Трое - Кен Фоллетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Любовь? – презрительно фыркнул Ник. Ростов не ответил.
Тьма сгустилась, и зажглись уличные фонари. Воздух, проникавший в открытое окно машины, отдавал сыростью: Ростов обратил внимание, как вокруг фонарей курились туманные облачка. Испарения шли от реки. Стоял июнь, и в этом году туманы появились рановато.
– Это что такое? – бросил Тюрин. Пышноволосый человек в двубортном пиджаке быстро шел по тротуару по направлению к ним.
– А ну, тихо, – приказал Ростов. Человек остановился у дома, за которым они наблюдали. Звякнул колокольчик у дверей.
Хассан положил руку на ручку дверцы.
– Еще рано, – прошипел Ростов. В верхнем окне дернулась портьера.
– Может, любовник? – сказал Хассан.
– Заткнись ты, ради Бога, – буркнул ему Ростов. Через минуту парадная дверь открылась, и пышноволосый посетитель зашел внутрь. Ростов уловил облик человека, открывшего двери: это был тот самый, кто передал Дикштейну пакет. Дверь закрылась, и их шансы сошли на нет.
– Слишком быстро. Вот черт, – ругнулся Ростов. Тюрин снова забарабанил пальцами, а Ник почесал в затылке. Хассан разочарованно вздохнул, словно заранее знал, что ожидание просто глупо и ничего не даст. Ростов решил, что давно уже пора поставить его на место.
В течение часа ничего не происходило.
– Так они проведут весь вечер, – предположил Тюрин.
– Если Дикштейн их припугнул, они, скорее всего, опасаются выходить по вечерам, – сказал Ростов.
– Может, вломиться? – спросил Ник.
– Не так просто, – ответил Ростов. – Дело в том, что из окна сверху можно увидеть, кто звонит в двери. И я прикидываю, что незнакомцу они не откроют.
– Этот любовничек может пробыть у него всю ночь.
– Не исключено.
– Стоит просто вышибить двери, – настаивал Ник. Ростов не обратил на него внимания. Ник вечно хочет вламываться, но он не предпримет никаких силовых действии, пока ему не прикажут. Ростов прикидывал, что теперь им придется иметь дело с двумя людьми, что было и сложнее, и опаснее.
– У нас есть какое-то оружие? – спросил он.
Тюрин открыл «бардачок» перед ним и вытащил пистолет.
– Отлично. Лишь бы не пришлось его пускать в ход.
– Он даже не заряжен, – Тюрин засунул оружие в карман плаща.
– Если любовник останется на всю ночь, – спросил Хассан, – может, стоит взять его утром?
– Вне всякого сомнения, нет, – отрезал Ростов. – Мы не можем заниматься такого рода делами при свете дня.
– И что тогда?
– Я еще не решил.
Он погрузился в размышления вплоть до полуночи, когда проблема разрешилась сама собой.
Полуприкрытыми глазами Ростов наблюдал за парадной дверью. Он увидел, как она дрогнула и начала приоткрываться.
– Наконец-то, – обрадовался он.
Двое мужчин пожелали друг другу спокойной ночи; тот, что помоложе, стоял на тротуаре, а второй, в ночном халате – в дверях дома. Он держал руку своего любовника в прощальном пожатии. Оба они, вздрогнув, подняли глаза, когда Ник с Тюриным, выскочив из машины, приблизились к ним.
– Не двигаться и не шуметь, – тихо предупредил Тюрин по-французски, показывая им пистолет.
Ростов отметил, что Ник с безошибочным тактическим инстинктом занял позицию сзади и чуть сбоку молодого человека.
– О, Господи, – взмолился старший, – прошу вас, больше не надо.
– В машину, – приказал Тюрин.
– Почему бы вам, подонкам, не оставить нас в покое? – вспылил молодой.
Наблюдая за этой сценой и слушая с заднего сидения машины, Ростов подумал: «Вот та секунда, когда они прикидывают, подчиниться или поднять шум». Он быстро обвел взглядом пустую темную улицу.
Ник, почувствовав, что молодой человек готов оказать неповиновение, обхватил его обеими руками пониже плеч и легко оторвал от земли.
– Не бейте его, – взмолился старший, – я иду. – Он вышел из дома.
Его приятель крикнул:
– Черта с два ты пойдешь!
«Проклятье», – подумал Ростов.
Молодой человек отчаянно извивался в объятьях Ника, а потом попытался ударить его по стопе. Ник отступил на шаг и врезал тому кулаком по почкам.
– Нет, Пьер! – вскричал хозяин дома.
Тюрин подскочил к нему и зажал рот огромной ладонью. Отчаянным усилием тот отвел голову в сторону и успел крикнуть «На помощь!» прежде, чем Тюрин успел снова заткнуть ему рот.
Пьер, опустившись на одно колено, стонал.
Ростов перегнулся через спинку переднего сидения и крикнул в открытое окно: «Тащите их! Двинулись!»
Тюрин подхватил мужчину постарше на руки и таким образом донес его до машины. Пьер внезапно оправился от удара Ника и попытался было пуститься наутек. Хассан вытянул ногу, и тот полетел кувырком, распростершись на брусчатке мостовой.
Ростов увидел, как в верхнем окне соседнего дома зажегся свет. Если эта суматоха еще продолжится, их арестуют.
Тюрин запихал свою ношу на заднее сидение. Ростов ухватил добычу и сказал Тюрину.
– Я держу его. Включай двигатель. И поскорее.
Ник перехватил молодого гостя и дотащил его до машины. Тюрин прыгнул на место водителя, а Хассан открыл дверцу с другой стороны.
– Хассан, – рявкнул на него Ростов, – закрой дверь дома, идиот!
Ник пихнул молодого человека на заднее сидение рядом с его приятелем, затем и сам разместился на нем так, что двое пленников оказались зажатыми между Ростовым и им. Хассан закрыл двери дома и вскарабкался на сиденье рядом с водителем. Тюрин рванул машину с места и резко повернул за угол.
– Боже Всемогущий, – по-английски сказал Ростов, – ну и мудня.
Пьер все еще стонал. Пленник постарше сказал:
– Мы ничем перед вами не провинились.
– Неужто? – ответил Ростов. – Три вечера тому назад в клубе на Рю Дик вы передали папку некоему англичанину.
– Эду Роджерсу?
– Это не его имя.
– Вы из полиции?
– Не совсем, – Ростов не хотел разочаровывать его, пусть верит в то, что ему хочется. – Меня не интересует сбор доказательств, составление обвинения и отдача вас под суд. Я интересуюсь лишь содержимым папки.
Наступило молчание.
Тюрин бросил из-за плеча:
– Двинемся из города и поищем какое-то тихое местечко?
– Подожди.
– Я вам все расскажу, – согласился пленник постарше.
– Покрутись пока вокруг города, – приказал Ростов Тюрину, не сводя взгляда с работника Евроатома. – Так, рассказывайте.
– Это была распечатка с компьютера Евроатома.
– Какая в ней хранилась информация?
– Подробности о выдаче лицензий на отправку грузов расщепляющихся материалов.
– Расщепляющихся? Вы имеете в виду ядерных?
– Руда, металлизированный уран, ядерные отходы, плутоний…
Откинувшись на спинку сидения, Ростов уставился на пролетающие за окном огни города. Кровь прихлынула к голове из-за охватившего его восторга: наконец-то он понял смысл операции Дикштейна.
Человек из Евроатома прервал его размышления.
– Теперь вы нас отпустите домой?
– Я должен получить копию этой распечатки.
– Я не могу вынести еще одну, потому что исчезновение одной уже достаточно подозрительно!
– Боюсь, что вам придется это сделать, – сказал Ростов. – Но если хотите, верните ее обратно после того, как она будет перефотографирована.
– О, Господи, – простонал человек.
– У вас нет выбора.
– Хорошо.
– Рули к дому, – приказал Ростов Тюрину. А чиновнику из Евроатома он сказал: – Завтра вечером принести распечатку домой. Кто-нибудь зайдет к вам и перефотографирует ее.
Большой лимузин миновал улочки города. Ростов прикинул, что похищение прошло довольно гладко.
– Кончай таращиться на меня, – сказал Ник Пьеру. Они въехали на брусчатку мостовой. Тюрин остановил машину.
– О’кей, – сказал Ростов. – Выпускай того, что постарше. Его дружок пока останется у нас.
Чиновник Евроатома завопил, словно от боли.
– Почему?
– На тот случай, если завтра вам захочется расколоться и все рассказать своему шефу. Молодой Пьер будет нашим заложником. Пошел!
Ник открыл дверцу и дал пленнику выйти. Несколько мгновений он, застыв, стоял на мостовой. Ник сел обратно в машину, и Тюрин двинул ее с места.
– Все ли с ним будет в порядке? – спросил Хассан. – Сделает ли?
– Он будет работать на нас, пока не получит обратно своего приятеля, – сказал Ростов.
– А потом?
Ростов промолчал. Он думал, что благоразумнее всего будет убрать обоих.
Сузи мучилась кошмаром.
На бело-зеленый домик у реки спустились вечерние сумерки. Она была одна. Она принимала ванну и долго нежилась в ароматной горячей воде. Затем пошла в большую спальню, где, сев у трехстворчатого зеркала, припудрила тело из ониксовой коробочки, которая принадлежала ее матери.
Она открыла гардероб, ожидая увидеть изъеденные молью наряды матери, выцветшие от времени лохмотья на вешалке, но ничего подобного – все было чистое, новое и в превосходном состоянии, если не считать слабого запаха нафталина. Она выбрала себе ночную рубашку, белую, как саван, и накинула ее на себя. Затем легла на постель.