ОЗЕРО ТУМАНОВ - Елена Хаецкая

— А, — сказала Паламеда, — в таком случае смотрите.

Она сняла шлем. Волосы у нее были каштановые, до плеч, стянутые в какую-то очень тугую прическу.

— Вы будете моим другом? — спросил Рено. И быстро добавил: — Я не имею в виду ничего особенного. Если ваш отец — Франсуа де Керуль, то он был когда-то близким другом моего отца, вот я и подумал, что мы тоже могли бы…

— Хорошо, — перебила Паламеда. — Я согласна.

Рено улыбнулся и вынул из-за пазухи длинный золотой локон.

— Что это? — Паламеда опять нахмурилась, явно подозревая подвох. — Чей это локон?

— Я хотел бы, чтобы вы сплели из него браслет, — объяснил Рено. — И носили бы его в знак нашей дружбы. Это локон моей бабки Сибильды, которая, если верить россказням слуг, была воспитанницей корриганов.

Паламеда взяла локон и взвесила на ладони.

— Тяжелый, — сказала она. — По-моему, это не волосы, а золотая нить.

— Это благословение одной корриган, — серьезно ответил Рено, — и если вы сделаете из него браслет, то… — Он развел руками. — Понятия не имею, что это будет означать; но знаю одно — я дарю вам эту вещь от всей души, а стало быть и зла от нее ожидать не следует.

Так подружились Рено де Керморван и Паламеда де Керуль.

Они часто встречались на том самом месте, где узнали друг друга впервые, и подолгу бродили по полям, по берегу моря или сидели где-нибудь под деревом и вели бесконечные разговоры о всяких важных мелочах. И чем дольше они разговаривали, тем глубже становилась их дружба.

Как ни странно, Паламеда знала о сире Гварвине гораздо больше, чем его родной сын, потому что Франсуа нередко вспоминал приятеля своей чудесной юности и рассказывал о нем дочери. И теперь настало время передать все эти истории сиру Рено, так что Паламеда часами повествовала о том, чего и в глаза не видывала, и разукрашивала свои повести самыми невероятными подробностями.

И так Рено узнал о том, как Франсуа де Керуль и сир Гварвин гнались за оленем, пока тот не вошел в хрустальный ручей и не исчез, растворившись прямо в воздухе; и как они встретили в лесу девушку, у которой было на каждой руке по два мизинца; и как они спасли от повешения некоего мужичка, которого крестьяне непременно желали вздернуть только из-за того, что у него был хвост; и как спасенный мужичок подарил обоим рыцарям горшок с золотом и как это золото при ближайшем рассмотрении превратилось в ворох увядших листьев. И еще — про корриган Аргантель и ее поцелуй, даровавший золотые волосы сперва Сибильде де Керморван, а затем и ее дочери по имени Алиса.

— А где теперь Алиса? — заинтересовался Рено.

Паламеда строго сказала:

— Алиса живет на дне озера, вместе с другими корриганами, и будет оставаться там, покуда не закончится история этого мира, а уж тогда сам Господь разберет, кто она такая: человек или корриган. И если она корриган, то исчезнет навсегда, потому что корриганы, как и животные, обладают только плотью и не имеют бессмертной души, способной унаследовать рай. А если она все-таки человек — то мы с нею встретимся в будущей жизни, и тогда ты сам задашь ей все вопросы.

— Ну тогда понятно, — сказал Рено.

Паламеда замолчала. Молчал и Рено, и так они сидели, прижавшись друг к другу на вершине холма и смотрели на берег и на море. Рено подумал: «Где-то живут люди, которые куда ни посмотрят, везде увидят только землю — место, предназначенное для обитания людей и всякого зверья. И они, небось, гадают — каково это, жить на краю обитаемого мира. Мы должны чем-то отличаться от них. Быть особенными. Потому что в каждое мгновение можем сделать шаг за край и очутиться там, где вовсе нет места человеку…»

Он открыл было рот, чтобы поделиться с Паламедой этой мыслью, но Паламеда опередила его на долю секунды. Она сказала:

— Почему ты не женишься на мне, Рено?

Рено так глубоко ушел в свои мысли, что не сразу понял смысл ее вопроса. Он даже переспросил:

— Что?..

И уставился на нее с полуоткрытым ртом. А она с каждым мгновением становилась все более гневной, и краска заливала ее лицо все гуще. Наконец Паламеда вскочила и закричала:

— Ты меня не любишь! Можешь ничего не говорить, Рено, я вижу, что ты не любишь меня!

Она бросилась прочь от него, глотая на бегу слезы, а он продолжал сидеть, как квашня, и бессмысленно смотрел ей вслед.

Когда Рено де Керморван посватался к Этарре де Вуазен, никто не был удивлен. По общему мнению, Рено идеально подходил на роль супруга этой молодой дамы. Этарра была хороша собой, чуть старше Рено (лет на пять) и обладала недурным приданым. Ее единственный брат был счастлив выдать сестру за одного из самых знатных и богатых сеньоров округи.

Паламеда узнала о свадьбе лишь через несколько дней после того, как все свершилось. Она вошла к своему отцу и спросила:

— Это правда?

Франсуа повернулся к любимой дочери и увидел, что у той покраснел нос и распухли губы. Поэтому он не стал ничего не говорить и молча кивнул.

Паламеда сорвала с руки золотой браслет — подарок Рено — и бросила в камин.

— Я не хочу ничего слышать о Рено де Керморване, — сказала она. — Никогда. Как мне жаль, что я не убила его в тот день, когда у меня была такая возможность!

В следующий раз Паламеда де Мезлоан — так ее теперь звали — и Рено де Керморван увидели друг друга лишь через пять лет. До сих пор они тщательно избегали возможной встречи. Бог знает, что взбрело им в голову, но только оба они одновременно решили вспомнить чудесную дружбу их юности и отправились на то самое место, где некогда стоял шатер и где юный безымянный рыцарь с воинственной голубкой на гербе вызывал на бой любого желающего.

Паламеда узнала Рено первая и, хоть она давно была замужем, сердце у нее сильно застучало в груди. Рено по-прежнему был тучен и у него все так же плохо росла борода — румяные щеки горели на ветру, как у девушки. Широкоплечий, тяжелый, он грузно сидел на гнедой лошади с белой звездочкой на лбу. Стелла стала старше, шире в груди, крепче. Паламеда порадовалась тому, что Рено до сих пор не расстался с этой лошадкой, которая была некогда полноправным членом их дружеского кружка.

Порадовалась — и тут же рассердилась на себя. Какое ей дело до Рено, до Стеллы, до всего, что связано с сиром де Керморваном? После того, как она бесстыдно предложила ему супружество, а он посмел отказаться! Паламеда поискала в душе остатки былой злости, но не нашла ничего, кроме ласковой грусти.

И она приблизилась к нему.

Он поднял голову и улыбнулся.

— Я вспоминал о тебе, Паламеда, — сказал он.