный и как он нас с мамой любит и ищет, и обязательно найдет. И как он будет рад… И ни разу в рассказах мамы не было отступления, в котором мне сначала нужно записаться к нему на прием у секретаря. А еще не было рассказа о брате, старше меня на десяток лет.
Снова свернула рисунок, перевязала купленной у торговки неподалеку ленточкой и отправила в дом отца с мальчишкой-посыльным. Таких на рынке в поисках подработки толчется множество, можно даже выбирать.
Вернувшись в пансион, предупредила лиарию, что поживу у нее еще несколько дней, оплатила их заранее и принялась ждать. На второй день ожидания снова надела самое красивое платье, вычищенное накануне, уложила красиво волосы и подскакивала в волнении буквально от каждого стука. Но никто за мной не пришел.
— Лиария Нейлис, — мялась я за ужином. — Скажите, никто не спрашивал у вас обо мне? Не искал?
— Нет, милая, — охотно откликнулась женщина. — Если кто-то вас спросит, я сразу же сообщу, вы можете не переживать.
Но и на следующий день ничего ровным счетом не изменилось. В общем, я прождала неделю. В последний день, уже приняв решение уезжать и отправившись на рынок в поисках обозчего, едущего в наши края, случайно столкнулась с отцом. Он прошел мимо в сопровождении трех лиаров в черной одежде, смахивающей на военную форму, снова лишь мазнув по мне взглядом. В конце на миг задержался, секунда… и вот он уже идет прочь, поморщившись напоследок.
Ну и ладно! — психанула я. Не стану навязываться! Сегодня же уезжаю обратно! Там, по крайней мере, есть арисы, которые нуждаются во мне, любят меня. И которых люблю я. Привыкла я уже быть сиротой, ничего, собственно, и не теряю!
Обозчего я нашла, даже повезло, могу уехать уже завтра утром. Прошлась по рынку, купила для Дизары с Никосом красивый набор посуды, дорогой и очень тяжелый, но он того стоит. Таких искусно расписанных тарелок в Житеце не продают. Потратила на подарок последние монетки, оставила только на обратную дорогу. Да уж, с этой поездкой в столицу я очень сильно потратилась, огорчает, что еще и без толку. Ну и ладно! Чему быть, того не миновать, знать не судьба мне с отцом познакомиться и сообщить ему о себе. А может, время еще не пришло.
Вернулась в пансион, собрала вещи, переложив купленный подарок одеждой, чтобы не разбился во время долгой дороги. Фух, — села на кровать. Сейчас поужинаю, а утром, еще до завтрака уже отбываем. Нужно попросить что-нибудь на перекус на кухне, в прошлый раз мне Дизара тормозок собирала, теперь сама о себе должна позаботиться. Вспомнила добрую женщину и поняла, что соскучилась и по ней, и по дядьке Никосу. Но это не те чувства, что я ощущаю при мысли о маме или теть Марине. Теть Марина для меня будто умерла, мысли о ней вызывают слезы, о Лизке тоже стараюсь не думать, горько осознавать, что мы больше никогда не увидимся, по-настоящему горько. Надеюсь только, что ни у кого на Земле не будет проблем в связи с моим странным исчезновением.