Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл. - Борис Каминский

Сейчас репортера озадачил переполох, вызванный его появлением. Он нутром почувствовал тайну, что манила его почище, нежели сметана голодного кота. Услышав предложение, Владимир Алексеевич понял - вот та ниточка, потянув за которую, удастся распутать весь клубок. Будет время присмотреться, повыпытывать.

- В первом приближении можно и так сказать, - глубокомысленно изрек Федотов.

- Дьявол меня забери, Борис Степанович, я порою с трудом вас понимаю, вы хотите поручить мне работу?

- Ну да, совершенно верно, работу.

- Борис Степанович, - но из голых фактов, из этих ваших сухих отчетов много не выжать. Нужны живые воспоминания, надо будет дотошно выспрашивать и уточнять.

- А то мы этого не понимаем, Владимир Алексеевич, еще как понимаем, но партия сказала 'надо' - комсомол ответил 'есть'! - дурашливо перехватил разговор Зверев.

От репортера не укрылось, как вздрогнул Мишенин, как слегка поморщился Федотов. Гиляровский почувствовал - этого наглеца надо ставить на место.

- Милостивые государи, а вы представляете, сколько стоит писательский труд? - спросил тот Гиляровский, что знал себе цену.

- Так и я о том же, Владимир Алексеевич. Что нам говорить за деньги, может, нам выгоднее говорить о процентах с продаж? Небольшая текущая оплата и процент. Посудите сами, мы не писатели и конъюнктуры писательского рынка не знаем, а вы нам за рыбу деньги. Нет, так дела не делаются,- развязно резюмировал Димон.

- Господа, вы что же, предполагаете, что на ваших записках можно заработать?

В вопросе прозвучала явная насмешка.

- Заработать, не заработать, но если бы у моей бабушки были усы, она была бы дедушкой. Мы же от вас пока ничего не услышали, или я не прав?

По всему было видно, что Димон начинал наглеть. Реакция со стороны Гиляровского последовала незамедлительно.

- Дмитрий Павлович, что это за ерничество! Откуда у вас эти чудовищные прибаутки? - впервые рявкнул журналист и клювом пьяницы грозно нацелился на Зверева.

- Откуда, откуда, - тут же стушевался Димон. - Степаныч говорит, что все в этом мире от виртуальной реальности. Вот послушайте, я вам лучше анекдотец расскажу:

- Жалуется один мастеровой другому: 'Мне кажется, моя жена изменяет мне с плотником'. - 'И как ты догадался?' - спрашивает второй. - 'Да как лягу в постель, а там гвозди, молотки разные лежат'.- 'Да, трудно тебе, а мне кажется, что моя жена изменяет мне с трактористом, извините, с машинистом', - слегка замялся Дима. - 'А ты как догадался?' - 'Я прихожу, а в постели машинист лежит'. Это я к тому вспомнил, Владимир Алексеевич, что мы отдаем себе отчет- на записках не заработать. Зато у нас есть десяток сюжетов детективов. Думаю, очень неплохих сюжетов и прилично проработанных. Но вот реалий сегодняшней России мы не знаем. Я-то вообще Россию толком и не помню, маленьким меня увезли. Вы же и Москву знаете, и вхожи во всякие двери. Так что без Вас, уважаемый Владимир Алексеевич, нам будет очень трудно.

- Борис Степанович, у вас есть что выпить? - охрипшим голосом спросил Владимир Алексеевич.

'Ну, силен Димыч! - хохотал про себя Федотов. - Заставил-таки этого пройдоху просить'.

На этот раз Федотов не ошибся. Гиляровский действительно был поражен, ошеломляющим предложением, которое могло существенно изменить его жизнь.

Глава 8. Посещение завода Гужона.

6 марта 1905

Так сложилось, что после знакомства с Гиляровским время понеслось вскачь. Сам по себе Владимир Алексеевич не был виновником перемены в жизни переселенцев. Все было гораздо прозаичнее - решив проблему финансовой независимости, наши герои взялись за следующие. Правильнее было бы сказать - вляпались в новые 'по самое не хочу'.

Между тем некоторое влияние на жизнь друзей репортер все же оказал. Через него Зверев познакомился с борцовскими клубами, коих оказалось неожиданно много. Все говорило о приличной конкуренции на этом рынке. Клубы жили своей специфической жизнью, в которой удаль сочеталась с коммерческим расчетом, а честь - с откровенным предательством. Одним словом, все было как у людей.

Взяв Зверева под свою опеку, Гиляровский с размахом знакомил его со 'своей' Москвой и 'своими' москвичами. Как прилежный ученик Димон очень скоро пропитался психологическим настроем того времени, оброс множеством полезных и бесполезных знакомств.

Естественно, во всех этих перипетиях Зверев знакомился и с местными дамами. Итогом явилось удручающее друзей обстоятельство: несколько раз Дмитрий Павлович не ночевал дома. Позже всплыло отягощающее обстоятельство: всякий раз он ночевал у новой женщины. А с другой стороны, куда ему было деваться, коль так сильно хотелось спать. Попутно Зверев искал возможность получения надежных документов.

Ильич тоже не скучал. Он натаскивал Зверева и Федотова в разговорном инглише и дойче, но более всего Ильича захватило писательское ремесло. Каждый вечер он впадал в муки творчества. При этом он осваивал сразу два предмета: владение перьевой ручкой и 'местной' грамматикой. Было забавно наблюдать, как взрослый дядька, обмакнув перо в чернильницу, выводит каждую буковку, по-детски старательно, высунув кончик языка. По всему было видно, что Мишенин ловит кайф.

Федотов тем временем изучал местную промышленность. До сего дня он побывал в паре мелким мастерских, так сказать для разминки, чтобы в глазах серьезных людей не выглядеть совсем уж профаном. Сегодня был первый 'выезд в большой свет' - Борис с математиком направились на Московский металлургический завод. По меркам начала двадцатого столетия 'завод Гужона' (так его здесь называли) был настоящим гигантом. Первая встреча с настоящей технической элитой этого мира у обоих вызывала легкий мандраж.

При безветренной пасмурной погоде сани мягко скользили по выпавшему ночью снежку.

- Ильич, ты не в курсе, как у нас назывался этот флагман металлургии?

- Серп и Молот. Завод был основан недалеко от Рогожской заставы в 1880 году французским подданным Юлием Петровичем Гужоном. Выпускал листовой и мелкосортный прокат. В 1913 году работали семь мартеновских печей, выплавлявших 90 тысяч тонн стали. Москвичи прозвали завод костоломным из-за высокого травматизма.

- Ну, Ильич, у тебя и память!

Попетляв по кривым улочкам Марьиной слободки, сани вырвались на Александровскую, по которой легко заскользили к центру. Дорога здесь была накатанной. Тонконогая лошадка рыжей масти бежала легко. Соломенные крыши незаметно сменились крытыми дранью. Чуть позже стали появляться небольшие особнячки, сначала деревянные, а позже и каменные.

Выехав по Самотечной на Садовую, переселенцы оказались в престижном районе. На тротуарах толчея и людской гомон. На дороге рысящие друг за другом экипажи, громкие посвисты лихачей и сердитые трели местного конного 'гаишника'.