Полигон - Татьяна Вагнер

– Уходите оттуда! – кричу я. – Быстрее…

Лешка соскакивает из вертолета первым, Никита тащит под руки Иришку – она хлопает сонными глазами, ничего не понимает.

– Бросайте сюда рюкзаки!

Льдина успела наклониться настолько, что рюкзаки, которые швыряют Дан и Лысый, катятся по льду вниз, нам приходится ловить их.

Вертолет дает резкий крен – лопасть попадает в ледяную щель.

– Прыгайте!

Дан буквально съезжает вниз, как с ледяной горки, а Глеб цепляется за взлетевший вверх край. Льдина задирается все выше. Глеб вопит от страха, нам приходится стаскивать его вниз за ноги.

Суровый скрежет растет за нашими спинами – льдины наползают одна на другую, раскалывают вертолетные лопасти, под тяжестью вертолета ледяной разлом растет, его заполняет прозрачная вода, громадная льдина встает на ребро, разом переворачивается и рушится вниз, сминает вертолет, как подошва пластиковый стаканчик.

Мы успеваем перебраться на другую ледяную площадку, залитую тонкой водяной пленкой – ноги скользят при каждом шаге, приходится поскорее перескакивать туда, где сохранились сугробы повыше.

– Что это было?

– Кошмар!

– Нет. – Лешка вылавливает свой промокший рюкзак. – Это дрейфующие льды!

– Что ж они раньше не дрейфовали? Мы здесь, считай, час сидели!

– Они дрейфовали, только очень медленно, а потом столкнулись с прибрежным ледяным припаем и начали крошиться. Во всех книгах про это пишут…

– Лучше бы тебе в книгах про что-то хорошее написали!

Лед именно крошится прямо у нас под ногами, хрипло скрипит, льдины выстреливают вверх, под ноги льется вода! Нам приходится очень быстро перескакивать с льдины на льдину. Глеб надувает спасательные жилеты, связывает их, получается небольшая плавучая платформа. Сваливаем сверху рюкзаки и тащим за собой – так двигаться намного легче.

– Здорово! – бубнит Лысый.

– Ты маньяк, тебе все здорово… – стенает Веник. – Мы все потонем, все! Кого сразу не прихлопнет льдом по голове – сожрут акулы!

– Не, дружище! Вдумайся, если припай прибрежный – значит, берег близко!

Лед прямо под моими ногами начинает трещать и крениться, переворачивается так, что мне приходится балансировать на высоком прозрачном ребре льдины, и с этой точки наблюдения обнаруживаю причину, по которой он внезапно пришел в движение.

Спрыгиваю в сугробы и отмахиваюсь от Лысого:

– Какой там прибрежный припай! Там ледокол… Он плывет прямо сюда!

– Он гонится за нами?

Ледокол слишком громоздкое, неповоротливое и тихоходное транспортное средство, ему не угнаться за несколькими фигурками, рассыпавшимися по льду.

– За нами? Скорее за вертолетом – вертолет большой, его лучше видно…

– Ой! – Лешка оглядывается на искореженную тушу вертолета – он продолжает погружаться в свинцовые воды и утаскивает за собой крупные куски льда. – Надо быстрее бежать отсюда!

Если бы мы могли бежать, то ускользнули бы очень быстро. Но мы вынуждены опасливо перебираться с одной льдины на другую. Измотанные, промокшие и замерзшие, ползем в сторону берега со скоростью красноухой черепахи. Поэтому расстояние между нами и ледоколом стремительно сокращалось. Наверное, с ледокола нас уже можно рассмотреть в бинокль, для хорошего стрелка – мы просто цветные мишени в этом снежном тире. Нас перестреляют одного за другим…

Но неожиданно у нас появляется союзник – над водой начал медленно подниматься белый пар. Сначала он окутал нас легкой дымкой, колыхавшейся на ветру.

Мы прибавили шагу – туман двигался нам навстречу, становился плотнее и гуще. Вместо фигур видны только смутные контуры, потом и они растворяются в белой мгле. Сколько ни вглядываюсь – никого не могу различить. Вытягиваю перед собой руку – даже пальцев не видно! Кажется, что меня с головой засунули в молоко.

Опасных трещин под ногами совсем не видно, можно запросто сбиться с дороги. У кого сейчас часы и компас? В какой стороне материк? Я осмотрелась вокруг – слышно, как шлепают по воде чьи-то ноги.

– Ник? Никита? – тихонько позвала я. Звуки глохнут и теряются в этой белизне.

– Аня, я здесь! – Останавливаюсь, чтобы отыскать его руку.

Наши пальцы сплелись, мы двинулись друг к другу и столкнулись. Я не вижу, но чувствую, как Никита улыбается. Он наклонился к моему уху и шепнул:

– Я буду тебя держать крепко-крепко, мы больше не потеряемся…

21

За спиной продолжает нервирующе хрустеть лед – значит, ледокол приближается. Чем он ближе, тем быстрее по льду расползаются трещины. Широкие и страшные! Их мгновенно заполняет ледяная вода, она хлюпает под ногами, разлетается брызгами и мешает бежать.

Вдруг среди белой мглы расплывается желтое маслянистое пятно – сначала одно, потом второе… Пятна начинают таинственным образом перемещаться…

– Что это? – испуганно спрашивает кто-то.

– Прожекторы! На ледоколе включили прожекторы!

Надо льдом рассыпался веер трассирующих пуль:

– Пригнитесь! Ложитесь!

Я падаю на одно колено и тащу за собой Ника. Светящиеся дорожки трассирующих пуль подбираются все ближе, они назойливо звенят прямо над нашими головами, рядом кто-то вскрикнул, раздался всплеск воды. Я выпустила его руку, почти ползком двинулась на звук и едва не сверзилась в трещину. Мне кажется, в воде плещется яркая курточка? Склоняюсь над водой и тянусь к этому пятну цвета:

– Эй? Кто там? Давай руку!

Слишком далеко! Слишком поздно!

Цветное пятно уходит в глубину воды, моя рука соскальзывает по льдине в трещину, тоже уходит в воду по самый локоть.

Перчатки промокли насквозь – их теперь только выбросить. Пока стаскивала перчатку, заметила на рукаве куртки свежее пятно крови – кровью испачкан весь лед рядом с трещиной, в воде видны тревожные алые разводы.

«Кто?» – думала я, прикусив губу от собственного бессилия.

Мы с Ником кое-как укрылись за надувным плотиком с рюкзаками, потащили его за собой, рассудив, что берег находится в стороне, противоположной той, с которой тянутся светящиеся траектории пуль и грохочут выстрелы. По пути подобрали Иришку – она уже до половины съехала в большую промоину, промокла и совсем не могла идти.

Не знаю, как долго продолжалось наше бегство, пока лед у нас под ногами перестал ходить ходуном, мы больше не проваливались в трещины. Белое марево немного развеялось, перед нами громоздились глыбы прозрачного голубого льда. Прибрежные торосы! За ними пули уже не смогут достать нас, а ледокол не рискнет подойти к берегу слишком близко и вторгнуться на мелководье. Надежда придала нам силы – мы кое-как вскарабкались вверх, столкнули плотик и кувырком скатились следом за ним.

Еще одно маленькое усилие, несколько последних шагов, и под ногами у нас настоящая земля! Она не треснет и не развалится, как льдина, коварно опрокинув нас в ледяную воду. Мы добрались – у наших ног лежал МАТЕРИК!

Ветер стих, мы посмотрели друг на друга и уселись прямо на снег, привалившись спинами к плотику, насаждались передышкой. Ладони у меня чудовищно замерзли, они превратятся в сосульки и растают, если я не найду, чем их согреть.

Открываю рюкзак, кутаю руки в подвернувшийся шарф и слышу, как рядом тяжело дышит Иришка: ее глаза открыты, но вряд ли она, бедненькая, понимает, где находится и что вообще происходит, – тихонько зовет маму…

Я погладила Иришку по щеке и горько вздохнула – я редко вспоминала маму, пока была на Полигоне. Еще раньше – в своей прежней жизни – мы с нею постоянно ругались или не разговаривали целыми месяцами. Мама не такая, как бабушка, – бабка-то никогда меня не тиранила расспросами, как прошли уроки в школе и где я болтаюсь после комендантского часа. Ну, не умею я быть образцовой девочкой…

Как сейчас мама? Что чувствует человек, погруженный в искусственную кому?

Чужое имя

Маме пересадили почку, и, когда она придет в сознание, ничего ей про меня не расскажут, в конце концов, это я виновата, что так получилось, и больше никто. Потому что это меня понесло гулять за городским ограждением, а мать побежала меня искать. Я сто раз представляла себе, как она заглядывала в подвалы и подворотни, стояла возле ограждения жилой зоны и звала меня. Конечно, мать пропустила начало комендантского часа или просто не верила, что с наступлением темноты патрульные из сил самообороны стреляют на поражение без всякой проверки документов, и даже без предупреждения.

В общем, нам обеим повезло. Маме – что ее быстро нашли. На темной стороне «десятки» живут не такие уж скверные люди – жертве патруля всегда окажут хоть какую-то помощь. Но горстки контрабандного амфитамина и перевязочного пакета оказалось слишком мало. Нужна была сложная операция и новая почка – дорогая штука, и еще попробуй раздобудь! И даже когда я нашла, расплатиться было все равно нечем.

Теперь повезло уже мне: я разыскала одного уважаемого человека, владельца тотализатора, и стала уговаривать принять на меня ставки в ближайшей Игре. Хоть какие-то средства. Все знают, что я неплохо дерусь, но много ли найдется желающих ставить на девушку? Уважаемый сомневался, зато предложил мне компромисс. Лотерея выбрала имя девчушки, приходившейся дочкой его состоятельному знакомому. Человек был готов заплатить, чтобы избавить ребенка от Игры. Мы быстро договорились.