Четвёртый поросёнок - Сергей Калашников

— Кому добрый, а кому не очень, — ответила бойко, разглядывая в упор его жилетку-разгрузку, да пересчитывая карманы. Неплохо выглядит, надо бы себе такую же завести. Сшить, вроде, не проблема…

— А что же так? Настроение плохое, или так рада меня видеть?

Насмешка в его голосе, живо заставила взглянуть в эти наглые глаза. И опять словно током прошибло, даже дыхание перехватило. Но взгляда не отвела и через мгновение «отпустило».

— Нормальное у меня настроение, капитан. Давай уже к делу. Обещалась встретиться, когда пожелаешь, и вот она я, вся перед тобой.

А он смотрит непонятно, то ли с любопытством, то ли оценивающе. Или может не её оценивает, а расстояние для удара? Разведку ножом работать учат в первую очередь. Если решится — ничто её не спасет.

— К делу — так к делу, — легко согласился капитан. — Может, в беседку пройдем?

— Это еще зачем?

Он как-то весело ухмыльнулся и пожал плечом:

— Страшно? — и тут же пояснил, не дав ей высказаться. — Так наблюдают же. Не удивлюсь, если держат на мушке. Неприятное, знаешь ли, чувство. Впрочем, потерплю.

Оставалось покраснеть, и еле заметно кивнуть:

— Убедил. Пойдем в беседку, — и топать впереди него, ощущая взгляд не только на затылке, а и на всем теле сразу.

И мысли в голове так и норовят свести с ума. Чего же ещё ему от неё надо? Что рвать на клочки не будет — это она уже догадалась, не дура.

— Присядем?

В беседке — довольно просторно, вдоль решетчатых стен, оплетенных гибкими растениями, идут скамейки.

— Постоим, — нечего ему тут рассиживаться.

— Ладно. Как скажешь.

Остановился он очень близко. Маруся даже вспомнила, как читала одну книгу про жесты, и там говорилось, что жители густонаселенных мест — городов — позволяют себе вставать к собеседнику более близко, чем селяне. Потому для него может такое расстояние и нормально, а ей некомфортно, да только сделать шаг назад не позволяет гордость.

— Говори уж скорей, чего надо, да и разойдемся.

Судя по его широкой улыбке, сказала она совсем не то, что следовало:

— Так быстро хочешь от меня избавиться? Эх, Маруся!

— Капитан…

— Знаешь, мы уже так хорошо знакомы, что вполне можешь звать меня по имени.

— Не нравится мне твое имя, — фыркнула девушка. И не то чтобы соврала, но правда же, у них дома Васькой кота звали.

В его глазах она прочла странный интерес, и по позвоночнику поползли мурашки.

— Вот как! Не нравится мое имя? Н-да. Это проблема.

— Издеваешься? — вспыхнула Маруся. — Никакая не проблема, привыкну, — что он её, за вертихвостку принимает? Она не городская, чтоб ломаться по такому дурацкому поводу. И нечего ему так тепло ей улыбаться, не на свидании, в самом деле. Потому сказала довольно резко: — Давай, Василий, говори уже, что там нарешал насчет меня! — вот, назвала — и нет уже внутри протеста.

— Много нарешал, — спокойно ответил он. — Но для начала извиниться хочу.

— Хотеть не вредно, — усмехнулась она, обретая утраченную было уверенность. — Хочешь — извиняйся.

А ей не извинений хотелось услышать, а про то, чего он там такого «много нарешал». Но этого ему знать не надо.

— Маруся! — взгляд стал серьезным, а голос торжественным. — Прошу прощения, что был несдержан и опустился до угроз, кои осуществлять в мои намерения не входит.

— То есть, рвать на кусочки и кожу с меня сдирать больше не хочешь? — уточнила она, вздернув подбородок.

— Не решил еще…

Вот теперь она на шаг все же отступила:

— Это извинение по-твоему?

Капитан молча смотрел, кусая нижнюю губу, словно раздумывал-таки, каким образом сдирать с неё кожу, а потом неожиданно спросил:

— Тебе сколько лет? — и тут же торопливо добавил: — Не говори, если не хочешь. Знаю, что женщины не любят этот вопрос.

— Глупости какие! — то, что он причислил ее, Марусю к женщинам, было лестно, а вот то, что к таким — обидно. — Почти шестнадцать. Через месяц стукнет.

— А мне тридцать пять. В тот день исполнилось.

В какой день, поняла без подсказок, и вдруг так погано стало на душе, так горько, что оставалось отвернуться, делая вид, словно что-то послышалось. Вот так и увидишь вдруг во враге живого человека — со своими мыслями и проблемами, с днем рождения, встреченным не в кругу семьи, а на поле боя под прицелом винтовки. А как же семья, кстати?

— У тебя семья где? На Земле осталась?

— Да, — и уточнил, словно ей это интересно: — мать и две сестренки — чуть постарше тебя.

— Жалеть я тебя не буду, не надейся! — буркнула она.

— Всё верно… Врагов не жалеют — их уважают, презирают, ненавидят…

— Так, вроде, ты уже не враг, — неуверенно сказала она, снова глянув в глаза. Вот не стоит этого делать, сердцем чует, а непроизвольно получается, словно притягивает.

Таких глаз, как у него Маруся не встречала больше. Зеленые такие, с коричневыми прожилками, умные, тревожащие. Будто прямо в душу заглядывает. Испытующе на этот раз:

— Но и не друг?

Копируя его, грустно кивнула. И тут же спохватилась. Спросила воинственно:

— Ну вот, извинился, пусть и не по-людски, а дальше чего?

— На задании мы, утром уйдем. Так что заодно хочу и попрощаться.

— А почему утром? Почему не сейчас?

— Так вечер уже, а ночью в здешних лесах стра-ашно, — протянул он, пытаясь шутить. — а утром оказия до боен Вязовникова. Дальше, говорят, грузовики ходят через Плесецкий перевал. Марусь, ты вот что. Дождись меня, а?

— Это как?

Он еще несколько секунд раздумывал себе чего-то, потом вздохнул:

— Как задание выполним, я еще загляну сюда. Не возражаешь?

— А чего мне возражать? Я тут не хозяйка, чтоб у меня разрешения спрашивать. Да и не принято это здесь. Это я тебе для сведения. Понравилось — заходи, конечно. Готовят-то тут вкусно.

— Понял. Ну, до встречи?

И руку протянул.

Пожать, или нет? Как-то это не по-женски, пожимать мужикам руки. Маруся замешкалась, а он все не убирает, ждет.

Ну а чего она мнется? Сунула в его лапу свою ладошку, да сразу и пожалела. Потому что этот гад вдруг взял и поцеловал ей руку — прямо как в кино. Губы у него оказались мягкие, как у лошади. И от прикосновения по коже побежали мурашки…

Вырвала руку, посмотрела на него, а сказать ничего не смогла. Ну не обзываться же. Он все-таки на двадцать лет старше — полагается проявить уважение.

Капитан еще раз быстро и пристально взглянул девушке в глаза, а потом просто развернулся и ушел. Даже словечка напоследок не сказал! Попрощался, называется!

— Не, ну скажи, что эти городские не козлы, — раздался в наушниках инфракрасной связи возмущённый голос Стебелька. — И для кого, спрашивается, ты так прихорашивалась? Нет, я понимаю — Нинкин поросёнок — дитя дитём, но этот-то — здоровый лоб. Ему внуков пора нянчить, а он все вокруг да около, и ни разу в цель!

К этому моменту Федька включил ранее отключенный инфракрасный канал в шлеме, заметив, что капитан беседку покинул и даже кивнул ему на прощание. Федька от него и не прятался и тоже кивнул.

Едва поняв, что убивать девчонку Седой не будет, Нах-Нах слушать эфир скромно не стал, но подошел поближе. А подруги, включая Нинку, видимо такой деликатностью не страдали.

— Не трож Нах-Наха, — вдруг взбеленилась Маруся. — Перерос он поросячий возраст и стал настоящим… — девчата вдруг в три голоса захихикали в канале связи.

— Кабаном, — подытожила Стебель, раньше других подыскавшая правильное слово.

Ухмыльнувшись, мальчик пошел разыскивать Мелкую. Маруська пусть со своим капитаном сама теперь разбирается, понятно же, что ничего плохого он ей не сделает. А вот Маруся ему… — фиг поймёшь этих женщин. Такое, иной раз выкинут — диву даёшься!

И вообще — хорошо то, что хорошо кончается. Шпионские игры — это здорово, а к завтрашней работе по математике надо все же подготовиться как следует.

Капитан Василий Савельев думал, что не заснет в эту ночь после встречи с Марусей, однако усталость взяла свое, и до утра ему снились какие-то странные сны, наполненные светом и красочными пейзажами морского побережья и горных хребтов. Снилось такое впервые — с тех пор, как он ступил на землю Прерии. До этой ночи либо бессонница мучила, либо кошмары, где он снова и снова переживал тот страшный день, то жуткое противостояние, окрещенное местными «Ведьминым студнем». Но в эту ночь безумный жар зверского средства его не тревожил.

Проснулся Василий еще до восхода солнца, и немного полежал с закрытыми глазами, чувствуя прилив сил и невольно улыбаясь от воспоминаний. Новых, не тронутых страшным зверем по имени Война. Его Маруся… А он-то надеялся на чудо. Казалось, стоит увидеть её, как наваждение пропадет. И эта совершенно глупая, ненужная и нелогичная влюбленность, возникшая в стрессовой ситуации — просто исчезнет. И он ещё посмеется, называя себя дураком, запавшим на малолетнюю селяночку, на вражеского коварного снайпера.