Зов ворона - Уилбур Смит

‘Что это такое? - Подошел Ланахан. Должно быть, он поторопился – его лицо было почти таким же красным, как и волосы. - Дай мне посмотреть.’

Он схватился за записку. Мунго услужливо раскрыл ладонь, как бы давая ему ее взять, но в тот же миг ветер вырвал бумагу из его руки и унес за борт.

‘Ничего особенного, - сказал Мунго. - Просто кое-что нашел в сундуке.’

Лицо Ланахана вспыхнуло подозрением.

‘Я наблюдаю за вами, мистер Синклер, - предупредил он.

Мунго не мог забыть слова, которые написала ему Изабель. Он поймал себя на том, что бормочет их всю ночь, лежа на койке, и его тело напряглось от желания, какого он не испытывал с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать лет. Медальон, висевший у него на шее, тяжело давил на грудь. Почему он чувствовал себя таким обязанным Камилле сейчас, когда это не имело никакого значения для них обоих? Неужели он боится, что может каким-то образом повернуть судьбу против своей мести, взяв другую любовницу, что какая-то бессмертная сила накажет его за предательство ее памяти? Это была нелепая идея. Ничто не могло остановить то, что он сделает с Честером Марионом.

Он был зол на самого себя. Он не понимал, как Изабель сумела проникнуть за его защиту, но не собирался лежать там и мечтать, как подросток. Он встал, вырвал полоску бумаги из вахтенного журнала и торопливо нацарапал по памяти две строчки стихов. Это был ирландский поэт Томас Мур. Он выскочил из своей каюты и просунул его под дверь каюты Изабель.

-"Если желание проклянет нас, то ты и я / будем прокляты в свое удовольствие".

Ну же, по крайней мере, мы можем наслаждаться / некоторым удовольствием для нашего наказания!

После этого он спал ничуть не лучше. На следующее утро он устал и был не в духе. Он избегал смотреть Изабель в глаза, когда она смотрела на него, и внимательно изучал ее, когда она поворачивалась к нему спиной в поисках каких-либо признаков того, что она прочитала его записку. Изабель скромно сидела на квартердеке, читая книгу, и не подавала виду, что вообще его заметила.

Но в тот же день она попросила у него подзорную трубу, чтобы рассмотреть летящую за кораблем морскую птицу. Когда она вернула ее, то он обнаружил еще один клочок бумаги, аккуратно засунутый между двумя секциями трубы. Мунго сделал вид, что ничего не заметил. Но как только он спустился вниз, он вытащил его и жадно прочитал строки.

-"Чтобы познать добродетель, мы должны прежде всего познакомиться с пороком".

В последующие дни Изабель и Мунго обменялись еще несколькими записками, каждая из которых содержала отрывки стихов или прозы, но ничего, что могло бы их опознать, кроме почерка. Мунго наслаждался игрой, подбирая фразы, которые, как он знал, порадуют, позабавят или возмутят Изабель. Иногда он выбирал возвышенные места из поэтов-романтиков, чистые выражения высоких чувств; иногда откровенно плотские строки из маркиза де Сада или графа Рочестера. Ему нравилось смотреть, как розовеет ее горло, когда она их читает – и еще больше нравились стихи, которые она посылала в ответ. Он обнаружил, что она на удивление начитанна.

Поначалу игра его забавляла - отвлекала от рутинной работы на корабле. А потом, как на охоте, это начало овладевать им. Хитрая борьба умов, ликование при передаче записок прямо под носом у Ланахана и Афонсо, риск быть пойманным и возбуждение от погони. Но больше всего он надеялся в конце концов получить приз. Ночью он лежал на своей койке и видел во сне тело Изабель, прижавшееся к нему.

Это начало вторгаться в его обязанности. Однажды, когда он должен был проверять запасы пороха на предмет влажности, Типпу поймал его на том, что он грезит наяву. В другой раз, когда он помогал ставить паруса, он чуть не потерял опору, когда парусину подхватил ветер. Капитан Стерлинг жаловался, что ему требуется больше времени, чем обычно, чтобы определить их положение.

‘Если бы ты не выглядел такИМ чертовски здоровым, - сказал он однажды в своей каюте, - я бы поклялся, что ты болен. Что за дьявол в тебя вселился?’

Мунго знал, что это превратилось в безумное увлечение, отвлекающее его от всего остального. Он не мог позволить этому продолжаться. Но был только один способ вылечить его.

Наконец, он придумал план. Это было рискованно, но могло сработать, если он завербует сообщника. На корабле был только один человек, которому он мог довериться. Он колебался, но когда спросил, было похоже, что Типпу знал, что этот момент настанет.

- Ты забыл девушку в медальоне?- поддразнил он.

Мунго не засмеялся. - Сидение здесь монахом не вернет ее обратно.’

‘Это верно. У каждого человека есть свои потребности. И я видел, как ты смотришь на леди Изабеллу’ - сказал Типпу. - Ты как раскаленное ружье в бою. Если вы не разрядите свой порох в ближайшее время, он взорвется внутри вас.’

Если бы Мунго подумал об этом, то, возможно, задался бы вопросом, кто еще мог заметить его увлечение Изабель. Конечно, Афонсо и Ланахан были бдительны при малейшем намеке на нарушение приличий. Первый помощник капитана привязался к брату Изабель, пользуясь любой возможностью, чтобы снискать расположение их знаменитого пассажира. Но Мунго был слишком занят своим планом, чтобы думать об этом.

- Средняя стража, - сказал Типпу, явно наслаждаясь перспективой одурачить Афонсо и Ланахана, возвращая долг Мунго. - Убедись, что она готова.’

Три вечера спустя, когда пробило полночь, Мунго услышал первый колокол, возвещавший о смене вахты. Он спустил ноги с гамака и поставил подошвы ботинок на истертые деревянные доски. На нижней палубе было так темно, что он едва различал очертания спящих вокруг людей. Он достал из сундука портсигар, нашел трап и поднялся на палубу.

Типпу уже был там. Они направились на корму, ориентируясь по свету нактоуза у руля. Ночь была ясная, но безлунная,черное море бурлило.

‘Все спокойно, - сказал боцман, когда они подошли, затягиваясь трубкой. - Ветер утихает. Я думаю, что Харматтан меняется.’

- Да, - кивнул Типпу. – Я за штурвалом.’

Боцман спустился вниз. Пока Типпу стоял у штурвала, Мунго набил трубку и чиркнул спичкой. Втягивая дым, он изучал звезды.