Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков - Вильгельм Райх

То, что я поступил правильно, не став вдаваться в эти очевидные сновидения – в связи с ними у пациента также не возникло никаких мыслей, – показало мне то обстоятельство, что пациент, который уже имел достаточно аналитических знаний, ни словом не указал на фигуру грабителя, а только молчал или возбужденно говорил о «больших деньгах», которые он должен заплатить, о своем сомнении, поможет ли ему анализ, и т. д.

Это сопротивление, без сомнения, было направлено также против обсуждения инцестуозного материала, но соответствующая интерпретация ни к чему бы не привела; я должен был ждать, пока представится подходящий случай истолковать ему страх из-за денег как страх за свой член.

В первой части «сновидения о грабителе» речь идет о том, что я анализирую его в уборной. Позднее выяснилось, что в уборной он чувствовал себя в наибольшей безопасности, когда занимался онанизмом. Во второй части сновидения я (отец) предстаю грабителем (= кастратором). Таким образом, его актуальное сопротивление (недоверие из-за денег) находилось в тесной связи с давним страхом, вызванным онанизмом (страхом кастрации).

По поводу второй части я дал ему следующее толкование: он опасался, что я мог ему навредить, подвергнуть его опасности, но бессознательно при этом он подразумевал отца. Он принял толкование после некоторого сопротивления и в этой связи начал сам обсуждать свое чрезмерное дружелюбие. Ему приходилось помогать лишь изредка. Он осознал смысл своего чересчур дружелюбного поведения по отношению к начальникам как выражение неопределенного страха хотя бы в чем-то оказаться виновным, они не должны были также заметить, что втайне он над ними насмехается. В той мере, в какой ему удавалось объективировать свой характер и взглянуть на него со стороны, он становился – и во время анализа и вне его – все более свободным и открытым; он уже отваживался критиковать и начал стыдиться своего прежнего поведения. Невротическая черта характера впервые стала инородным симптомом. Таким образом, своего первого успеха добился и характероанализ: характер был проанализирован.

Сопротивление, связанное с деньгами, сохранялось, и в сновидениях без какого-либо содействия с моей стороны все отчетливее проявлялся первоначальный материал, страх за член, во взаимосвязи с первичной сценой.

Этот факт следует подчеркнуть особо: при упорядоченном и последовательном анализе сопротивления характера о соответствующем инфантильном материале не надо беспокоиться, он – все более ясный и все более связанный с актуальным сопротивлением – появляется сам собой, разумеется, при условии, что этому процессу не мешают преждевременными интерпретациями детского материала. Забота о том, как добраться до детства, становится совершенно излишней. Чем меньше стараются проникнуть в детство, чем корректнее прорабатывают актуальный материал сопротивления, тем быстрее до него добираются.

Это вновь оправдалось на деле в ночь после интерпретации, заключающейся в том, что он опасается получить повреждение; ему приснилось, что он проходил мимо птичьего двора и видел, как зарезали одну курицу. Кроме того, растянувшись на земле, лежала женщина, а другая женщина несколько раз вонзила в нее огромные вилы. Затем он обнял одну коллегу по работе, его член был на высоте половины ее бедра, и у него случилась поллюция.

Поскольку сопротивление, связанное с деньгами, несколько ослабло, была предпринята попытка анализа сновидения. По поводу птичьего двора он смог теперь заметить, что ребенком он часто видел летом в деревне, как спариваются животные. Тогда мы еще не догадывались, какое значение имела деталь «лето в деревне». В женщине он узнал свою мать, но ее позу в сновидении он не смог себе объяснить.

И только по поводу сна, закончившегося поллюцией, он смог сообщить нечто большее. Он был убежден, что ребенок в сновидении – это он сам; к этому добавилась мысль, что обычно он предпочитал прижиматься к женщинам, пока не наступала поллюция.

Мне показалось хорошим знаком, что смышленый пациент не привел никаких толкований, хотя все лежало перед ним на поверхности. Если бы я истолковал ему символы или важное содержание бессознательного до анализа его сопротивлений, то он сразу же принял бы это как раз по причине сопротивления, и мы попали бы из одной хаотической ситуации в другую.

Благодаря моему толкованию его страха получить повреждение анализ его характера пошел полным ходом. Сопротивление, связанное с деньгами, целыми днями никак не проявлялось, он непрерывно обсуждал свое инфантильное поведение, приводил из жизни пример за примером своих «трусливых» и «коварных» повадок, которые он теперь искренне осуждал. Я попытался его убедить, что в этом прежде всего повинно влияние его отца. Но тут я натолкнулся на сильнейший отпор. Он еще не отваживался упрекать своего отца.

После более долгого перерыва он снова увидел сон на тему, в основе которой, как я предполагал, лежала первичная сцена.

«Я стою на берегу моря. Несколько больших белых медведей резвятся в воде. Вдруг они проявляют беспокойство, и я вижу спину огромной рыбы, появляющуюся из воды. Рыба преследует одного белого медведя, она ранит его страшными укусами. Наконец рыба оставляет в покое смертельно раненного медведя. Рыба и сама тяжело ранена, при вздохе из ее жабр хлещет кровь».

Я обратил его внимание на то, что его сновидения всегда носили жестокий характер. Он с этим согласился и на протяжении нескольких сеансов рассказывал о своих сексуальных фантазиях, которые у него возникали при мастурбации, и о своих жестоких действиях вплоть до пубертатного возраста. После успешного анализа я попросил его эти действия записать. Почти все они обусловлены «садистским восприятием полового акта».

«(3–5 лет.) На даче я случайно оказываюсь свидетелем того, как в хлеву режут свиней. Я слышу хрипение животных и вижу, как из светящихся в темноте белых тел животных брызжет кровь. Я испытываю глубокое сладострастие.

(4–6 лет.) Представление о том, как убивают животных, особенно лошадей, вызывает во мне большое чувство удовольствия.

(5-11 лет.) Мне нравится играть в оловянных солдатиков. Я устраиваю сражения, в которых дело всегда доходит до рукопашного боя. При этом я прижимаю солдатиков друг к другу; покровительствуемые мною солдатики валят врагов.

(6-12 лет.) Я прижимаю двух муравьев друг к другу таким образом, что они начинают кусать друг друга. Вцепившиеся друг в друга насекомые борются не на жизнь, а на смерть. Я также устраиваю сражения между муравейниками, рассыпая между ними сахар. Он приманивает насекомых из враждебных лагерей, и в результате разгораются настоящие битвы. Точно так же мне доставляет удовольствие посадить в один стакан осу и муху. Спустя некоторое время оса нападает на муху и откусывает ей по очереди крылья, ноги и голову.

(12–14 лет.) У меня есть террариум, и мне нравится наблюдать, как самцы совершают половой акт с самками. То же самое я люблю наблюдать на птичьем дворе, мне нравится также смотреть, как более сильные петухи отгоняют более слабых.

(8-16 лет.) Мне нравится устраивать потасовки с горничными. В более поздние годы обычно при этом я поднимаю девушек, несу их к кровати и там валю.

(5-12 лет.) Мне очень нравится играть с железной дорогой. Я пускаю мои маленькие поезда через всю комнату, причем туннели, сделанные из ящиков, кресел и т. д., пересекаются. При этом я также пытаюсь подражать шуму едущего и выпускающего пар локомотива.

(15 лет, фантазия при мастурбации.) Обычно я лишь наблюдатель. Женщина отбивается от мужчины, который во многих случаях значительно меньше ее. После продолжительной борьбы женщиной овладевают. Мужчина грубо хватает ее за грудь, бедра или ягодицы. Мне никогда не представляются женские или мужские половые органы или сам половой акт. В тот момент, когда женщина прекращает сопротивление, у меня наступает оргазм».

Ситуация теперь заключалась в следующем: пациент стыдился своей трусости и вспоминал о садизме, свойственном ему в прошлом. Анализ этих вкратце приведенных фантазий и действий продолжался до конца лечения. Благодаря этому пациент стал значительно более открытым в анализе, а также более мужественным и агрессивным, но вначале в его поведении по-прежнему сквозила тревожная нотка. Хотя его приступы страха стали реже, они возникали вновь вместе с сопротивлением, связанным с деньгами.

Мы можем здесь опять убедиться в том, что выдвижение на передний план генитального инцестуозного материала служило прежде всего сокрытию его инфантильного садизма, даже если это одновременно представляло собой попытку продвинуться к генитальному катексису объекта. Однако генитальное стремление пациента осуществлялось садистским образом, и в экономическом отношении было важно освободить его от смешения с садистскими импульсами.