Малахит - Наталья Лебедева

— Еще один вопрос, — сказал Паша, — ты говорил, что отсюда не выйти. Но наши-то малыши уже были здесь и ушли. Как такое может быть?

— Так они пробыли здесь недолго, — ответил Пират, — если и выросли за это время, то совсем немного.

— Значит, времени у меня мало.

— Боюсь, ты их не спасешь. После побега торговцы стали внимательными, следят за детьми в оба, и может быть, даже запирают. Так что уходи, пока не пришел их старший. Вот с кем я бы точно не хотел встретиться на твоем месте.

— Я не могу бросить детей, — Паша был категоричен. В этот момент кто-то робко постучал в дверь. Пират открыл. На пороге стояли все жители Малышневки. Судя по вытянутым шеям и горящим глазам, они сгорали от любопытства.

Самыми старшими среди них были два девятилетних негритенка. Они были так похожи друг на друга, что Пашка сначала принял их за близнецов, но потом пригляделся и понял, что Мастер Погоды и Мастер Леса (так представил их Пират), совсем разные. Следующим по возрасту шел восьмилетний Попугайчик. Он был толстеньким хорошеньким мальчиком, а на голове у него как попугайский хохолок торчал задорный вихор. Девочке, которую он держал за руку, — единственной в этой деревне — было лет семь. Она была очень подвижна, даже вертлява, и звалась Огонек, хотя Паша и не понял, почему: она была не рыжей, а черноволосой, и отличалась восточным разрезом глаз и круглым желтокожим лицом. Остальные семь мальчишек были очень маленькими: года по четыре и даже меньше. Они стояли за спинами старших и держали друг друга за немытые ручонки.

Паша сразу понял, что с такой армией нечего и думать о войне.

— А почему у них такие странные имена? — спросил он Пирата, — Что за имя — Мастер Леса?

— Как — странные? — в свою очередь удивился тот, — если человек родился мастером леса, нельзя же назвать его Рваным Сапогом.

— То есть ты хочешь сказать, что Мастер Погоды может вызвать дождь, или наоборот, разогнать облака?

— Может. Конечно, может. А как иначе мы вырастили бы пальмы — в нашем-то холоде?

— А Огонек?..

— Может зажигать все, даже железо — уж такой у нее характер.

Девочка лукаво улыбнулась, подняла вверх руку, и на ладони у нее заплясало крохотное пламя.

— Так это же здорово! — Паша воодушевился. — Мы же сейчас просто подожжем этого Жирного! Хижину подожжем — я имею в виду. А пока он огонь тушит, я успею унести детей.

— Даже и не думай, умник. Я знаю, ты думаешь, я — трус. Может, когда-то это и было так, но не сейчас. Не сейчас! Послушай: несколько сотен лет назад я сбежал сюда. Сбежал, потому что родился выродком. Знаешь, что это значит? Все, кто меня окружал, могли говорить с камнями, инородцы говорили с другими вещами: с травами, деревьями, с чем-то еще. И поэтому у каждого было дело. Мой отец строил прекрасные дома, я думаю, некоторые из них еще сохранились в Камнелоте. Мама — Агат — вырезала превосходные камеи. А у меня в жизни было два пути: сидеть у них на шее, или уходить к торговцам, которых многие в нашей стране презирают. Я не хотел делать выбор и спрятался в Малышневке. Сначала мне было хорошо, потом я стал отчаянно скучать, впрочем, как и все. Но через лабиринт идти побоялся. Струсил. У меня ведь не было никаких способностей. Я думал: вдруг не справлюсь? И так, незаметно, остался самым старшим. В какой-то момент мне стало так тоскливо, что я почти решился уйти, но не смог бросить малышей.

Ты говоришь, прогоните Торговцев, не дайте им торговать чужими детьми? А как же мои дети? Ну, с двумя, даже с четырьмя мы еще справимся. Тем более что все они выродки, и сражаться могут только руками. Но их же много. А если они придут сюда все? Они нас уничтожат. Я не могу сейчас раскрыть наших имен, показать, на что мы способны. Ведь может прийти день, когда мы должны будем защищаться. Так что воюй сам. Не трогай детей. И меня не трогай: я им слишком нужен!

Пират развернулся к двери, демонстрируя, что он сказал все, и бросил через плечо, выходя из дома:

— Если захочешь есть, найди Мастера Леса.

На душе у Паше после этой отповеди стало паршиво. Малыши потоптались возле него, а потом неспешно расползлись по своим детским делам.

Паша же пошел под окно хижины торговцев — подслушивать. А что ему еще оставалось делать?

Ярко освещенная свечами и небольшим очагом комната в наступивших сумерках видна была как на ладони. Впрочем, похититель особо и не таился. Нападения он не опасался, только за пленниками следил в оба глаза. Малыши спали в клетке из бамбуковых прутьев, торговец сидел напротив.

Паша не знал, что делать. Он решил было науськать на толстого собаку, но пса рядом не оказалось. Паша даже не заметил, когда именно он исчез.

И вдруг…

И вдруг стайка попугайчиков взлетела с ближайшего дерева. Паша услышал легкое потрескивание. Потянуло гарью. Легкие язычки голубого пламени заплясали по веткам. Пламя поднималось и опадало, складывалось в ажурную шаль и рассыпалось на отдельные языки, которые кружили по дереву, как маленькие танцоры. И вот один из танцоров, сделав изящный прыжок, приземлился на крыше. На лету он поменял цвет на нежно-зеленый, а на крыше поклонился, низко пригнув головку, и внезапно рассыпался на сотню искр. Странное пламя охватило хижину. Пожар трещал, как настоящий, сильно пахло гарью, но дерево хижины, казалось, не горело. Торговец выскочил наружу, и разинув рот, застыл посреди двора.

Пока Жирный в недоумении пялился на крышу, Паша разбил окно, выходящее на другую сторону, влез внутрь, и сразу бросился к малышам, которые проснулись и начали похныкивать от страха. Клетка оказалась очень прочной, тогда Паша схватил со стола нож и принялся перерезать веревки, которыми были связаны между собой прутья решетки. Клетка сдалась быстро. Паша взял Листика за руку, а Кроху усадил на бедро, придерживая правой рукой. И вот когда они были уже совсем готовы бежать, что-то мелькнуло у них за спиной.

Алмазник шел из Кузнецово в Малышневку пешком — будто сам на себя наложил епитимью. Идти было трудно — нога все еще болела, и хромал принц чем дальше, тем сильнее. Но долгая дорога помогала сосредотачиваться — надо было решить, под каким соусом подавать все это Берковскому. Девчонку-то он опять упустил. Да еще появились эти двое с той стороны. Хорошо это, или плохо? Или вообще — никак?

Когда Алмазник подошел к Малышневке, уже стемнело. Легкой тенью он нырнул в ворота.

Вадим не видел Алмазника. Когда, проводив Пашу, он вернулся на холм, то обнаружил там Крысеныша. Мальчишка так и не спустился на дорогу. Найдя небольшую ямку под корнями сосны, он разжег там костерок. Мало того, Вадим обнаружил, что тот покопался в его рюкзаке и вытащил оттуда сосиски, которые жарил теперь, насадив на очищенные от коры ветки. Хотелось ругаться, но аромат сосисок настраивал на мирный лад.