Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл. - Борис Каминский

- Батя, а у тебя сегодня не получается, - произнес Петька после очередного движения резца.

- Смотри-ка, Пинкертон какой выискался.

Петьке показалось, что отец доволен сходством сына с неизвестным ему Пинкертоном. Федор Егорович Тарханов, действительно, был основательно выбит из равновесия. Вчера к обеду околоток переполошила весть о дерзком ограблении экспресса 'Москва - Санкт-Петербург'.

'Только недавно убили Великого князя, а теперь поезд ограбили. Вовремя господин Столыпин принял постановление об усилении охраны порядка на железных дорогах, хотя можно было бы и ранее. Эхх, Рассея!'

Вчера эту новость полицейские узнали из газет. К ним в участок даже заскочил один ретивый из 'Московских ведомостей', но получил от ворот поворот. Да и что ему могли рассказать полицейские Ямской слободы, коль этим делом занималась транспортная жандармерия. Зато сегодня все подтвердилось. Приезжал сам господин полицмейстер и такого рассказал! Оказывается, злоумышленников было всего трое, но они сумели оглушить пассажиров и обслугу вагона-столовой. Стреляли в повара, но, кроме сломанного ребра, доктор других повреждений не нашел. Грабили явно не обычные бандиты. По всему выходило, что о некоторых пассажирах они знали. Старуху Николаеву не тронули, а у старшего приказчика господина Гужона забрали саквояж. Приказчик Шамаев хотя и молчит, но все показали, как тот переживал, с ним даже случился удар. Спасибо доктору - выходил болезного.

Сам Федор Егорович Тарханов дослужился до городового среднего разряда сыскного отделения Московской полиции. Был он дотошен, много читал и исправно охранял порядок. Будучи человеком свободолюбивым, Федор Егорович недолюбливал начальство, платившее ему той же монетой. К сорока годам рассчитывать на повышение по службе не приходилось.

- Петька, а ну положь резец! Сколько тебе раз говорил, резать надо от себя, - отвлекся от своих мыслей Траханов. - Твой дед меня за это порол, так и я могу!

- А вот и нет, ты самый добрый, - нашелся Тарханов младший. - Вчера дядя Коля говорил, что ты просто так никого не тронешь.

- Я вот тебе! Дядю Колю он вспомнил. Иди, поиграй с мальчишками.

Тарханов, собрав инструмент, присел в свое любимое кресло. У него не выходила из головы вся странность этого происшествия. Поражала беспримерная дерзость злоумышленников. Очень нетипично все выглядело. Тут и бомбы странным образом всех ослепившие, и непонятная стрельба. С другой стороны, преступники явно нацеливались на приказчика, значит, навел их кто-то из ближнего круга господина Гужона. Видать, знали, что и у кого брать. Скорее всего, говоруна заводские сами отловят, не любят они огласки. Наверняка кто-то из обиженных. А вот удастся ли отловить бандитов? Тарханов испытывал по этому поводу большие сомнения. Деньги, конечно, где-то всплывут, но где? Коль скоро бандиты не обычные, так и загулов по трактирам ждать не приходится. Особенно непонятно выглядело исчезновение похитителей. Дело громкое, потому перетрясли всех ехавших в тот день к Дмитрову. Результат обескуражил: высадившиеся на развилке дорог бандиты, словно испарились. Опять же странное дело - задаток извозчику они оставили.

Привыкший анализировать поведение преступников, Федор Егорович невольно попытался представить себе троицу. Толком ничего не получалось. В воображении сыщика поочередно сменяли друг друга то отчаянно смелые и хладнокровные бандиты, то интеллигентные хлюпики. Может, действительно бомбисты баловались? Нет, на революционеров не похоже. Те норовят запулить бомбу в сановника. И все же Тарханов больше и больше склонялся к мысли, что 'инттелигентики' там были. Во-первых, не тронули женщин, во-вторых, пассажиры выделили одного, по виду учителя, что неприкаянно бродил между столиков. Но и интеллигентики они были неправильные. Оглушить охранника Шамаева, пристукнуть прислугу и стрелять в повара дано не каждому встречному поперечному. Но эти все едино насильники. Поднять руку на беззащитных! Бесстыжее время породило бесстыжих людей.

Городовой невольно стал сравнивать это происшествие с необычными делами последних лет. Всего месяц назад какие-то негодяи до смерти перепугали домовладелицу Семенову. Старуха слегла с сердечным приступом, но перед смертью поведала о малолетках. У старухи тоже тогда ничего не забрали. Малолетки и есть малолетки - испугались.

Вспомнилось еще одно происшествие. В канун Рождества двое неизвестных под корень извели банду Филимона. Говорят, тот связался с политическими. Ходила молва, что с ним свели счеты те самые политические подельники. В том деле необычным была беспримерная жестокость. Двум бандитам свернули шею, остальных покалечили. Были ли там замешаны деньги, выяснить не удалось.

4 марта 1905, северная окраина Москвы.

***

В марте погода средней полосы России всем без разбора дарит солнце и бодрящий мороз. И добрым, и злым, и людям, и тварям. Сегодняшнее утро исключением не явилось.

Рассеянно посматривая в окно, Ильич вспоминал вчерашний ночной разговор с Настасьей. Сегодня на душе Мишенина царили покой и благодать. Вчера, может быть, впервые в жизни, он осознал, что по-настоящему нужен, что у него появилась родная душа. Ильич неожиданно для себя ощутил потребность защитить эту удивительную женщину. Более того, не только потребность, он знал, что может это сделать. Состояние гармонии наполняло его тихой радостью, той, которой не делятся с друзьями.

Борис размышлял, каким образом он начнет входить в здешний технический мир. Димон же планировал навести знакомства c местными борцовскими клубами.

Друзья заканчивали завтракать, когда их размышления были прерваны скрипом саней и лошадиным фырканьем. Мишенин, сидя у 'своего' окошка, которое Дима окрестил наблюдательным пунктом, комментировал все происходящее в 'большом мире'. Благодаря ему друзья своевременно узнавали, кто к кому пошел, а кто выехал со двора на дровнях. Вот и сейчас он сообщил чрезвычайно важную весть:

- Мужик приехал, в папахе. Похоже городской.

- Кто ходит в гости по утрам, тот голоден не будет, - тут же откликнулся Дмитрий. - И к кому этот временно голодный пожаловал?

С улицы послышался громкий голос, спрашивающий у Настасьи Ниловны, где проживают постояльцы.

- Странно, а ведь это к нам, - удивился Ильич.

В подтверждение этому раздался скрип калитки и зычный голос гостя:

- Хозяева, войти можно?

- Палыч, открой. Наверное, к прежним жильцам кто-то приехал, - попросил Борис.

В сенях послышались стук откидываемой щеколды и скрип отворяемой двери. Невнятное бормотание с предложением войти, сменилось шарканьем ног. Распахнувшаяся дверь впустила Дмитрия Павловича и кряжистого незнакомца, отчего в горнице сразу стало тесно.