Бастард (СИ) - Осадчук Алексей Витальевич

Энергоканалы, по форме напоминающие человеческую кровеносную систему, светились слабым лиловым светом, а вот источник был полностью опустошен.

Я перевел взгляд на другие доспехи и увидел примерно то же самое. Хотя имелись некоторые различия. Например, каналы костяного и кожаного доспехов были шире и крепче, чем у металлического, а их источники более объемными, с большим количеством сегментов. Кроме того, их энергосистемы выглядели более сбалансированными и естественными что ли. Как будто серебристый экзоскелет являлся некой имитацией других двух.

Все три доспеха находились в «спящем режиме» и, видимо, чтобы заставить их «ожить», необходимо было заполнить источники маной. Фух… Мне стоило значительных усилий подавить в себе желание прикоснуться к серебристой грудной пластине — именно там находилось «сердце» экзоскелета.

Я буквально завис, во все глаза разглядывая эту красоту.

Мое молчание Урсула Хуг расценила по-своему.

— Что ж, я так и думала, — фыркнула она. — Еще один выскочка, мнящий себя великим воином и знатоком оружия, но не способный отличить обычную броню от магического доспеха страйкера.

Выдав эту короткую обличительную речь, хозяйка магазина развернулась на каблуках и, более не обращая на меня никакого внимания, не прощаясь, широким шагом покинула торговый зал. Причем произнесла она все это на языке, заметно отличавшимся своим грубым звучанием от вестонского и от языка Туманных островов. Но я, благодаря наследию Макса, все прекрасно понял.

Спустя минуту, сопровождаемый презрительными насмешливыми взглядами персонала и редких посетителей, я вышел на улицу и, забравшись на коляску, спокойно обратился к Жаку:

— А теперь вези меня к нормальному оружейнику.

— Я думал, господин захочет приобрести доспех и оружие, соответствующие его статусу, — с намеком произнес Жак.

— Нет, не захочет, — ответил я и, как бы между прочим, ровным голосом поинтересовался: — Ты ведь понимаешь, что мое терпение не бесконечно?

— Да, господин, — коротко ответил Жак, но уже без тени улыбки.

Бертран, все это время слушавший нашу беседу, выглядел озадаченным.

Когда коляска покатилась, я задумался. За весь день, сколько бы я ни напрягался, мне так и не удалось заметить ни одного одаренного. И вот когда я уже и не надеялся, это, наконец, произошло. Дело в том, что напоследок я успел просканировать хозяйку магазина и обнаружил, что она является магом. Правда, ее энергоструктура заметно отличалась от моей. А именно — у Урсулы Хуг не было собственного энергетического источника. Вернее, сперва я обнаружил в ее теле сразу несколько источников, но потом до меня дошло: это были всего лишь накопители, или, как их здесь называют местные, — круды. Те самые энергокристаллы, которые добывались только в Тени. Получалось, Урсула могла пользоваться только заемной маной, пропуская ее через свою энергосистему, но без возможности ее аккумулировать. То есть, другими словами — без круда она превращалась в обычного человека?

Хм… Очень любопытно. Надо будет понаблюдать за этой дамой. Кстати…

— Эта Урсула — она кто? — спросил я у Жака.

— Артефактор, — коротко ответил он.

— Артефактор? — изобразил я удивление. — В нашем захолустье? Кстати, на каком языке она говорила?

— Она сама из Астландии, — сказал Жак. — Осела в Абвиле полтора года назад. Ходят слухи, что она повздорила с главой своей гильдии и решила перебраться в Вестонию.

— Охотно верю, — хмыкнул я. — Характер у этой тетки еще тот. А в нашей столице, я так понимаю, она не осела из-за конкуренции. Вполне ожидаемо. Там уже наверняка все поделено между местными мастерами. И Абвиль она выбрала только потому, что здесь нет больше артефакторов.

— И никогда не было, — подтвердил Жак.

И все равно странно. Но эти мысли я оставил при себе. Тем более, что наша коляска как раз остановилась возле дверей, над которыми висела вывеска с изображением скрещенных топора и булавы. Если учесть, что такие вывески рисовались для людей неграмотных, а значит, небогатых, я прибыл именно туда, куда надо.

Интерлюдия 1

Эрувиль, столица Вестонии. Особняк графа Генриха де Грамона.

— Что ж вполне ожидаемо! — фыркнул Генрих де Грамон, небрежно бросив на стол только что прочитанное письмо. Короткий возглас графа заставил всех сидящих за обеденным столом женщин повернуть к нему головы.

— Что там, Анри? — поинтересовалась сидящая рядом с супругом графиня Кэтрин де Грамон.

— Еще одно приглашение на бал? — с надеждой в голосе пискнула Ивелин, младшая дочь графа. На ее щечках выступил румянец, а в зеленых глазах промелькнули озорные искорки. Она сейчас напомнила графу его сестру, герцогиню дю Белле в молодости. Ту самую герцогиню, которую при дворе прозвали Каменной леди. Скажи кому, что когда-то сестрица также, как юная белокурая Ивелин сейчас, ждала каждого бала — никто бы не поверил.

— У тебя одни балы на уме, — фыркнула Мариэль, старшая дочь графа. Эта была вылитой копией своей матери. Она унаследовала от Кэтрин ее трезвый ум и склочный характер. Сейчас она только входила в силу, тренируясь на сестре и на трех своих кузинах, дочерях Фердинанда, казненного за измену королю.

Вспомнив о старшем брате, Генрих немного повеселел. Его могут как угодно называть при дворе: и братоубийцей, и предателем родной крови, и тем, кто «предал единожды — обязательно предаст снова», но все эти злые языки, так или иначе, ничего не добьются. Положение Генриха при дворе только укреплялось.

К слову, последнюю фразу о предательстве, как стало известно Генриху, выдал королю не кто иной, как канцлер. На что его величество ответил, что Генрих де Грамон, в отличие от своего родного брата, короля не предавал. Напротив, он своевременно сообщил о готовящейся измене. По сути, он сделал работу самого канцлера.

Когда Генриху пересказали разговор его величества с этим старым сухарем Ламбертом де Вержи, от переполнявшей его радости и гордости граф приказал устроить бал, который обошелся ему в целое состояние.

— Как будто ты сама их не любишь! — не осталась в долгу Ивелин. — Я прекрасно помню твою счастливую улыбку, когда ты танцевала с маркизом де Колиньи!

Мариэль вздрогнула и, густо покраснев, посмотрела в упор на младшую сестру. Казалось, что из ее темно-зеленых глаз в Ивелин ударят молнии.

Белокурая непоседа, зная о том, что является любимицей отца, все эти взгляды благополучно проигнорировала, не забыв при этом показать старшей сестре язык.

Пока дочери Генриха переругивались, их кузины молча сидели, потупив взоры. За последние месяцы Кэтрин серьезно потрудилась, чтобы приструнить их. Еще год назад они, дочери графа Фердинанда де Грамона, одного из богатейших аристократов Вестонии блистали на всех столичных балах и светских мероприятиях. На руку каждой из них претендовали самые знатные женихи в королевстве.

Не удивительно, что молодые виконтессы пытались показывать характер. Но им очень быстро объяснили, что они теперь всего лишь воспитанницы их дяди и что их приданое значительно уменьшилось. И пусть радуются, что их не отправили на плаху вместе с отцом и братьями. И это, не считая клейма дочерей предателя, что значительно понизило их ценность, как невест.

Кэтрин начала ломать их с первых же дней, с того самого момента, когда они переехали в столичный особняк дяди. Первым делом графиня избавилась от жены Фердинанда, их спятившей мамаши, отправив ту в обитель для душевно больных, что находилась при храме Пресветлой Матери.

Затем девушки провели несколько месяцев взаперти, читая и заучивая наизусть благочестивые тексты из священной книги Праотца, питаясь при этом чуть ли не водой и хлебом.

Первой сдались старшие племянницы. Они отреклись от своих отца и матери, поклялись в верности дяде и покорились его воле. Дольше всех продержалась младшая дочь Фердинанда — Валери. Та, что больше всех была похожа на своего отца. Кэтрин пришлось сперва даже урезать ее дневную порцию еды, а затем и вовсе несколько дней продержать на одной воде. В итоге девушка все-таки покорилась и принесла клятву верности.