Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что с мамой? — спросил Андрей.
— Плохо, — сказал Коля.
Коля провел его через большую комнату, где на диване уже лежал, посапывая, его отец — непонятно, когда он успел заснуть, — из комнаты вели две двери: одна в спальню, где обитали Нина и Елизавета Юльевна, другая в комнату Коли. Дверь к маме была открыта, оттуда донесся стон, и Ниночка поспешила туда. Коля быстро подтолкнул Андрея к другой двери, закрыл ее за собой.
Комната Коли не изменилась, только была не убрана и казалась нежилой. Коля показал Андрею на стул, а сам сел на кое-как застеленную койку. На письменном столе лежали исписанные цифрами листы бумаги. Полка с книгами, такая знакомая, потому что Коля в свое время давал Андрею стоявшие на ней томики Буссенара и Жаколио, опустела и накренилась.
— Прости, — сказал Коля, — но так вот мы живем. Ты увидел меня в трудный день.
— А что с мамой?
— У нее подозревают рак, — сказал Коля. — Она мучается болями. Но, к сожалению, у нас нет возможности купить лекарств.
— Я постараюсь помочь, — сказал Андрей.
— Я не хотел просить тебя о помощи.
— Я поговорю с тетей Маней. У них в ведомстве есть деньги на такие цели.
— Ни в коем случае, — резко сказал Коля. — Лучше умереть с голоду.
— Что ты говоришь!
— Завтра весь Симферополь будет знать, что мы нищенствуем. Подумай, как это отзовется на Нининой судьбе.
— Ладно, — сказал Андрей, — подумаем. Расскажи о себе. Как твоя Альбина?
— Ахмет рассказал? — Коля насторожился.
— Он мне смешное письмо прислал.
— Ахмет все неправильно понял, — сказал Коля. — Он всегда был шутом и останется им. Но шутить можно за свой счет, но не за счет товарищей.
— Он ничего плохого не написал.
— По глазам твоим вижу, что написал! А мною руководило лишь чистое чувство, клянусь тебе!
Коля вскочил с койки. Старые пружины взвизгнули. Он подошел к окну и отодвинул в сторону горшок с засохшим цветком. Он молчал. Из соседней комнаты донесся стон, потом голоса.
— Тебе, который может пользоваться благодеяниями отчима, не понять, что такое безысходность, — сказал Коля наконец.
Андрей видел его широкую спину, небольшой, хорошо подстриженный затылок и тонкие, алые на просвет уши.
— Мне не к кому обратиться даже за сочувствием, — сказал Коля. — Ахмет ничего не поймет и будет смеяться… Я все потерял! И ты более других можешь презирать меня.
Почему-то Андрей подумал в тот момент о десятке, которую Коля так и не отдал Ахмету. Тетя Маня панически боялась любых долгов. Может, какой-нибудь из ее предков попал в долговую яму, может, она запомнила уроки, вычитанные из французских романов, но она была убеждена и убежденность эту передала Андрею, что порядочный человек скорее умрет, чем не вернет долг.
— Ты же понимаешь, — продолжал Коля, — что я не мог прожить в Петербурге на двадцать рублей, которые присылала мать?
— Не мог.
— Наш наивный друг Ахмет, который умудрился прокутить две тысячи за несколько недель, решил, видно, что я намерен сесть на шею Калерии Иосифовне.
— Какая еще Калерия Иосифовна? — спросил Андрей.
— Дама, у которой я снимал квартиру. Тебе я могу сказать: она была уверена, что я — сын барона и состояние моего отца велико. Она готова была отдать за меня Альбину. Но моя печальная тайна раскрылась, я был изгнан из числа претендентов.
— Ой, горе мое! Ну сделай что-нибудь! — закричала за стенкой мать.
— Пошли к Циппельману, — сказал Коля. — Больше сил нет терпеть.
Андрей был рад уйти.
Нина вышла их проводить и сказала:
— Коля, постарайся, я тебя умоляю, постарайся достать опия. Хоть несколько капель.
— Я спрошу у тети, — сказал Андрей.
Снег перестал, облака разбежались, но сразу похолодало и поднялся пронизывающий ветер. Они шли быстро и почти не разговаривали.
— Ты не был больше в Ялте? — спросил Андрей. Не хотел спрашивать, но вопрос сам сорвался с губ.
— Зачем? — спросил Коля. — И откуда у меня деньги для таких путешествий?
— И девушек больше не видел?
— О, далекое детство! — вдруг засмеялся Коля. — Я помню, как ты пытался уплыть с Лидочкой в Турцию. Какое это было светлое время!
Циппельман встретил их радостно. В кондитерской было жарко, круглый, с залысинами лоб Циппельмана блестел, как смазанный жиром.
— Какая радость! Вторая встреча. Вам понравился мой торт? Я сам его делал.
— Мы его будем есть с чаем, — сказал Андрей. — Вечером.
— Правильно. Это именно вечерний торт. А сейчас будем пить кофе?
— С коньяком, — сказал Андрей. — На улице такая погода.
— Именно что такая погода. Если бы я не был так занят, я бы обязательно сам выпил рюмочку. Я ужасно беспокоюсь за Фиру. Там в Керчи такие ветры, такие ветры!
Они сели в углу, за свой столик. Циппельман принес кофе, коньяк и фотографию Фиры с ее мужем, типичным громилой.
— Вы не думайте, что он грубый, — сказал Циппельман. — У него сердце ягненка.
В кафе вошли замерзшие реалисты. Циппельман побежал делать им чай с вафлями.
Резким театральным движением Коля поднес к губам рюмку и выпил коньяк, как извозчик пьет водку.
— Все время хочется напиться, — сообщил он. — Но я не хмелею.
Андрей отхлебнул кофе. Он понимал, что ему предстоит выслушать исповедь приятеля, втайне мечтая, чтобы случилось небольшое землетрясение, которое отвлекло бы Колю от рассказа. Но землетрясений в Симферополе не бывает…
— Я был слишком доверчив. — Коля поправил прядь, упавшую на лоб. — Я доверился судьбе. Чувство, которое я испытывал к Альбине, было настолько глубоким и чистым, а она сама тянулась ко мне, как лиана тянется к стволу…
Баобаба, чуть не подсказал Андрей и понял, что рискованность сравнений и заставила замолчать Беккера.
— Пальмы, — закончил фразу Коля и помахал пальцами Ципе, словно половому. — Еще коньяк!
Реалисты обернулись как по команде.
— Сейчас, Коля, — отозвался Циппельман, — одну минутку, мой мальчик.
Чем испортил все представление.
Коля смешался, вытащил бумажник с золотой монограммой, из него — маленькую фотографию-визитку смазливой девицы. Андрей понял, что это Альбина, Коля перевернул визитку. Там было написано мелким и аккуратным почерком:
«Дорогому Николаю на добрую память о наших встречах.
Альбина Ч. 12 октября 1913 года».— Красивая, — сказал Андрей. Ему приходилось так рассматривать фотографии младенцев, которые таскают с собой бабушки — приятельницы тети Мани, но фотографию возлюбленной ему показали впервые.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});