Царствие благодати - Йорген Брекке

Прежде чем начать разговор, Синсакер еще раз рассмотрел безутешного супруга. Рубашку и галстук, бывшие на нем утром, Дал снял и переоделся в свободный свитер из тонкой шерсти с открытым горлом. Немного смешно мыть машину в рубашке и при галстуке, а потом переодеваться в старый свитер. Но Синсакер мог себе представить, как все происходило. Когда он встретил Дала утром, тот собирался быстро помыть машину и отправиться на работу. Одеваясь, он еще не знал, что сегодня на работу не пойдет. «Но кто идет переодеваться сразу после того, как ему сообщают об убийстве его жены?» — подумал Синсакер. По опыту он знал: размышления на подобные темы редко приводят к логическому объяснению. Не существует однозначного ответа на вопрос, что должен делать человек, узнав об убийстве своей жены.

— Давай сначала разберемся с самым важным. Мы уже знаем: Гунн Брита Дал, твоя жена, была убита в субботу, раньше десяти вечера.

— Знаете наверняка?

— Это зафиксировано системой видеонаблюдения за книгохранилищем.

— У вас есть запись самого убийства? — Дал не на шутку перепугался.

— Нет, не самого убийства. Конечно, запись существенно облегчила бы нашу работу. У нас есть только позднейшая запись, на которой видно, что в десять часов вечера в субботу тело уже находилось в книгохранилище. Возможно, убийство произошло много раньше. Поэтому я обязан тебя спросить, можешь ли ты сказать, где находился в субботу с обеда до вечера и есть ли у тебя что-то подтверждающее твои слова.

— Я тебе утром уже говорил, что был за городом. Вы же не думаете, будто это я ее убил?

— В настоящий момент мы вообще ничего не думаем. Мы просто собираем информацию. Вот и все. Если ты чувствуешь, что не в силах отвечать, это может подождать.

— Нет, продолжим. Просто я не в себе, и все.

— Понимаю. — Синсакер спокойно продолжил: — Но может ли кто-нибудь подтвердить, что ты был именно там в интересующий нас промежуток времени?

— Только дети. Мы целый день находились неподалеку от дома. Я заходил и выходил. Дети возились с «Лего» и играли в «Нинтендо». Мы рано легли спать.

— Понятно. А сколько детям лет?

— Дочке десять, а сыну — восемь. — Похоже, Дал обиделся.

— А, ну да, а где они сейчас?

— Когда они пришли из школы, я отправил их в гости к друзьям. Они пока ничего не знают.

— Ясно. А ваш загородный дом где он находится?

— На Фосене, недалеко от Брекстада.

— Можно сказать, он в пустынных краях, или есть другие дома, из которых его видно?

— Он прячется в рощице между двумя поросшими лесом холмами. Мы там сами по себе. До соседних владений около километра. Там хозяйничают Исак и Элин Крансос, наверняка они смогут подтвердить время нашего приезда и отъезда. Они обычно следят за дорогой. Но боюсь, они не знают, действительно ли мы пробыли в доме все выходные.

— Как по-твоему, сколько времени занимает дорога от Брекстада до Тронхейма?

— Из Брекстада в Вальсет на другой стороне фьорда ходит паром. Еще можно доехать до Рёрвика и там переправиться на пароме до Флакка. Какой маршрут ни выбирай, до Тронхейма ехать около двух часов, считая паромную переправу, если, конечно, знаешь расписание.

— Два часа, и, полагаю, на обоих паромах проверяют автомобильный паспорт?

— Нет, только на пароме между Флакком и Рёрвиком.

— То есть, если выбрать паром в Вальсет, можно доехать до Тронхейма и вернуться, ни разу нигде не отметившись, ты это хочешь сказать? — Синсакер испытующе посмотрел на собеседника. Горе Йенса Дала бросалось в глаза. Не было никаких оснований подозревать его в убийстве. И все же где-то подспудно Синсакеру хотелось заставить Дала вспотеть от страха. Не самое лучшее из его качеств, но именно оно делало из него сыщика. От последнего вопроса Йенс Дал вспотел, но не так сильно, как желал этого полицейский.

— На пароме можно просто заплатить или как-то еще увильнуть от фотобоксов, но остаются еще шлагбаумы вокруг Тронхейма, поэтому просочиться нелегко.

Конечно, Синсакер и сам помнил о местах уплаты дорожного сбора на подъездах к городу; его больше интересовал тот факт, что Йенс Дал тоже о них подумал. Определенно у него светлая голова. В участке кому-то придется проверить все шлагбаумы, все контроллеры скорости и паромные переправы в поисках номера машины, номера кредитной карточки и других возможных следов Йенса Дала. Но эти поиски скорее всего только укрепят его алиби. Йенс Дал оказался совсем не прост. Если бы Синсакер любил ставить на кон что-то отличное от своего здоровья, то поставил бы деньги на то, что Дал действительно провел все выходные за городом; правда, выигрыш от такой ставки оказался бы невелик.

— Как ты понимаешь, мы обязаны все проверить.

— Понимаю. — Йенс Дал поднял стакан и одним глотком выпил половину.

— Ты ведь археолог, верно?

— Верно.

— И работаешь в Музее естественной истории?

— Да, работаю.

— То есть прямо за стенкой от жены? Тогда ты наверняка довольно хорошо знаешь ее круг общения в Библиотеке Гуннеруса?

— Более-менее. На работе мы старались навещать друг друга как можно реже. Мы решили, что каждый должен жить своей профессиональной жизнью. Я действительно знаком со многими библиотекарями, поскольку мне приходится часто обращаться к ним по долгу службы. Две наши организации довольно много сотрудничают. Кроме того, для моей работы мне часто требуются материалы из их собрания.

— То есть ты злостный читатель?

— Можно сказать и так.

— Исходя из известного тебе, можешь ли ты сказать, с кем из своих коллег твоя жена общалась больше, чем с остальными?

— Пожалуй, нет. Гунн Брита поддерживает, то есть поддерживала, хорошие отношения со всеми, но ни с кем близко не дружила.

— И не было кого-нибудь, кто имел на нее зуб?

— Мне об этом ничего не известно.

— То есть ты не думаешь, будто в библиотеке кто-то мог желать ей смерти?

— Честно говоря, я вообще не представляю, чтобы кто-нибудь захотел ее убить, будь то на работе или где-либо еще.

— Ну, тебе виднее. — Синсакер замолчал и сделал маленький глоток эспрессо, который Дал ему сварил. Кофе уже почти остыл, но все равно стало ясно, что он отлично приготовлен. Семья Дал установила у себя на кухне серьезную кофе-машину, а не какую-нибудь дешевку. Он немного подумал о том, кто из супругов настоял на покупке этого чуда. Но сейчас было не время задавать подобные вопросы.

— А в чем, собственно, заключается твоя работа в музее?

— Сейчас я сотрудник на научной должности. Это значит, я руковожу частью раскопок, немного преподаю и пишу статьи.

— Но своими руками не копаешь?

— Редко. Земляные работы, как правило, выполняют студенты в качестве летней подработки и нанятые на время археологи. Это же довольно грязная отрасль. С точки зрения трудового законодательства мы действуем на грани допустимого. — Дал иронически улыбнулся.

— Мне как-то раз попадалась на глаза одна твоя старая статья.

— Да? И как она называлась?

— «Forensics of time».

Йенс Дал на минуту задумался. Потом улыбнулся и сказал:

— Ах эта. Ее едва ли можно назвать научной статьей. Я написал ее много лет назад, еще когда работал над докторской, если не ошибаюсь. Где ты ее нашел?

— Лежит в Сети, в банке данных.

— Да-да, в Интернете за жизнью своих текстов никак не уследишь. Полагаю, все правовые вопросы с журналом, в котором она была опубликована изначально, они уладили.

— Я прочел только первую страницу. А о чем в ней говорилось дальше?

— Статья посвящена находке, сделанной нами в тот раз на Фосене, во владениях Крансосов. То есть неподалеку от нашего загородного дома. В Средние века там была небольшая церковь, и при ней — кладбище. Отправной точкой для статьи послужил факт обнаружения на многих скелетах удивительно схожих повреждений. Мы предположили, что это останки многочисленных жертв, убитых одинаковым способом. Но, будучи археологом, я, разумеется, не могу по пятисотлетним костям сколько-нибудь надежно установить причину смерти. Все это по большому счету спекуляции. Однако статья все равно получила известность, я помню. Самое главное другое — во время тех раскопок мы нашли Йоханнесову книгу.

— Йоханнесову книгу?

— Да, это один из важнейших источников по истории трендского Средневековья. Эта книга написана от руки на пергаменте, хотя в ту эпоху бумагой пользовались все чаще и чаще. Ее написал фосенский священник сразу после Реформации. Редчайшая драгоценность. Книга прославилась благодаря содержащимся в ней медицинским сведениям, удивительно точным для своего времени. И благодаря своим афоризмам.

— Афоризмам?

— Да, мудрым изречениям. Как, например, вот это: «Центр Вселенной везде, а предела — нет». Для ученых афоризмы Йоханнесовой книги представляют немалый интерес. Почему священник Йоханнес пишет о Вселенной, а не о Боге? Он утратил веру? Был ли он северным представителем зародившегося в эпоху Ренессанса научного течения? Откуда родом этот Йоханнес? Учился ли в университете? Афоризм, который я упомянул, особенно интересен по нескольким причинам. Уже в 200-м году до Рождества Христова в книге под названием «Corpus Hermeticum»[22], принадлежащей к гностическому учению, было написано: «Бог есть умопостигаемая сфера, центр коей находится везде, а окружность нигде». Затем в двенадцатом веке французский теолог и поэт Алан Лилльский утверждал то же самое в одном из своих трудов. Почти пять сотен лет спустя, в 1584 году, в Италии, мистик по имени Джордано Бруно провозгласил: «…вся Вселенная есть центр, или центр Вселенной повсюду, а окружности нет ни в какой части, поскольку она отличается от центра». Любопытно, но Джордано Бруно записал свою мысль на несколько десятилетий позже автора Йоханнесовой книги, возраст которой мы датируем серединой XVI века. Но это еще не конец. Двести лет спустя эти же слова повторяет математик и философ Паскаль: «Природа — это бесконечная сфера, центр которой везде, а окружность нигде». На эту цитату, которая возникает снова и снова, обратил свое внимание и аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес. В его книге «Вымыслы», вышедшей в 1944 году, есть эссе на эту тему. Эту фразу можно рассматривать в качестве примера того, как мы вечно повторяем самих себя и как мало на самом деле оригинальных мыслей. Борхес написал свое эссе раньше, чем мы нашли Йоханнесову книгу, поэтому она в его эссе не упоминается. Благодаря таким деталям нашу странную находку окружает мистический ореол, и ученые никак не могут разгадать ее загадку. Был ли священник Йоханнес мистиком? Был ли он сектантом-гностиком? Или просто вольнодумцем, который отказался верить в Бога как в основополагающий принцип?