Герой пера - Эльза Вернер

Алисон, не отвечая, продолжал смотреть на то место, где только что стояла Джен.

– Я думал, что мистер Форест ненавидел свою родину, – наконец сказал он, – и воспитал свою дочь в таком же духе.

– О да, он всю жизнь был зол на свою родину, проклинал Германию, но перед смертью с отчаянием говорил о том, что больше ее не увидит. Мы никогда не поймем этого народа, Генри. Я двадцать лет прожил в доме Фореста, делил с ним и его семьей и радости и горе, знал всю их жизнь до мельчайших подробностей, и все-таки все время между нами лежало нечто, не позволявшее мне вполне сблизиться с Форестом. Это нечто не смогли преодолеть ни сильная воля Фореста, ни его горькие воспоминания, ни двадцатилетнее пребывание в Америке. Теперь тоже самое проявилось и у его дочери, несмотря на полученное ею чисто американское воспитание. То, о чем я говорю, – немецкая кровь.

Разговор американцев был прерван приходом давно ожидаемого офицера, который появился возле гостиницы в сопровождении солдата. Генри пошел к нему навстречу, вежливо поклонился и на плохом французском языке стал излагать свою жалобу. После первых торопливых слов он заговорил медленнее, а затем совсем замолчал, не спуская с лица офицера изумленных глаз. Тот, в свою очередь, в растерянности отступил на несколько шагов. Между тем и Аткинс подошел поближе и полуудивленно-полуиспуганно воскликнул:

– Мистер Фернов?!

Генри вздрогнул при этом восклицании; оно рассеяло его сомнения; теперь он узнал, чьи знакомые глаза смотрели на него из-под военной каски. На лице молодого американца не осталось ни кровинки. Алисон быстрым взглядом окинул всю фигуру офицера, затем перевел взор на здание гостиницы, куда скрылась Джен. Он как будто что-то сообразил; проклятие готово было сорваться с его уст, но он крепко стиснул зубы и промолчал. Аткинс поздоровался с Ферновым, вежливо обратившимся к нему и его спутнику:

– Сожалею, что именно мне приходится причинить вам неприятность, – сказал он, – но вы никак не можете продолжать свой путь. Мы не имеем права вас пропустить, так как получили приказ задерживать каждого, кто бы он ни был.

– Будьте же благоразумны, мистер Фернов, – сердито возразил Аткинс, – нам необходимо ехать дальше, а вы ведь нас знаете и можете засвидетельствовать, что мы не шпионы.

– Дело не в этом, – проговорил Фернов, – поскольку существует приказ, мы не можем допустить никакого исключения. Мне очень жаль, мистер Аткинс, но проезд закрыт. Никто из штатских не имеет права ехать отсюда в горы. Возможно, что завтра этот приказ будет отменен, но сегодня он действует, и не в нашей власти его нарушить.

Аткинс взглянул на офицера раздраженно, но вместе с тем с оттенком уважения.

– В таком случае соблаговолите, мистер Фернов, сообщить нам, где мы должны провести эту ночь, – насмешливо сказал он. – Назад мы не можем повернуть, так как все дороги заняты войсками; вперед вы нас не пускаете, а здесь мы не можем найти никакого ночлега. Прикажите всю ночь просидеть в экипаже?

– Это не нужно, – спокойно ответил Фернов. – Вы одни?

Аткинс не успел ничего сказать, так как Алисон поспешно проговорил:

– Да, один!

– В таком случае я убежден, что мои товарищи не откажут вам в гостеприимстве. У нас много места в замке, а наше знакомство, – добавил он с легкой улыбкой, – избавляет вас от малейшего подозрения. Простите, пожалуйста, мне придется оставить вас на минуту.

Фернов отошел к часовым и что-то им сказал.

– И это бывший университетский профессор? – пробормотал Аткинс. – Эта книжная крыса быстро приобрела такой воинственный вид, словно всю жизнь не расставалась со своей саблей. Вот тебе и чахоточный профессор! Однако скажите, ради Бога, Генри, почему вы скрыли, что…

– Молчите, – быстро и решительно остановил его Алисон, – не говорите ему ни слова о присутствии мисс Форест. Я сейчас вернусь.

Американец с удивлением пожал плечами; он совершенно не понимал тактики Генри.

Фернов тем временем снова подошел к Аткинсу.

– А где же ваш соотечественник? – спросил он, посмотрев вокруг.

– Мистер Алисон сейчас вернется! – ответил Аткинс.

Генри действительно выходил в эту минуту из дверей гостиницы, держа под руку Джен. Склоняясь к лицу молодой девушки, он что-то так горячо ей доказывал, что она заметила офицера, стоявшего к ней спиной, только подойдя к нему совсем близко. В это мгновение Фернов обернулся.

Несколько секунд Джен и Вальтер молча смотрели друг на друга, пораженные до последней степени. Вдруг лицо Фернова просияло, точно его осветил яркий солнечный луч; его голубые глаза мечтателя загорелись страстным огнем; весь облик молодого офицера говорил о безграничном счастье. Эта минута неожиданного свидания выдала сердечную тайну Фернова.

Джен, напротив, смертельно побледнела; колени ее подгибались, она пошатнулась и упала бы, если бы Генри ее не поддержал. Его рука стиснула руку молодой девушки, точно железным кольцом, и он с такой силой прижал ее к своей груди, как будто хотел раздавить. Но Джен ничего не чувствовала. Взгляд Алисона впился в лицо невесты, и даже дрожание ее ресниц не ускользнуло от его глаз. Ледяное, злое выражение разлилось по лицу молодого американца. Теперь ему не нужно было никаких слов, никаких объяснений – он знал достаточно.

Фернов первый пришел в себя. Он видел только Джен и потому не заметил ни маневра Алисона, ни выражения его лица.

– Мисс Форест, я и не подозревал, что встречу вас здесь! – проговорил он.

По руке молодой девушки Генри почувствовал, как она вся вздрогнула при звуке голоса Фернова. Он медленно выпустил ее руку, и это движение заставило Джен опомниться.

– Мистер Фернов, – произнесла она, – и мы не ожидали вас увидеть, так как считали, что ваш полк находится уже под Парижем.

Голос молодой девушки звучал так же холодно, как раньше, а глаза старательно избегали взгляда Фернова. Сияние исчезло с лица Вальтера; его глаза затуманились, и прежняя мрачность сменила краткий миг счастья.

– Наш полк вернули назад – охранять горы! – ответил он, тщетно ловя взгляд молодой девушки.

– Значит, это от вас исходит приказание задержать нас, мистер Фернов? Я прекрасно понимаю, что вы исполняете только свою обязанность, и мы, конечно, должны подчиниться вашему требованию.

Собрав последние силы, Джен повернулась и, подойдя к Аткинсу, скрылась за его спиной.

Губы Фернова задрожали. Перед ним снова была холодная, надменная мисс Форест. Она забыла тот момент, когда они расставались, а он помнил о нем ежеминутно, храня в своей душе это воспоминание, как святыню, как сладкую мечту. Очевидно, Джен вздрогнула при виде его от отвращения: она так ненавидела его, что даже не могла скрыть свои чувства! Невольно ему вспомнилась сцена у развалин старого замка, и снова, как и тогда, гордость победила в нем сердечную боль.