Синий конверт - Игорь Шприц

Странно, завтра его уже не станет, а письма останутся и еще несколько дней будут идти к адресатам. А потом их начнут читать, перечитывать, переписывать и плакать над ними. А он исчезнет. Зато вместе с ним исчезнет и Победоносцев, это исчадие ада, чудовище, держащее в своих немощных руках всю свободу России.

Возможно, и скорее всего именно так, что в личной жизни это хороший богобоязненный человек, стремящийся к истине. Но в жизни общественной он давно всеми ненавидим и должен уйти. Если не хочет сам, то Николай сделает это за него. Возьмет тяжкий грех на душу и искупит его своей жертвенной смертью. Грешен Николай будет всего лишь несколько дней между убийством и казнью. А потом его кровь смоет все грехи.

Как только народы России узнают о смерти тирана, по всем уголкам необъятной родины вспыхнут малые костры правды, которые затем дружно сольются в большой очистительный пожар революции. А после на пожарище взойдут новые, чистые всходы… и Россия преобразится!

Он аккуратно разобрал и смазал браунинг. Расставил рядком все тупорылые патроны — их оказалось семь, на один больше, чем писем. Семь — счастливое число! Это добрый знак. Завтра утром эти семь посланий найдут своего адресата. Затем он собрал пистолет и щелчком вставил обойму.

Достал из ящика стола карманное фото Победоносцева и вгляделся в него. Никакой ненависти Николай к нему не испытывал и любил его, будучи истинным христианином, яко самого себя. Он был уверен, что когда оба — жертва и убийца — встретятся взглядами, Победоносцев поймет его душу и его чистые помыслы и вверит Николаю свою жизнь со вздохом облегчения! Это будут две ненапрасные жертвы!

Потом он переоделся в чистое, еще ни разу не надеванное белье, помолился, взял все письма, браунинг и вышел на светлеющую улицу. Предстояло отправить письма и зайти в церковь, чтобы загодя заказать панихиду по рабам Божьим Константину (Победоносцеву) и Николаю (себе самому).

Путиловский с удивлением прислушался: за дверью рабочего кабинета во все горло пела очень крупная канарейка. «Откуда она здесь?» — подумал он и понял, что сейчас эту птичку поймает Макс.

В ту же секунду дверь плавно отворилась и в кабинет влетел, махая крыльями сюртука, Евграфий Петрович Медянников. За ним, зверски урча и размахивая передними лапами с выпущенными когтями, подпрыгивал Макс. Из широко раскрытого клюва Медянникова неслись отчаянные телефонные трели.

«Эк его! наслушался телефона и поет!» — несколько злорадно подумал Путиловский и… проснулся. Действительно, звонил телефон.

Закутавшись в халат, Путиловский сонною рукою снял рупор и произнес неузнаваемо хриплым со сна голосом:

— Алло…

— Павел Нестерович? Это Исидор Вениаминович вас беспокоит! Простите, что рано звоню, но не застал вас вчера в Департаменте…

Певзнер был явно растерян.

— Что-то важное?

Возникла секундная пауза; видимо, Певзнер обдумывал реальную ценность утреннего звонка. Наконец он решился:

— Я вчера вечером повстречался с Григорием Гершуни!

— Очень интересно! — Сон с Путиловского как рукой сняло. — Он вас видел?

— Нет-нет!

— А где это случилось?

Можно было понять, что Певзнер замялся.

— Видите ли… тут некоторая сложность… Я не могу сказать всю правду.

Путиловского одолела злость на говорливого аптекаря:

— Исидор Вениаминович, перестаньте! Говорите, или я даю отбой!

— Нет-нет! Я скажу, скажу! На Шпалерной есть один частный дом. Я там бываю иногда… с визитами.

— Знаю, — просто заметил Путиловский. — Шпалерная, дом семнадцать, заведение мадам Серчиковой. Восемь девиц, прислуга, цены умеренные, выпивка за счет клиента, закуска бесплатная. Вас регулярно видели. С Гершуни там встретились?

— Да. — Никогда еще ответ Певзнера не был таким лаконичным и правдивым. — В восемь вечера.

— Уходил или ждал?

— Ждал!

— Спасибо, Исидор Вениаминович. Это очень полезная информация. Он был один?

— Один. Курил и читал газету. Отпустил бородку, но я его узнал!

— Верю. Если что увидите, звоните!

Путиловский дал отбой и энергично потер руки. Начиналась настоящая охота на крупного зверя.

С криком «Эге-гей!» он прошелся по квартире и растормошил все сонное царство. Через несколько минут квартира ожила: Лейда Карловна срочно готовила завтрак, Берг лечил свои синяки и шишки, Макс путался под ногами и вносил свою лепту в организованный беспорядок утренних сборов.

На завтрак были яйца в мешочек, ветчина, джем по-английски и крепкий кофе. Макс удовлетворился ветчиной с барского стола. Тут же за завтраком разработали план действий: Берг сразу идет к квартире Победоносцева и скрупулезно выверяет весь его маршрут вплоть до рабочего кабинета в Синоде.

— Отмечайте все возможные места скрытного и прямого нападения. Хронометраж движения. Порядок записи, ожидания и вхождения в кабинет лиц неизвестных и непроверенных. Проверка данных лиц с соблюдением приличия. Никакого давления на посетителей, но и никакого попустительства! Помните, что эти люди наверняка будут маскироваться благими намерениями — сиротками, матерями, девицами, инвалидами, офицерами и лицами духовного звания. Никто не будет выглядеть студентом с яростными глазами. Лица ласковые и законопослушные! Сразу берите на заметку всех потеющих от волнения, ведущих себя неестественно и неадекватно моменту. Чуть почуяли что-то не то — мгновенно проверяйте этого человека! Потому что первое движение вашей души есть наиболее верное движение. — Путиловский накачивал Берга яростно и динамично. — Лейда Карловна! Еще чашку кофе! А я после Победоносцева поеду в Департамент.

Берг быстро стенографировал указания в свою записную книжечку, которую по счастливой случайности Амалия и кузен Генрих пропустили при досмотре безжизненного тела. Стенограф он был замечательный, в этом Путиловский убедился при составлении протоколов на местах происшествий. Макс только крутил головой и несколько раз попытался лапой поймать кончик карандаша, который порхал как бабочка.

— Надеюсь, события сегодняшней ночи преподнесли вам суровый урок? — намеренно подхлестнул Берга Путиловский.

Он добился своего. Берг пружиной взвился со стула:

— Павел Нестерович, ну как вы можете! Попадись они сейчас в мои руки!

— Вот теперь верю! По коням! — скомандовал начальник.

Время уплотнилось, и, когда они вышли на утреннюю улицу, часы пробили девять утра. Кажется, они не опоздают. Кликнули извозчика и поспешили к Победоносцеву.

Гостиница «Пале-Рояль» к утру стихала, и первые движения здесь начинались только часам к десяти. Поэтому раннее появление филеров Рыжкова и Грульке здесь никого не потревожило. Портье, мимо которого они проходили с видом постояльцев, коротко кивнул головой: птички в клетке.

Дежуривший всю ночь Полунин вышел из номера напротив и показал: все чисто, гостей нет. Подождали отставшего Медянникова, тот шел тяжело, с трудом переступая отяжелевшими от радикулита ногами.

Наконец все собрались у дверей номера, где остановились Юрковская и Григорьев. Грульке — он был спец по замкам — беззвучно открыл дубликатом ключа дверь. Полунин остался снаружи, а Медянников, Рыжков и Грульке с револьверами в руках тихо скользнули внутрь. От нервного возбуждения спина у Медянникова враз перестала болеть.

Внутри было тепло и темно. Пахло греховно. Медянников даже покрутил от огорчения носом, но смолчал, чтобы не творить шума. Грульке аккуратно поставил стул у двери и оседлал его верхом, тем самым заняв ключевую позицию. Рыжков прошел в спальню, выглянул оттуда и кивнул головой. Все было готово для действий.

Медянников зашел в спальню. Запах греха здесь был просто невыносим, и Евграфий Петрович осенил себя крестом. Потом подошел к двуспальной кровати со стороны окна. Именно с этой стороны из-под одеяла торчала мужская голова. Тела же под одеялом были переплетены настолько плотно, что там уже разбираться не было никакой возможности.

В одной руке Медянников держал полицейский жетон, во второй — револьвер. Рукой с жетоном он осторожно проверил под подушкой, удовлетворенно кивнул и аккуратно извлек оттуда офицерский наган. Рыжков принял наган и опустил его в широкий карман пальто.

Мужская голова чуть повернулась. Медянников погладил ее жетоном по щеке. Прикосновение холодного металла заставило мужчину открыть глаза.

— Тсс… — Вместо пальца Медянников прижал к губам ствол револьвера, — Полиция…

Первым движением мужчина сунул руку под подушку, но там она и осталась — ствол уперся прямо в лоб.

— Дернешься — нажму! — ласково прошептал Медянников и показал рукой с жетоном на гостиную комнату.

Григорьев окончательно проснулся, все понял и обмяк. На душе у него стало легче, прошло ожидание смерти и пришла пустота. Безумство последнего месяца стало отступать куда-то далеко, навалилось отрезвление, а с ним и душевное похмелье.