Холокост и православная церковь - Михаил Витальевич Шкаровский

бегства. Дом «Православного Дела» на улице Лурмель стал именно таким убежищем. Один из его работников, Мочульский, писал: «На Лурмеле переполнение. Живут люди во флигеле, в сарае, спят в зале на полу… И евреи, и не евреи. Мать говорит: “У нас острый квартирный кризис. Удивительно, что нас до сих пор немцы не прихлопнули”»188. В одном из приютов матери Марии проживал известный российский поэт Константин Бальмонт.

В общежитии «Православного Дела» и часовне храма прятали десятки людей, главным образом жен и детей уже арестованных евреев, но также и всех других, спасавшихся от репрессий нацистов. В ноябре 1942 г. отец Димитрий уступил свою личную комнату в лурмельском общежитии еврейской семье. «Эти несчастные, — мои духовные дети, — говорил он. — Церковь во все времена была убежищем для жертв варварства»189. Причем спасаемых евреев никто не делил на христиан и иудеев.

Фактически дом «Православного Дела» стал центральным звеном целой цепи убежищ и путей бегства, которая была образована по всей Франции и вела даже за пределы страны — в Швейцарию, Италию и Испанию. По воспоминаниям И.А. Кривошеина: «Здесь вопрос уже шел не только о материальной помощи. Нужно было доставать для евреев [поддельные] документы, помогать им бежать в южную, еще не оккупированную зону, укрываться в глухих районах страны. Наконец, необходимо было устраивать детей, родители которых были схвачены на улицах или во время облав»190. А К. Кривошеина писала, что дом «Православного Дела» стал и одним из очагов Сопротивления: «…B нем жили бежавшие из плена советские солдаты, посылались посылки, деньги, устраивались побеги. Душой лурмельского комитета была мать Мария»191.

Спасение и помощь евреям были смертельно опасны; многие друзья не одобряли деятельности матери Марии, ее действия часто вызывали нарекания со стороны властей и администрации Парижа, а также способствовали пристальному вниманию со стороны коллаборационистов и гестапо. Однако монахиня вела себя открыто и бесстрашно. Свидетели вспоминали высказывание матери Марии: «Если немцы придут разыскивать евреев, я им покажу икону Божией Матери»192. «Русские победы приводили ее в восхищение, — вспоминала позднее Манухина. — Сияющая, она встретила меня громким, на весь двор ликующим восклицанием: “Наши-то, наши… Уже Днепр перешли! Ну, теперь кончено! Мы победили!..”»193

Одни из первых доносов на евлогианское духовенство и «Православное Дело» — от священника Иоанна Малиновского поступил в Рейхсминистерство церковных дел еще 9 марта 1941 г. В нем говорилось, что митрополит Евлогий и его окружение связаны с жидомасонами с 1924 г. и ведут враждебную Германии деятельность. Особенно активно ею занимается руководимое протоиереем Сергием Булгаковым и монахиней Марией (Скобцевой) «Православное Дело»: «На собраниях этого “Дела” фюрер Великого Германского рейха был назван антихристом и борьба против национал-социализма рассматривалась как подвиг за Христа». В доносе также говорилось, что после начала войны с Германией митрополит Евлогий издал послание с призывом к русским эмигрантам выполнить свой воинский долг перед Францией, за неделю до занятия Парижа он отслужил молебен за победу французского оружия в церкви на улице Петель и произнес соответствующую проповедь, опубликованную в газете «Последние новости». Подобные молебны митрополит и его клирики неоднократно совершали и в кафедральном соборе Св. Александра Невского, говоря в проповедях, что на Францию «идут новые варвары». Несет митрополит Евлогий ответственность и за резкие проповеди против Рейха архиепископа Брюссельского Александра (Немоловского), содержание которых было ему хорошо известно. Завершался донос сообщением, что евлогианские священники в настоящее время совершают массовые крещения евреев и, по слухам, «имеются даже документы, где ставятся ненастоящие даты крещения»194.

17 марта 1941 г. министерство переслало это обширное донесение в гестапо. В ответном письме шефа полиции безопасности и СД от 5 декабря 1941 г. говорилось, что, согласно полученной из своих источников информации, установлено, что митрополит Евлогий продолжает занимать негативную позицию по отношению к Германии. Согласно сведениям СД, он получал 2 тыс. фунтов от Великобритании и считает возможным воссоздание единой Русской Церкви во главе с митрополитом Сергием (находившимся в Москве Патриаршим Местоблюстителем)195.

Подвергать репрессиям имевшего широкую международную известность митрополита Евлогия гестапо не посмело, но в конце концов решило покончить со все более и более активной деятельностью евлогианского духовенства и мирян по спасению евреев и закрыть «Православное Дело». 8 февраля 1943 г. в доме на улице Лурмель начались обыски. В этот день у 23-летнего сына матери Марии псаломщика Юрия (Георгия) Скобцова нашли документы, свидетельствующие о помощи евреям (в частности, письмо от одной женщины-еврейки, которой Юрий доставлял пищу, к отцу Димитрию с просьбой о выдаче свидетельства о крещении). Эсэсовцы отобрали удостоверение личности отца Димитрия и С.В. Медведевой, приказав им на следующее утро явиться в гестапо. Юрий был увезен как заложник. Эсэсовец Гофман, производивший обыск, объявил, что Ю. Скобцов будет освобожден, когда в гестапо явится сама мать Мария, которая в тот день отсутствовала в Париже.

На следующий день, 9 февраля, сознавая, что может означать его вызов в гестапо, отец Димитрий встал на заре и отслужил литургию — последнюю, которую он совершил на свободе. Евхаристия в это прощальное утро была отслужена в приделе, который некогда устроил сам отец Димитрий и где он очень любил служить. Эта так называемая «малая церковь» была посвящена им священномученику Филиппу, митрополиту Московскому. Теперь проявилась вся уместность этого посвящения: святитель Филипп был замучен по повелению Ивана Грозного за то, что осмелился открыто осудить жестокие действия своего государя.

Сразу после службы отец Димитрий отправился с С.В. Медведевой в штаб гестапо. Священника допрашивали в продолжение четырех часов. Позже, на Лурмель, Гофман рассказывал, как отцу Димитрию предлагали свободу при условии, что он впредь не будет помогать евреям. Священник показал свой наперсный крест с изображением Распятия и спросил: «А этого Еврея вы знаете?» Ему ответили ударом по лицу. «Ваш поп сам себя погубил, — говорил на Лурмель Гофман. — Он твердит, что, если его освободят, он будет поступать так же, как и прежде»196.

Мать Мария 10 февраля сама пришла в гестапо, но Юрия Скобцова не освободили. В тот же день последовали новый обыск дома и аресты. Кроме священнослужителей, арестованными оказались и некоторые православные миряне — Ю.П. Казач-кин и А.А. Висковский — один из спасенных отцом Димитрием и матерью Марией душевнобольных, работавший на кухне общежития. Протестуя против его ареста, жена отца Димитрия Т.Ф. Клепинина сказала: «Он ведь больной!» — на что гестаповец сказал: «Мы там сумеем ему вправить мозги»197.

16 февраля в гестапо