Любви все возрасты покорны - Татьяна Белая

В это время в кабинет вошел Попов с большим пакетом.

— Женя! Пойдем со мной, — сказал Шура, сжимая его предплечье железной хваткой, — сейчас тебя Оболенский опохмелит, мало не покажется.

— В чем дело, Александр? Ты что? — пытался сопротивляться мужик, но через пару минут влетел в кабинет Станислава Георгиевича, как из катапульты, с мощной подачи Шуры.

Стас сидел за столом, как изваяние, глядя тяжелым, жестким

взглядом.

— Ну, так расскажи мне Женя, как ты там вчера с моей женой развлекался, — начал он тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Желательно с подробностями, обожаю смачные подробности.

— С какой женой, Георгич? Не знаю я никакую твою жену. Да ты ведь холостой, всем известно.

— Анна Александровна, к вашему сведению, гражданская жена

Станислава Георгиевича, — жестко констатировал Шура, глядя на

того уничтожающим взглядом.

— Мужики, ну я же не знал! Болтанул лишнего. Вчера проигрался вдрызг, с бабой поругался, голова, с похмелья раскалывается, — мямлил Попов.

— Голова, говоришь, болит! — взревел своим басом на полную мощность Оболенский, выходя из-за стола. — Так я полечу, — добавил он, посылая мужика коротким, профессиональным ударом на пол.

— Стас, только не здесь, — подскочил к нему Шура, пытаясь оттеснить друга от лежащего на полу.

На разъяренный рык шефа в кабинет влетел Виктор, который был еще и охранником. Быстро защелкнув дверь, он вопросительно уставился на Оболенского.

— Все в порядке, Витя, — сказал Стас, возвращаясь за стол. — Подними этого хмыря и усади.

Виктор с трудом поднял Попова, усадил на стул. А, увидев, у того на скуле вмятины от костяшек Стаса, с удовлетворением заметил, что удар спецназа ни с чем не перепутаешь. Женя явно находился в состоянии нокдауна и водил по кабинету замутненным взглядом.

Связавшись по местному телефону с завхозом, Оболенский ровным голосом заявил, что господин Попов с завтрашнего дня освобождает, арендуемые им кабинеты и взглядом приказал Виктору вывести того вон. Оставшись вдвоем, Стас с Шурой принялись разыскивать Анну. Мобильник молчал, дома и на работе ее не было.

А в это время Аня сидела у Люсьены и рассказывала о том, что произошло в кабинете Оболенского утром. Перед ней стояла шкатулка со всеми подарками Стаса. В том числе с выключенным мобильником и ключами от квартиры Оболенского.

— Вот такие дела, Люся, — закончила она свое повествование. — Передай это ему, — добавила она, — может, пригодится расплатиться с кем-нибудь.

Люся ничего не могла понять.

— Но ведь вчера вечером он ждал тебя при полном параде, чтобы сделать предложение. — Даже нас выдворил, чтобы ему не мешали, — возмущалась она.

— Он меня даже не выслушал. Отхлестал словами и выпер.

Зазвонил телефон.

— Сиди, — махнула Люся рукой. — Сейчас по автоответчику услышим, кому я понадобилась.

— Люсьена, — раздался голос Стаса, — если Анна к тебе придет, задержи ее и сразу сообщи мне. Или, если позвонит, то узнай, где она и тоже сообщи.

— А зачем тебе это знать? — спросила Люся, поднимая трубку.

— Ты сам-то, случайно, мне не из психушки звонишь? Жених поганый! Она у меня уже была, вот принесла твои подношения, рассказала, как ты ее утром приласкал.

— Люся, она уже ушла? Ты не знаешь, где ее можно найти?

— взволнованно забасил Стас.

Анна жестом показала, что ее здесь нет.

— Стас, ты можешь мне объяснить, что у вас произошло?

— спросила Люся.

Передавая мобильник друг другу, мужики описали события сегодняшнего утра.

— Но я не понимаю, как ты мог в это поверить? — почти закричала Люся. — Ты, экстрасенс хренов!

— Люся, да у меня мозги закипели! — вскричал Стас, — этот хмырь даже поцеловал ее на глазах у меня.

— Какие мозги? У тебя, оказывается, и мозгов-то нет! Почему, ничего не выяснив, ты устроил женщине такой спектакль?

— Да я когда разобрался, этого мужика прямо в кабинете в нокдаун послал.

— Ах, когда разобрался! А вот Кнопочку свою, ты послал сразу в нокаут.

— Она плакала? — тихо поинтересовался Оболенский.

— А представь себе, что нет! Спокойна, как мамонтиха.

Анна в этот момент почувствовала, что у нее действительно потекли слезы, и вышла в ванную.

— Стаська! — быстро зашептала Люся, отключая громкую связь,

— Аня у меня, давай мухой сюда, я постараюсь ее задержать.

Когда Анна вернулась, та уже положила трубку.

— Анют, пойдем, дернем по рюмочке, — предложила Люся.

— Да в моем положении рюмочки маловато будет, — ответила Аня.

— Ну, тогда давай наклюкаемся в усмертяшечку и устроим им "последний день Помпеи", — рассмеялась она.

— Не буду я ему ничего устраивать, — грустно возразила Анна,

— пусть живет, как хочет и как может.

— Да он же рехнется без тебя! Ань! — воскликнула Люся.

— Не рехнется, не такое переживал. Пойду я домой, — как-то обреченно, но спокойно сказала Аня, взяла свою сумочку и направилась к двери.

— Ну, подожди, давай действительно маленько примем, — сказала Люсьена, отбирая у нее сумку. — Думаешь я не переживаю за вас? И за тебя, и за Стаса тоже, — добавила она.

Женщины прошли на кухню.

— Кстати, зря ты эту шкатулку принесла. Не возьмет он у тебя ничего, и вообще, что за глупость возвращать подарки даже, если вы расстанетесь.

— Люся, если бы мы нормально расстались, предположим, надоели бы друг другу и все. По-хорошему, без оскорблений, я бы этого делать не стала. Но, когда он мне заявил, что платил этими цацками за удовольствие, то пусть подавится, мне они не нужны.

Когда мужики с шумом ввалились в квартиру, Аня с Люсей мирно потягивали из рюмочек и вели тихую беседу.

— Нет, ты глянь, Стасон! Они тут винку пьянствуют, а мы с ума сходим. Наливайте и нам, мы тоже хотим! — возмущенно произнес Шура.

Стас присел возле Анюты на корточки и обнял ее за колени.

— Кнопочка, милая моя, я честное слово не знаю, что сказать, чтобы ты простила меня, — прошептал он.

— Все, что хотел ты уже сказал, — ответила Анна, совершенно спокойным голосом.

— Девочка моя… — начал Стас.

— А ты меня ни с кем не перепутал? — перебила его Аня, — помнится, с утра я была старухой.

— Ань, да мы старухами своих одноклассниц в школе называли, — возразил Стас.

— Одноклассниц — это нормально, а когда женщине под пятьдесят, такое обращение, мягко говоря, не любезно.

— Прости меня, Анюта! Ну, прости старого, глупого еврея, который голову потерял от ревности.

— А я тебя простила, Стаси, — ответила Аня, неожиданно распуская его косичку и запуская руки в густую шевелюру. — Я даже благодарна тебе за все хорошее, что у нас было, — продолжила она.