Холокост и православная церковь - Михаил Витальевич Шкаровский

Православное духовенство Компъенского лагеря приветствовало избрание в сентябре 1943 г. митрополита Сергия (Страгород-ского) Патриархом Московским и всея Руси. Так отец Димитрий Клепинин желал воссоединения Западно-Европейского экзархата с Московским Патриархатом и 18 сентября 1943 г. писал из лагеря митрополиту Евлогию: «Мы с большой радостью узнали о созыве собора и избрании Патриарха..»205

Друзья, оставшиеся в Париже, делали все, чтобы освободить отца Димитрия и других сотрудников «Православного Дела». Немецкий лютеранский пастор Петер, благосклонный к православным и влиятельный в кругах оккупационных властей, обещал помочь. При этом ставилось условие, что отец Димитрий заявит о том, что его деятельность при доме матери Марии ограничивалась священническими обязанностями. Тамара Федоровна сообщила ему об этом в тайной переписке, которую удавалось вести через отдельный американский сектор лагеря. Однако отец Димитрий решительно отказался в письмах от 19 мая и 2 июня 1943 г.: «В хлопотах обо мне ни в коем случае не надо отмежевывать меня от “Православного Дела”. Это бросает тень на него. Это как бы соглашение с обвинениями… Мы все равно несем ответственность и одинаково ни в чем не виноваты»206.

Семья Клепининых имела сильную духовную связь с протоиереем Сергием Булгаковым, и Тамара Федоровна пересылала ему копии писем, которые получала от мужа из заключения, а также сообщала новости об узниках. В одном из своих писем от 2 июня 1943 г. она отмечала: «Посылаю Вам выписки из последнего письма о. Димитрия. Оно утешительно. Видно, как много он делает для своей новой паствы, и я считаю это особой честью, что Господь его избрал быть добрым самарянином и пастырем самых несчастных, голодных и одиноких»207.

В ответных письмах Т.Ф. Клепининой протоиерей выражал деятельное сострадание отцу Димитрию, его соузникам и близким. Так, например, 18 февраля 1943 г. он писал: «Дорогая Тамара Федоровна! Хочется Вам сказать, насколько я сердцем и молитвой с Вами и вместе со многими, духовно и дружески связанными с Вашим мужем, которого Господь избрал исповедником Своего Имени в наши дни…» В другом письме, от 12 января 1944 г., отец Сергий отмечал: «Дорогая Тамара Федоровна, только что получил копию письма о. Димы. Бесконечно умилен и потрясен, радуюсь и утешаюсь на этот образ исповедника, в вере обретающего мужество. Вижу в этом плод духовный его мученичества»208.

В середине декабря 1943 г. сотрудников «Православного Дела» вывезли в нацистские концлагеря на территории Германии. Священник Димитрий Клепинин, псаломщик Юрий Скобцов, протопресвитер Андрей Врасский и девять русских мирян 16 декабря были отправлены в концлагерь Бухенвальд, а затем — в январе 1944 г. — в подземный туннельный концлагерь Дора-Миттельбау (отделение лагеря Бухенвальд недалеко от г. Веймара), где на подземных заводах изготовляли ракеты Фау-2209.

Несмотря на свое тяжелое физическое состояние, отец Димитрий Клепинин морально всячески поддерживал других, павших духом заключенных. Не желая пользоваться привилегиями, как гражданин Франции, он сорвал нашитый знак F и заменил его советским, чтобы разделить более тяжелую участь своих соотечественников. Обеспокоенный ужасающим видом отца Димитрия, один из заключенных, имевших влияние на распределение работы, пытался за него хлопотать. Он указал начальнику, что эта работа «старику» не под силу. Начальник было согласился, но спросил возраст священника. Тот честно ответил, что ему 39 лет, и был оставлен на прежней работе по перетаскиванию тяжелых плит. «О. Димитрий не способен был на неправду, — вспоминал С.П. Жаба. — Так был неизбежен его арест, так неизбежна стала его смерть»210.

Во время одной из долгих перекличек на ледяном ветру отец Димитрий простудился и тяжело заболел плевритом. Ю.П. Ка-зачкин добился его перевода в помещение для освобожденных от работы по болезни. Когда через несколько дней Юрий Павлович посетил священника, он нашел его умирающим. 8 февраля 1944 г. Ю.П. Казачкин вновь посетил отца Димитрия, но тот уже не мог ни говорить, ни написать открытку близким. На следующий день, 9 февраля, Юрий Казачкин уже не нашел священника в помещении (он скончался ночью). Согласно рассказу надзирателя, бывшего свидетелем последних минут жизни отца Димитрия, он, лежа на цементном полу и будучи не в состоянии двигаться, попросил надсмотрщика поднять свою руку и перекрестить себя211.

В 1930 г., размышляя о будущем принятии священства, Дмитрий Клепинин записал в личном дневнике: «Каков путь Христианина: радость или страдание? Страдание, т. к. умирает со Христом телу плотскому, но это подавляется радостью, т. к. он совоскресает Христу и участвует в самом светлом процессе мира — созидании тела Христова, созидание это — все более раскрывающаяся жизнь, ведущая к необычайному свету, когда Бог будет всяческая во всем. Помяни нас, Господи, в Царствии Твоем». Там же, в концлагере Дора, 6 февраля 1944 г. погиб Юрий Скобцов212.

Из записи в дневнике отца Димитрия известно, что он хотел, чтобы после смерти все его вещи были отданы нищим, а имя его занесли в синодики церкви и ежедневно поминали на литургии213. Это желание священника исполнилось. Отец Димитрий отдал свою жизнь за народ Божий. Его паствой были не только верные прихожане, но и все отверженные и гонимые, которые просили убежища, спасаясь от смерти.

В еще оккупированном немцами Париже довольно быстро узнали о гибели отца Димитрия Клепинина, и в мае 1944 г. русское духовенство совершило его соборное заочное отпевание в храме Святого князя Александра Невского. В своем слове на собрании памяти погибшего священника митрополит Евлогий сказал: «Эта высокая христианская добродетель самоотречения особенно ярко проявилась в нем в последние дни его жизни на свободе, перед самым его арестом. Сначала была арестована только мать Мария, но он добровольно счел нужным заявить, что он во всем солидарен с ней. Никто от него не требовал такого заявления, да оно, по существу, было не совсем правильно.

Мать Мария, по экспансивности своего характера, часто бывала неосторожна в своих словах и позволяла себе резкие выражения по адресу немцев, отец же Димитрий, всегда ровный и спокойный, к тому же священник, конечно, таких резких выражений никогда не употреблял и, однако, после ареста матери Марии во всем солидаризировался с нею и принял на себя ответственность за все ее слова и деяния… Тут во всей своей красоте, во всем своем величии сказалась душа доброго пастыря отца Димитрия, положившего жизнь свою за други своя»214.

Российский поэт Серебряного века Георгий Авдеевич Оцуп (писавший в эмиграции под псевдонимом Раевский), проживавший в годы войны в общежитии «Православного Дела» на