Цена двуличности. Часть 3 - Алаис

в ней, но я сейчас не об этом, — учитель делает паузу и вкрадчиво интересуется: — Надеюсь, ты уже догадалась, что я использовал ее для восстановления твоих костей?..

Вопрос повисает в воздухе. Ха, да уж сложно было не догадаться-то. Но отвечаю я коротко и сдержанно.

— Да.

— И каковы твои мысли по этому поводу?

— Ну…

Мне требуется несколько секунд, чтобы быстро проанализировать свои ощущения. Предвкушение, любопытство и… Все. Никакого возмущения, отвращения или чего-то подобного. Конечно, где-то на задворках моего разума вьется тревожная мысль о том, какими могут быть последствия такого восстановления костей, но пока что мне удается от нее отмахнуться. Вряд ли Суртаз это не предусмотрел.

— Это неожиданно и… любопытно, — неуверенно добавляю я. — Но как вы умудрились сохранить кровь? Бледные же разлагаются, как только…

Наставник неожиданно начинает смеяться. Этот тихий, похожий на выдох, шипящий звук заставляет меня замолчать хотя бы потому, что в нем слышится… радость? Нет, не так. В нем звучит одобрение с едва уловимой ноткой облегчения.

— Меня воодушевляет твоя любознательность и открытость новым знаниям. Альдауару повезло, что в месте его заточения оказалась именно ты, а не кто-то другой.

— Он при любом удобном поводе давал мне понять, что так не считает.

— Не исключено, что он действительно считал иначе… — тон Суртаза становится сухим и сдержанным. — Но самой ситуации это не меняет.

С этими словами Первый Некромант деловито проверяет ремешки, продолжающие притягивать мои кости к деревянному ложу. Удивительно, ни один не разболтался даже. Как вариант, пока я была в условной отключке, учитель успел их подтянуть, вот только сомневаюсь, что ему охота было этим заниматься.

— Что ж, раз ты спокойно воспринимаешь использование… таких специфических ингредиентов, это серьезно облегчит процесс создания связок.

Изголовье моего ложа поднимается еще чуть выше, и мне становится хорошо видно все разложенные на второй половине кости. Только теперь я замечаю, что они в полном комплекте. Абсолютно полном — до малейших фаланг мизинчиков. Выходит, в дело действительно пошли и те, чужие кости. Интересно, будут ли они ощущаться, как собственные?

— А теперь сосредоточься и постарайся сразу запомнить правильную последовательность действий…

Когда Альд привязывал кости Килира к моим — прокатившаяся тогда по моему телу волна боли напоминала ощущения от ушибленного мизинца, на который кто-то наступил. Когда Суртаз вернул всего один мой позвонок на место, попутно что-то шипя на священном языке, я поняла, что можно испытать, если бы на этот — уже ушибленный и оттоптанный — многострадальный мизинец плеснули бы еще и крутым кипятком.

От этого сравнения мне становится смешно. Настолько безудержно, что даже Первый Некромант замолкает, ожидая, пока я отсмеюсь.

— Простите, что помешала.

— Необычная реакция, — задумчиво говорит учитель. — Что-то не так?

— Очень больно.

— Это я понял. Поэтому твоя реакция мне и показалась необычной.

— Сейчас уже легче. Повторите, пожалуйста, что вы там говорили? А то я не запомнила.

— Сумей ты запомнить это с первого раза — Альдауар бы тебя возненавидел…

Я смогла запомнить заклинание с пятого раза. Повторить в нужном темпе и без ошибок — с восьмого. Суртаз оказался неожиданно терпеливым и спокойным учителем — жаль, что как раз эту его черту Альд не перенял. Ну а радость от собственноручно привязанного к позвоночнику копчика оказалась настолько яркой и всеобъемлющей, что я поймала себя на мысли, насколько это подзабытое чувство. И оно было настолько мощным, что даже сопровождавшая эту процедуру боль отошла на задний план.

Все шло гладко до тех пор, пока дело не дошло до восстановленных костей. Ощущения изменились.

— Учитель, а это нормально, что она как-то странно ощущается? — осторожно интересуюсь я, глядя на свежепривязанную бедренную кость.

— Поясни.

Голос Суртаза раздается из дальнего угла комнаты. Убедившись, что заклинание мне наконец-то подчинилось, он начал было что-то искать в одном из угловых шкафов, но стоит мне задать вопрос, как отвлекается от своего увлекательного занятия и поворачивается в мою сторону.

— Она будто… онемевшая, — мне приходится тщательно подбирать слова, потому что достоверно описать свои ощущения оказывается неожиданно трудно. — Когда долго-долго сидишь, а потом встаешь и вроде бы чувствуешь ногу, можешь ею шевелить, но ощущение, что она какая-то… чужая.

— Пройдет. Думаю, это не более, чем память кости.

— Что это значит?

— Можно сказать, твои кости помнят, что были необратимо повреждены. А теперь — снова целые. Нужно время, чтобы их структура стабилизировалась, и так как его прошло совсем немного с момента восстановления, придется потерпеть.

С этими словами Суртаз снова отворачивается к шкафу. Что ж, если это пройдет — то хорошо. А не пройдет… Ну, лучше так, чем вообще без ног. Наверное.

После присоединения второй бедренной и пары берцовых костей я обнаружила неожиданное преимущество в своих странных ощущениях — было не так больно. Конечно, отголоски боли все еще прокатывались волнами по моему телу, но они казались настолько незначительными по сравнению с тем, что я должна была ощущать в момент создания каждого нового сочленения… И не ощущала.

Поэтому ноги я собрала довольно быстро. За это время за окном уже окончательно рассвело, а Суртаз успел сходить на первый этаж и вернуться. Хотя, скорее всего, он спускался даже не на первый этаж, а в подвал, но мне об этом не докладывал, а я и не уточняла.

После придирчивого осмотра чуть ли не каждой косточки учитель наконец-то меня отвязывает. Я сажусь на ложе и осторожно опускаю все еще онемевшие и непослушные ноги на пол.

— Ну как? — в голосе Первого Некроманта слышится любопытство.

— Все еще странно, но… — честно прислушавшись к своим ощущениям и не обнаружив ничего такого, что помешало бы мне летать и в целом чувствовать себя достаточно сносно, провозглашаю: — С ногами определенно лучше, чем без них.

— Это хорошо. Кстати, теперь ты можешь считать себя начинающим мастером кости.

— Да ну, — мне становится смешно от одной только мысли о том, что я буду измываться над кем-то подобным образом. — Вряд ли кто-то рискнет ко мне обращаться.

— Иногда ситуация не оставляет выбора, — философски замечает Суртаз. — Раз один вопрос решили, перейдем ко второму.

— Какому?

Осторожно и неуверенно я поднимаюсь в воздух и чувствую, как металлическая пластина внутри моей грудной клетки мягко постукивает о ребра. Интересно, она никак не могла повлиять на ход ритуала? Отмахнувшись от этой мысли, прислушиваюсь к своим ощущениям. Магическая энергия легко и без препятствий проходит через кости ног, но приходится менять высоту полета — я просто-напросто отвыкла от своего полного роста.

— Нужно выяснить — кто такой Многоликий Отец.

— И… как?

— Я запросил кое-какие летописи у Конгломерата. Архимаг, с которым я связался для этого, изрядно удивился, конечно… Но обещал, что все необходимое доставят в течение пары часов после рассвета.

Конгломерат… Название было мне знакомо, правда, только по словам Калира.

Нецензурным.

Мой наставник упоминал правящую верхушку стихийных магов в случаях, когда нам снова и снова приходилось срываться с места для зачистки от зомби какого-нибудь поселка в соседнем мире. А такой запрос Магического Конгломерата мог поступить в любой момент. И хотя в наших краях судьбами живых и бессмертных распоряжался Совет Древних, игнорировать такие запросы не могли даже эти личи. Потому что это была взаимозависимость: из защищаемых нами миров Кольца поступала провизия, артефакты и все необходимое для выживания в условиях бесконечной войны с бледными тварями.

Эта мысль ураганом пронеслась в моей голове. О том, что Конгломерат еще и хранит какие-то записи, я не знала.

— А что вы хотите найти в тех летописях?

— Упоминания о том, как проходило первое вторжение. В словах Ваана мне видится подсказка — упоминание того, что Многоликий Отец расколол мир. А это, насколько я понимаю, произошло во время первого вторжения бледных.

Припомнив, что говорил чернокнижник, я согласно киваю. Если в древних летописях есть какие-то описания, то среди них может оказаться и упоминание этого самого Многоликого Отца. Вот только…

— Меня тревожит его… м-м-м… прозвище.

— То, что он — многоликий?

— Ага.

— Это действительно беспокоит, но если в летописях найдется хотя бы намек на то, что это за существо — их изучение уже станет не бессмысленной тратой времени.

— Я могу чем-то помочь?

— Пока что — нет. Думаю, до полудня ты мне не понадобишься.

— То есть… — до меня не сразу доходит смысл его слов. —