Герой пера - Эльза Вернер

– Хотел бы я знать, кто она, где и когда ты с ней познакомился? – продолжал веселый доктор, сам смеясь выдумке, пришедшей ему в голову. – С тех пор, как мы на войне, я почти ни на минуту с тобой не расстаюсь, а в Б. ты ни разу не взглянул ни на одну женщину, к великому негодованию прекрасной половины рода человеческого в нашем городе.

Фернов, ничего не говоря, усердно пристегивал свою саблю.

– Кто бы мог подумать, что диагноз доктора Стефана окажется таким верным? – после некоторого молчания снова заговорил врач. – Признаться, я сильно в нем сомневался. Когда доктор Стефан приехал в X. и заклинал меня всеми святыми всячески тебя опекать, я был уверен, что тебе недолго придется служить вместе со мной – что при первом же переходе ты свалишься и мне придется поместить тебя в лазарет. А между тем ты вынес лишения и тяготы войны лучше, чем другие. Помнишь ту ужасную июльскую и августовскую жару, когда наши люди падали, как мухи; ты оказался крепче всех, тебе все шло только на, пользу. Да, Вальтер, у тебя прекрасный организм; тебе понадобилось всего лишь освободиться от усиленных занятий за письменным столом, чтобы восстановить свое здоровье. Для твоих нервов тоже нашлось превосходное, хотя и совершенно необычное средство: тебя исцелил гром пушек. Все в Б. удивятся, когда ты вернешься домой в таком цветущем виде.

– Да, если вернусь! – мрачно заметил Фернов.

– Снова это вечное предчувствие смерти! – возразил доктор, досадливо пожав плечами. – Оно у тебя становится какой-то манией.

– Потому что я чувствую близкий конец!

– Вздор! Если существует кто-то, кого не возьмет и пуля, так это ты! Не сердись, Вальтер, но я должен тебе сказать, что твоя отвага граничит с безумием. Ты бросаешься в бой без оглядки, ничего не видя перед собой; там, где самая большая опасность, – там ты первый! Твоя смелость поражает всех твоих товарищей.

– А между тем среди них нет ни одного, который не считал бы меня раньше трусом! – с горькой улыбкой сказал Фернов.

– Да, это верно, – откровенно сознался доктор, – но, по правде говоря, во всей твоей фигуре, во всем облике не замечалось ничего мужественного. Ты был настоящим человеком пера, занятым исключительно книгами; мы все думали, что грохот пушек приведет тебя в полную растерянность. Однако ты очень скоро приобрел вид боевого героя, и после первого же сражения другим офицерам пришлось изменить свое мнение.

На губах Фернова промелькнула грустная улыбка, между тем как в глазах сохранилось прежнее мечтательно-меланхолическое выражение. У входа в парк послышались чьи-то тяжелые шаги, и в аллее появилась высокая фигура Фридриха, который казался еще больше и внушительнее в военном мундире. Видимо, Фридрих очень гордился своим солдатским званием; по крайней мере, на его лице отражалось сознание силы и собственного достоинства.

– Честь имею доложить, ваше благородие, – проговорил он, отдавая честь Фернову, – что в деревню прибыл экипаж с англичанами, желающими проехать через наш пост в горы.

Фернов быстро обернулся. Грустная мечтательность исчезла с его лица, оно приняло деловое, решительное выражение.

– Это невозможно. Пропускать запрещено! – коротко и строго ответил он.

– Англичанин не соглашается вернуться обратно; он говорит, что у него есть какая-то бумага, и непременно хочет видеть либо господина майора, либо господина поручика.

– Хорошо, я все равно собирался идти в деревню, – сказал Фернов, взглянув на часы. – Неприятная история, – обратился он к доктору. – Это, вероятно, ни в чем не повинные путешественники, и задерживать их нет смысла; но ничего не поделаешь – приказом запрещено кого-либо пропускать.

– Не понимаю, почему тебе это так неприятно? – с улыбкой возразил доктор. – Наоборот, я испытываю в таких случаях полное удовлетворение. Эти дерзкие сыны Альбиона с нескрываемым презрением относятся к нам и, тем не менее, наводняют Германию и Рейнскую область, где распоряжаются, как у себя дома. Им следует показать, кто здесь хозяин. К сожалению, у себя на родине мы с ними церемонимся, так, по крайней мере, здесь нужно поставить их на место.

– Ты пойдешь со мной в деревню? – спросил Вальтер.

– Нет, я предпочитаю вернуться в замок. Посмотрим, как ты справишься один с этими англичанами! Когда закончишь обход, приходи к нам на четверть часа выпить стакан пунша, иначе твои акции сильно понизятся в глазах капитана. Он единственный из всех колеблется, стоит ли признать тебя будущей звездой первой величины: слишком уж мало ты пьешь.

Доктор шутливо попрощался с Ферновым и направился в замок, а его приятель пошел в деревню. Фридрих следовал за поручиком, ни на минуту не спуская с него глаз, но их выражение стало при этом совсем не таким, каким было в Б. Раньше он смотрел на профессора с заботливостью нежной няни, оберегая его, как больное, беспомощное дитя; теперь же лицо Фридриха выражало глубочайшее почтение и безмолвный восторг преданного солдата перед отважным и снисходительным офицером.

При въезде в село, возле гостиницы, стояли два экипажа, приехавшие сюда один за другим. Первый из них, прибывший на четверть часа раньше, был тут же остановлен караулом, но сидевший в нем путешественник не пожелал подчиниться требованию солдат и вступил с ними в пререкания. Обеим сторонам было очень трудно сговориться: путешественник не говорил по-немецки, а солдаты не понимали по-английски; пришлось прибегнуть к французскому языку, в котором, впрочем, тоже никто не был силен. В конце концов солдаты решили обратиться к дежурному офицеру и отправили Фридриха к поручику Фернову. Разгоряченный англичанин с мрачным, недовольным видом пошел в гостиницу, к которой в эту минуту подъехал другой экипаж. Вышедший из него мужчина в дверях столкнулся с англичанином. Глаза путешественников встретились, и оба воскликнули с величайшим изумлением:

– Мистер Аткинс?

– Генри?

– Каким образом вы здесь? – спросил Алисон, оправившись, наконец от удивления.

– Я из Р. А вы откуда?

– Я прямо из Парижа; дольше оставаться было рискованно, так как городу грозит серьезная осада. А здесь меня задержали и не разрешают ехать дальше.

– Нас тоже не пропускают.

– Нас? – медленно повторил Алисон, – разве вы не один? Надеюсь, мисс Форест вас не сопровождает? – быстро добавил он, так как ему пришла в голову мысль, что его невеста тоже здесь.

– Да, мисс Джен приехала со мной.

Генри хотел было броситься к экипажу, но внезапно остановился. Возможно, он счел неуместным проявлять свои чувства перед посторонним человеком, а, может быть, его расхолодило воспоминание о последней встрече с Джен. Как бы то ни было, он с деланным спокойствием снова обернулся к Аткинсу и продолжал начатый разговор: