Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI - Дмитрий Быстролётов

Дни летят, как минуты, и проходит, наконец, последний день.

— Не удивляйтесь, ван Эгмонт. Я — ваш сосед, начал ремонтировать свою виллу и пришлось перебраться в эту дыру!

Полковник Спаак появляется в моей комнате с бутылкой и граммофоном. Он до приторности дружелюбен — как старый закадычный друг.

Мы опустошаем бутылку, и знаменитая пластинка неимоверное количество раз сыграна.

— «На моем жилете…» М-м-м… Да, на жилете…

— Завтра вы отправляетесь, ван Эгмонт, бутылка пуста. Пора расходиться, да хранит вас Бог, парень. На прощание хочу рассказать одну забавную историю. Не бойтесь, не длинную. После мировой войны в Чако была найдена нефть, помните? Два молодца с разных концов проникли в эти болота. Один — от англо-голландского нефтяного концерна, а другой — от американского. Безработный немецкий генерал работал на англо-голландцев. Он успел столкнуть своего конкурента в воду, где маленькие слепые рыбки, они там живут миллионами, заживо сожрали несчастливца. Генерал добрался до Европы и его заперли в бронированном сейфе как единственного обладателя зашифрованных пометок на карте. Вы слушаете или нет? Хочется спать? Не вовремя, мой мальчик. Моя сказочка касается лично вас. Я сейчас закончу. Немца однажды утром нашли мертвым — его отравили.

— Замечательная история на сон грядущий. Колыбельная песенка, которую недурно пропел бельгийский полковник! — зевнул я, потягиваясь и вставая.

Спаак тоже поднялся. Минуту мы взглядами выворачивали друг друга наизнанку.

— Слушайте, молодой человек, — начал он с расстановкой, страшно выпучив на меня рачьи глаза, — мне известны все ваши разговорчики с англичанами и французами. Слышите? Известны, — он сгреб меня за рубаху на груди. — И я желаю знать, какой ответ вы им дали. Ну?

Я вынул пистолет из кармана, щелкнул предохранителем и приставил дуло к брюху гостя.

— Пуля в стволе, Спаак. Не валяйте дурака и не пытайтесь брать меня на испуг. Опустите руки. Ну?

Я распахнул дверь в коридор.

— Мой ответ всегда одинаков: «Вон отсюда, сволочь!»

Он затрясся, посинев от ярости.

— Господин полковник, вам нужен пинок в задницу?

Я так увлекся подготовкой к экспедиции, что вынужденная необходимость в алкоголе отпала и вернулась естественная потребность в ежедневных гимнастических упражнениях. Мой день опять начинался и заканчивался стойкой на двух стульях или на коврике. Я опять стал себя прекрасно чувствовать физически и духовно, но если легко дать выход физической энергии, то убить в себе непреодолимую потребность в радости творчества просто невозможно. Возвращаясь в гостиничный номер, я видел: мольберты, краски, рулоны холста и бумаги, папки с эскизами, фото- и киноаппаратуру, кассеты с отснятыми материалами и внушительную коллекцию вещей, собранную в Сахаре и в других местах Африки. Все это нелепо выглядело в комнате смертника. Ведь нельзя же, в самом деле, играть с собой в кошки-мышки… Нельзя! Надо быть твердым, да, да, черт побери! Они мне не нужны — обратно я не вернусь… Тихонько, не возбуждая ни в ком подозрений, я обрезал нити, связывающие меня с творчеством, то есть с жизнью, и все эти милые вещи сдал на хранение, а квитанцию порвал — как символ того, что отныне мне от жизни ничего не надо: суну руки в пустые карманы и зашагаю до конца своего пути. Мне на все наплевать, черт побери!

Заядлые курильщики без помощи конфет не могут отказаться от курения: когда старая страсть слишком сильно сожмет горло, они кладут на язык леденец и сами себя обманывают. Убрав все, что было связано с изобразительным искусством, я в часы отдыха в виде такого леденца нашел другой вид творчества — изобрел писание в голове рассказов. Это родилась само собой, без всякого практического намерения, но скоро этот час творческой работы стал самой большой радостью за весь день, лазейкой в лучший мир, моим утешением, моей шапкой-невидимкой. Надену ее перед сном и ухожу к призракам, более реальным, чем окружающий меня живой, но презренный сброд.

Человеческая фантазия роковым образом прикована к действительности относительно образа Бога, она не может взлететь выше образа румяного старика в женской спальной рубахе или юноши с лебедиными крыльями для образа Ангела. Любая фантазия непосредственно связана с окружающим. Оторваться от действительности дано только очень маленьким детям, художникам-жуликам и умалишенным. Рассказывать себе красивые сказки невозможно, поэтому, помимо моей воли, первый же рассказ стал слагаться из впечатлений недавней поездки в отдаленный округ Французского Конго. Я назвал его «Люонга», по имени одной случайно купленной там девочки.

Будь же проклят мир пучеглазых спааков, и да здравствуют погружающееся в призрачный сумрак медленно засыпающее сознание и прекрасные образы, всплывающие из его глубин…

Я проснулся потому, что большая ящерица, бегавшая по потолку, упала мне на голую грудь. В хижине было совершенно темно и очень душно. С площади доносилось негромкое постукивание палок по обожженной земле, стража бодрствовала, все было в порядке.

Я хотел повернуться и снова заснуть, потому что голова болела от жары и тяжелых путаных снов, как вдруг, уже опять погружаясь в дремоту, услышал слабый скрип, едва уловимый в безмолвии ночи. Кто-то легкими шагами осторожно поднимался по лесенке, ведущей на веранду.

Я сел на постели. Сердце тяжело билось. В голове еще теснились видения сна. Сплю или нет? Я напряг слух. Легкий скрип повторился и замер: неизвестный крался, останавливаясь через каждые два-три шага и прислушиваясь…

В другое время я встал бы и вышел взглянуть, в чем дело. Но сейчас, в полусне, вдруг испугался: «Пробираются ко мне… дикари… убить…»

Торопливо выхватил из-под подушки браунинг, удобнее сел на разложенной на полу посреди комнаты постели, ощупью нашел большой электрический фонарь, быстро поставил его слева от себя на расстоянии вытянутой руки.

«Готово! Как только дверь откроется, включу свет, ослеплю входящих и открою огонь. Если они и успеют бросить копья на свет, то в меня не попадут…»

И в то же мгновение я услышал скрип половиц уже на веранде. Вот… ближе… ближе… Кто-то, подойдя к моей двери, остановился…

Я поднял пистолет. Дверь скрипнула и начала открываться. Я увидел небо и звезды.

Дальнейшее произошло в течение одной секунды. Включаю свет… он слепит, я закрываю глаза… открываю… и…

В дверях стоит девочка лет двенадцати и рукой прикрывает глаза от света. Ее тонкая коричневая фигурка кажется золотой в лучах фонаря.