Детектив США. Книга 8 - Хью Пентикост
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. Я боялся влезть к кому-то еще. Я же был ребенком. Особенно я жалел, что пришлось украсть цветной телевизор.
— Родители не подозревали тебя?
— Нет. Они просто сообщали о краже Каммингсу. И, получив страховку, покупали новые вещи.
— Родители знают, что ты наркоман?
— Да. Наверное, знают.
— Они никогда не говорили с тобой об этом?
— Нет. Отец не хочет поднимать шума. В конце концов, он — директор школ округа.
— Хорошо, Гамми, ты подожди, а я напечатаю все, что ты сказал.
Показания Гамми заняли почти целый лист. Он подписал все три экземпляра: Льюис Монтгомери. У него был почерк девятилетнего. Флетч заверил каждую подпись.
— Бобби действительно умерла?
— Да, — ответил Флетч.
— Приняла слишком большую дозу?
— Да.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Пора все это прекратить. Правда?
— Да.
— Я часто думал, как это произойдет. Джефф вон застрелился.
— Я знаю.
— Я чувствую себя виноватым в смерти Бобби.
— Я понимаю.
Флетч отделил третий экземпляр, сложил вчетверо и засунул в задний карман. Затем закрыл футляром пишущую машинку.
— Что будет со мной? — спросил Гамми.
— Завтра, в одиннадцать утра, ты должен подойти к пивному ларьку. Там тебя будет ждать Толстяк Сэм. Вас встретят. Возможно, они будут в штатском. А до одиннадцати часов прошу тебя не высовываться.
— Хорошо. А что дальше? Куда меня отвезут?
— Скорее всего, в больницу, и оставят там под вымышленным именем.
— Я вылечусь, а?
— Ты этого хочешь, не так ли?
— Да. Думаю, что да.
Флетч никак не мог понять, почему Гамми не уходит. Подросток так и сидел, спиной к стене, лицом к окну.
В конце концов до Флетча дошло, что Гамми плачет.
Флетч вошел в лачугу с пишущей машинкой в руках. Толстяк Сэм лежал на спине на расстеленном прямо на песке спальнике и читал книгу Маркуса «Эрос и цивилизация». Спальник вонял. Воняло и от Толстяка Сэма.
— Привет, Вэтсьяайна.
В углу возвышалась груда пустых консервных банок. Они тоже воняли.
Флетч протянул Вэтсьяайне показания Гамми.
— И. М. Флетчер из «Ньюс трибюн».
Толстяк Сэм положил книгу на песок.
Пока он читал показания Гамми, Флетч уселся поудобнее и снял футляр с пишущей машинки. Вновь он проложил копиркой три листа бумаги и вставил их в каретку.
Показания Гамми Толстяк Сэм перечел дважды.
Затем от сел.
— И что теперь?
— Твоя очередь.
— Ты даже правильно написал мои имя и фамилию. Чарльз Уитерспун. Я уж и не помню, когда слышал их в последний раз.
— Наверное, Гамми узнал твою фамилию из регистрационного талона на микроавтобус.
— О, да, — Вэтсьяайна оглядел залитый солнцем пляж. — Ты ждешь моих показаний?
— Я хочу добраться до Каммингса.
— Я тебя не виню. Весьма неприятный тип.
— Или ты повесишь его, или будешь висеть вместе с ним.
— О, я его повешу. С удовольствием.
Толстяк Сэм потянулся за книгой Джонатана Эйсена «Век скал». Между страницами лежал сложенный лист бумаги. Толстяк Сэм сдул с него песок и протянул Флетчу. Тот прочел:
«Сэм, Джефф покончил с собой. Его нашли на футбольном поле с пулей в голове. Нам нужен новый связной. Стоит попробовать Монтгомери. Возможно, через день-другой он придет к тебе с денежным поясом. Нам нужен кто-то из местных. Каммингс».
— Это вещественное доказательство, не так ли?
— Да.
— Как видишь, дорогой Флетч, начальник полиции собственноручно написал эти несколько строк и расписался под ними.
— Я вижу. Как она попала к тебе?
— Хочешь — верь, хочешь — нет, но ее в запечатанном конверте принес полицейский. Я не знал, как с ней поступить, к кому обращаться, раз в полицию путь закрыт. Я забыл о могуществе прессы.
— Ты хотел выдать Каммингса?
— Всегда. Я был его узником, знаешь ли. Я сидел здесь, как в тюрьме.
— Я тебя не понимаю.
— Когда я приехал сюда из Колорадо, у меня был запас наркотиков, спасибо моей старушке-маме, оставившей страховку. Чтобы нормально жить на этом великолепном пляже, мне пришлось кое-что продать. Достопочтенный начальник полиции арестовал меня. С поличным. И предложил мне либо садиться за решетку на долгий срок, либо работать на него. Я выбрал последнее.
— То есть ты не получаешь никакой прибыли?
— Абсолютно. И никогда не получал. Я — его узник.
— Толстяк Сэм, ты же умный, интеллигентный человек. Ты же мог обратиться в вышестоящие инстанции и разоблачить Каммингса.
— Ты сознаешь, Флетч, что я тоже наркоман?
— Да.
— Я стал наркоманом, преподавая музыку в школах Денвера. Я уже подходил к пределу, когда умерла моя мать, оставив мне пятнадцать тысяч долларов.
— Ты мог поставить крест на этом безобразии. Особенно после этой записки.
— Это я понимал. Но у Каммингса были улики против меня, помимо того, что я наркоман. По договору с достопочтенным начальником полиции наркотики я получал бесплатно, как и Гамми. Каммингс расплачивался только товаром. И потом, я всегда надеялся получить хоть какие-то гарантии безопасности, если уж мне придется давать показания. Ты можешь гарантировать мою безопасность, Флетч?
— Да. Завтра в одиннадцать утра тебя вывезут отсюда от пивного ларька. Тебя и Гамми.
— Завидная предусмотрительность. А потом, я полагаю, ты выплеснешь всю эту грязь на страницы своей газеты?
— Статья будет опубликована в завтрашнем дневном выпуске «Ньюс трибюн». Первые экземпляры появятся в киосках в двадцать минут двенадцатого. Если ты не придешь к пивному ларьку в одиннадцать, к трем часам тебя, скорее всего, убьют.
— О, я приду. Должен отметить, ты не теряешь времени даром.
— Я не хочу отдавать материалы в редакцию до самого последнего момента.
— Но тебе нужны фотографии.
— У меня есть несколько отличных снимков. Они лежат у меня в столе и ждут только подписей.
— Ты, я вижу, ничего не упускаешь. Помнится, я как-то сказал, что ты не слишком умен. Я ошибся. Ты — очень хороший актер.
— Я — лжец с блестящей памятью.
— Таким и должен быть актер. Как тебе удалось раскусить нас?
— Тебе трижды приносили товар, прежде чем я понял, что посыльный — Гамми. Натолкнули меня на это его гавайская рубашка и регулярные аресты. Полиция забирала только его. И именно в те дни, когда твои запасы подходили к концу. Кажется, первым отметил это совпадение Кризи. Но до сути он, естественно, не допер. Потом, в ночь на воскресенье, я ввязался в драку с фараонами, но они не забрали меня. Вот тогда я окончательно понял, что Каммингсу нужен только Гамми. И никто больше.
— Еще бы.
— Кроме того, я узнал о частых поездках Каммингса в Мексику. Мне сказал об этом Джон Коллинз.
— Я его не знаю.
— Потому что не играешь в теннис.
— Раньше играл. В Денвере. А как ты получил показания у Гамми?
— Я сказал ему, что ты уже во всем признался, возложив вину на него.
— И он клюнул? Почему Гамми поверил, что я дал показания?
— Потому что Бобби мертва, Толстяк Сэм. Она действительно умерла.
— Понятно. Жаль. Милая девушка. Где ее тело?
— Его скоро найдут.
— И найденное тело вызовет лавину. Полиция хлынет на побережье.
— Выплыть тебе не удастся.
— Что ж, пора с этим кончать.
— То же самое сказал и Гамми.
— Интересно, как я буду жить дальше. Мне тридцать восемь, а я чувствую себя столетним стариком.
— Тебе помогут. А теперь давай запишем твои показания.
— Нет. Уйди от машинки. Я все сделаю сам.
Флетч лег на песок. Толстяк Сэм сел за пишущую машинку.
— Посмотрим, помнит ли Вэтсьяайна, как надо печатать. Посмотрим, помнит ли Толстяк Сэм, как надо печатать. Посмотрим, помнит ли Чарльз Уитерспун, как надо печатать…
Глава 27
— Среда, три часа дня. Хотя у меня накопилось немало новых гипотез, построенных на интуиции, не буду притворяться, что я получил большое количество новой информации, базирующейся на фактах.
Моя главная догадка на этот момент, не подтвержденная документально, состоит в том, что Алан Стэнвик абсолютно честен. Все, что он говорит, правда: он умирает от рака и действительно хочет, чтобы я убил его завтра вечером, в половине девятого.
Флетч успел вернуться домой, принять душ, съесть сандвич и выпить кварту молока.