Живыми не брать! - Татьяна Вагнер

Надо покончить с этим мороком!

Делаю выпад в сторону пустоты – меч легко рассекает серебристую нить. Веретено на миг замерло в воздухе и упало на землю. Из дупла наконец-то вылетел пучок искр, а следом столбом повалил черный дым. Над полянкой раздался оглушительный вопль. Правая рука Ниловны обвисла, как плеть, левой она ухватилась за рассеченную до кости щеку. Женщина рухнула на колени, заливаясь слезами боли и отчаяния…

Не рискую приблизиться к ней сразу – сворачиваю из веревки петлю, набрасываю на ее плечи, затягиваю. Ногой отбрасываю подальше подвернувшийся стилет и бросаюсь к дереву. У ствола действительно корчатся двое привязанных ребят – Лёшка и Фрол! Рты у них заткнуты тряпками, у Фрола глаз подбит, зато одну руку он уже успел вытащить из-под толстенной веревки. Взмах меча – они снова свободны. Лёшка выплевывает тряпку:

– Кхы… – тычет рукой в сторону дуба. – Аня! Быстрее, сбежит…

Поражаюсь, как ловко Ниловна притворяется неповоротливой квашней, сейчас же успела мигом подхватиться с земли, добралась до дуба, и уже шарит палкой в дупле. Оттуда сыплются искры, а клубы дыма становятся гуще и выше, она в испуге отпрянула в сторону и получила от меня такой толчок в плечо, что сразу же свалилась на землю. Скручиваю ей руки за спиной, а она пытается укусить меня!

Я сжала пальцы в кулак и ударила ее в скулу:

– Сука! Говори, где Данила?

– Ищи… – всхлипнула Ниловна, заваливаясь на бок. – Ищи! Мне братьев своих единокровных долгонько искать пришлось. Еще старец Илия, родитель Феодосия, так рассудил, что не жильцы они, раз двойней родились. Отнес их на болота и отдал Черному шаману – чтобы науку его наследовали, если выживут. Шаман, тот своих родных деток завести не сумел, в награду за такое подношение указал старцу Илие пути-дороги через болота к холодному морю. Говорили, чтобы различить их, рисунок на руке одному из них сделал. Ходила я по молодости, искала братьев – на нави, по лесам, всюду, – звала, заговоры на быструю воду и буйный ветер читала, чтобы только узнать где они, пока не нашлась живая душа, указала, что остались они за болотами, куда только старцы дорогу ведают. Феодосий же, как овдовел и не думал меня, женину меньшую сестру, как полагается исстари, в жены брать. Сам преклонных годов, глазами слеп, а туда же – подавай ему тонкую да звонкую! Вся семейка у них паскудная, а Фролка всех хуже. Еще сопли рукавом утирает, а уже руку тянет за дедовским посохом. Ничем его кровь медвежью не извести, сколько раз пробовала. По нашей вере заведено, что одни мужи старцами становятся, а баба, хоть она взглядом дикого зверя свалит, воду среди лета в лед заговорит или луну на небе остановит, не сможет посоха получить. Вот и пришлось Демида, дурака-дураком, в старцы выводить, чтобы дорогу через болота прознать да с братьями свидеться…

Меня не разжалобить тагами россказнями, пинаю оплывшую тушу ногой:

– Вставай! Марш к дереву… Лучше расскажи, как ты детей воровала, чтобы выкуп вымогать, как нашего путника Веню живьем сожгла? Как травила Феодосия?

Ниловна хлюпнула разбитым носом и уселась на траву:

– Что тут рассказывать? Как праздник был, бабы за детьми худо приглядывали. Ан ваши путники за какой-то нуждой в сарай потащились и увидали, как я дите шаману отдаю. Так я их в сарае заперла, сама кругом разлила бочку огнепальной жижи, которой лихие люди торгуют, да и бросила горящую лучинку. На то и праздник, чтобы огонь жечь, без пожара редко обходится! Жаль, что упустила я гаденыша совиного!

Получается, тот городской, такой родной и домашний запах дизельного топлива не почудился мне в тревожную праздничную ночь! Дизелька действительно была в бочке. Чтобы долго не ломать голову, я дернула за веревку, которой скручены руки Ниловны:

– Говори, откуда в сарае взялась огнепальная жижа?

– Откудова все здесь берется, оттуда и взялась. Известно, от лихих людей. А ты как думала? Дурища ты глупая, старцы с лихими людьми торг ведут не хуже шаманов. Только тропы у них тайные да разные. Братья мои через болота путь знали, а старцы – через навь ходят, будь она неладна. – Глаза Ниловны сверкнули нехорошим, лихорадочным огнем. – Дурили, они тебя, путница! Своих слободских дурят и тебя умной не посчитали. Кабы один человек смог оба те пути да в одни руки взять. Много бы власти тот человек обрел, ох, много…

Теперь мне понятно, почему Ниловна пыталась отравить старца Феодосия и пристроить на роль главного старца бестолкового, начисто лишенного необычных способностей старцев и потому очень зависимого от нее Демида.

– Слышишь, что говорю, путница?

Я кивнула. До чего же неугомонная тварь! Проиграла мне в открытом бою, но все еще пытается со мной договориться. Захомутать, повязать общими секретами, мутными делишками, как недалеких алкоголиков, которые считали себя шаманами, как Демида…

Стоп! Внезапно я все поняла. Нет, ребят нет на болотах. Оба сейчас рядом, в Слободке, но в таком месте, где их никто не будет искать. Они заперты в подполе сгоревшего сарая. Демид заманил их туда легко и просто – пообещал карту, по которой можно пройти болота. Если дошлая Пелагея Ниловна собиралась со мной договариваться, она бы не решилась их убить. Они живы, живы.

Я запрокинула голову и посмотрела в небо: только бы они были живы!

– Ей дело говорят, а она столбом встала и молчит. Решайся быстрее… – Ниловна осмелела, встала на колени и повернулась в сторону Слободки – оттуда уже с криками, размахивая топорами, баграми и ведрами бежали люди.

– Плохо ты меня знаешь, Пелагея Ниловна. – Я приставила меч к ее горлу. – Убью!

– Как убьешь… – захрипела тетка. – Как?..

– Голову отрублю.

– Пожалей… Ох, скажу… где брат… твой…

Кончик меча уперся во впадину между ключиц:

– Он мне не брат!

– Ой! – Ниловна присела от неожиданности, меч оцарапал ей шею. – А жен…них? Жених твой… как же?

– Он мне не жених!

Глаза Ниловны вдруг стали белыми и пустыми – как у ледяного волка, губы вытянулись в узкую щель, из которой слова вырывались с шипением и свистом:

– Путница – проклинаю тебя! Силой всех духов – лесных, земных и небесных. Ты из морока выползла, удачу мою отняла, всю жизнь загубила! Убить меня хочешь? Нет! Не меня убьешь, а того, кто дороже всех, своей рукой убьешь! Проклинаю!

Она резко качнулась назад и в сторону, выскользнула из-под моего меча, с силой ударилась головой о камень и осталась лежать неподвижно, только из носа вытекла струйка темной, почти черной крови.

Пелагея Ниловна была мертва.

20

Меня била мелкая липкая дрожь. Вдруг я ошиблась насчет сарая?

Нет времени что-то объяснять, я развернулась и побежала к Слободке, отпихивая с пути недоумевающих поселян. Нырнула под перекошенные обгоревшие бревна, с одного удара ноги вышибла крышку погреба, спрыгнула внутрь.

От их вида у меня перехватывает горло – они оба лежали на земляном полу. Бледные, холодные – сначала я приняла их за мертвых. Встала рядом на колени, нащупала ниточку пульса, приподняла веко Никиты – его зрачок сжался в точку, он дышал очень редко, но улыбался! Улыбался, как ребенок в счастливом сне. Дан выглядит точно так же!

Я уговаривала их проснуться, хлопала по щекам, щипала и орала прямо в ухо, но добилась только того, что на мой крик подоспел Демид и свесился вниз, загораживая бородищей свет:

– Что, путница? Сколько раз говорил вам – уходите. Нечего вам здесь делать.

– Такими они уйдут не смогут!

– Не смогут. Ты тоже с ними останешься! Пока Ниловна явится и решит, что с вами троими делать… Путники… – Он в сердцах сплюнул вниз, и хотел захлопнуть крышку подпола, но я успела крикнуть наверх:

– Она больше не придет. Никогда!

– С чего вдруг?

– Умерла!

– Что? – не поверил Демид.

– Ее больше нет! Все.

Он так и замер: положил руку на крышку и решает, что делать дальше. Потом недобро усмехнулся и изрек:

– Врешь ты мне, путница!

– Нет. Она правду говорит! – громыхнул со всех сторон мощный голос старца Феодосия. Отсюда, снизу, я вижу, как его посох отодвигает голову Демида от лаза, мелькнул край белой, длинной рубахи слепого старца:

– Полезай туда к ним, Демид, и пробуди сих путников!

– Для чего бы мне это? Я их в свой подпол не приглашал… – пробурчал Демид.

Но старец Феодосий властно ударил посохом в пол:

– Полезай, сказал! Яви свою силу. Покажи нам, какой ты старец!

Слышен нарастающий шум, множество ног шаркают и стучат по полу, шуршит одежда, скрипят и хлопают двери – наверняка в сарай набилось полно народу, я слышу гомон – собравшиеся одобрительно поддакивают Феодосию.

Демид потоптался у подпола, но так и не спрыгнул вниз, а вместо этого бухнулся в ноги слепому старцу, ухватил его за вышитый край рубахи и принялся уныло бубнить:

– Помилосердствуй! Феодосий Ильич, не моя вина это, не я их в подпол заманил. Не я на них смертный сон наводил! Не я! Поверь слову – не я это!