Путешествие на «Париже» - Дана Гинтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего себе! – изумленно глядя на Жюли, произнесла она. – А кто это?
– Русский механик. Я познакомилась с ним вчера, когда мы уходили из порта, – объяснила Жюли. – Мы уже пару раз встречались на палубе. Он позвал меня там же встретиться с ним сегодня вечером.
– Ну и везет же тебе! – воскликнула Симона. – В первый же день и такой улов!
– Улов? – запинаясь, переспросила Жюли.
– Ну да! Во время нашей подготовки я слышала, что на каждую сотню работающих на борту мужчин приходятся две женщины. И подумала, что мне так везет впервые в жизни!
Рот Симоны растянулся в такой широчайшей улыбке, что она теперь походила на лягушку.
– Эти моряки сильные ребята, настоящие крепыши, – продолжала она, – не то что те, которые вернулись в Харфлер с войны, – кто без руки, кто без ноги…
Жюли вся сжалась. Она забрала у Симоны записку и положила ее обратно в книгу.
– Очень романтичная записка, – с видом знатока заметила Симона. – А у него нет случайно дружка?
– Дружка? – переспросила Жюли. Она уже пожалела, что заговорила с Симоной о Николае.
– Что ж, когда пойдем сегодня вечером на палубу, спросим его об этом, – заявила Симона. Она явно составила себе план на вечер.
– Насчет сегодняшнего вечера… – запинаясь, проговорила Жюли. Ей вовсе не хотелось, чтобы Симона шла вместе с ней и, наговорив лишнего, поставила ее в неловкое положение. – Меня беспокоит мадам Трембле. Не думаю, что она обрадуется, когда обнаружит, что нас нет на месте.
– Ты считаешь, если нас поймают, мы потеряем работу? – озираясь по сторонам, прошептала Симона.
– Не знаю, – ответила Жюли. – Давай подумаем и не будем торопиться с решением, ладно?
– Конечно, – кивнула Симона. – Но мне бы так хотелось хоть одним глазком увидеть Дугласа Фэрбенкса! И познакомиться с твоим ухажером!
Жюли покраснела и отвернулась. Она заметила, что женщины в комнате собирали свои пожитки – колоды карты, вязальные спицы, наборы для шитья, – и посмотрела на часы. Хотя часы показывали всего лишь половину пятого, пора было возвращаться на работу – пассажиров третьего класса кормили раньше, чем тех, кто был на верхних палубах. Жюли взяла в руки свою потрепанную книгу.
– Пожалуй, нам пора идти, – пробормотала она.
– А что у тебя за книга? – спросила Симона.
– Роман Жюля Верна, – радуясь, что сменился предмет разговора, откликнулась Жюли. – Я прочла почти все его книги, но эта для меня как сувенир. – Жюли с любовью посмотрела на выцветшую обложку. – Мои братья очень любили его истории. Поэтому меня и назвали Жюли. Когда мать была мной беременна, каждый из моих старших братьев прочел эту книгу, и они решили: раз наша фамилия Верне, их младшего братика надо назвать Жюлем. Но вместо братика им досталась я.
– Везет же тебе. У меня только сестры… Пять сестер! – закатив глаза, возвестила Симона.
– Да, везет, – прижимая к груди книгу, мягко согласилась Жюли.
Бросив взгляд на обложку, она улыбнулась: герой книги, отважный Михаил Строгов, тоже был русским.
* * *Вера проснулась на палубе в шезлонге, плотно обернутая теплыми пледами. Открыв глаза, она с удивлением обнаружила, что уже смеркается. Биби поблизости не было, а ее дневник лежал в саквояже. Амандина, несомненно, решила взять дело в свои руки и, не тревожа хозяйку, увела собаку на прогулку. Поскольку спать Вере теперь удавалось нечасто и каждая минута сна была на вес золота, стоило ее кому-то разбудить, она сердилась. А может быть, размышляла Вера, Амандина сочла, что ее хозяйка умерла, и ей не хотелось возиться с трупом?
Наслаждаясь тишиной и покоем, Вера устремила взгляд в усыпанное ранними звездами вечернее небо и вдруг увидела летящую звезду. Она замерла от восторга – на этом этапе ее жизни так редки были подобные мгновения волшебства. Она вспомнила, как в апреле 1910 года над Парижем почти целую неделю, подобно газовому фонарю, висела комета Галлея. Чтобы лучше ее разглядеть, они с Чарлзом босиком забрались на крышу. Босым ногам было холодно, но с каким проворством, подобрав юбку, она передвигалась по крыше, ни на минуту не задумываясь о том, что может с нее свалиться. Неужели это было всего одиннадцать лет назад? Наверное, старение происходит не постепенно, а какими-то скачками. Какой отвратительный рывок.
Комета Галлея… Она вспомнила о высказывании Марка Твена: он родился, когда комета приблизилась к земле, и справедливо предсказал, что умрет, когда она снова вернется. «Всемогущий наверняка решил: „Вот появились два немыслимых чудака; они вместе пришли и должны вместе уйти“». По мнению Веры, Марк Твен был одним из немногих великих американцев. В чувстве юмора и изобретательности соперничать с ним мог только Бенджамин Франклин.
Зная, что приближается к концу жизни, Вера вдруг задумалась: а как прожил свои последние дни Марк Твен? Хорошо известно, что в последние годы жизни его постигло немало разочарований и он стал весьма циничным. Но что он чувствовал, когда понял, что жизнь его подходит к концу? Страшился ли он прихода кометы? Или жаждал ее приближения? Сожалел ли, что покидает этот хоть и несовершенный, однако прекрасный мир, или радовался своему уходу и тому, что оставляет человечество гнить и разлагаться? Вера погрузилась в размышления о том, как она сама прожила эти последние несколько месяцев: без конца перечитывала свои мемуары и заново проживала прошлое. Возможно, и Марк Твен перечитывал написанные им в юности истории, жадно впитывая каждую строчку «Жизни на Миссисипи» или «Простаков за границей»?
Марк Твен. Она вспомнила его озорные глаза и седые взъерошенные волосы, его пристальный взгляд и лихие усы. Да, подумала Вера, даже в пожилом возрасте он оставался привлекательным мужчиной. А судя по его язвительному остроумию, он наверняка был и прекрасным любовником. Ее губ коснулась томная улыбка – первое заметное движение с минуты, как она проснулась (окажись поблизости Амандина, она бы в ужасе решила, что это предсмертная судорога, которая вот-вот обратит лицо ее хозяйки в отталкивающую маску смерти). Вера наконец пришла в себя: она расправила плечи и вытянула ноги. Да, когда женщине кажется привлекательным пожилой мужчина с обвислой кожей и шатающимися зубами, мужчина, которого молоденькие женщины сочли бы не более чем бесполым дедушкой, когда в ее воображении всплывает лицо Марка Твена и она уверена, что он превосходный любовник, такую женщину, кроме как древней старушкой, никак уже не назовешь.
Тихо рассмеявшись и раздумывая над тем, не была ли она сама «немыслимой чудачкой», Вера полезла в саквояж и достала из него свой «алфавитный дневник». Она открыла его на середине, подождала, пока страницы улягутся, и, увидев заглавную букву «П», улыбнулась. Короткая милая история – сейчас она более чем кстати. До темноты оставалось всего несколько минут, но этого вполне достаточно, чтобы ее прочесть, хотя Вера знала эту историю почти что наизусть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});