Лекарство от измены - Кэролайн Роу

— Причиной раны доньи Исабель были девчачьи ссоры, предосудительные, но невинные. По-видимому, детей оставили без присмотра: несколько рамок с вышивками были опрокинуты, рабочие корзинки перевернуты, — первое вышло случайно, а второе… давайте назовем это шутливым возмездием. Рабочая корзина доньи Аны была сбита на пол, и, когда она пошла отомстить за себя, то споткнулась и упала на донью Исабель со старой толстой иглой в руке. Этим утром донья Ана рассказала мне о причине болезни доньи Исабель. Она провела целый день в слезах испуга и раскаяния.

— То есть в ее действиях не было намерения?

— Никакого. Донье Ане двенадцать лет, она очень шустрая, даже вредная порой, но столь же невинна в политических интригах, как старый монастырский пес. Ее рассказ звучит вполне правдоподобно.

— Это интересно, но ничуть не продвигает нас в нашем расследовании.

— Хорошо. Донья Ана рассказала мне еще кое-что, ваше преосвященство. Похоже, что вчера рано утром она заполнила корзину инжиром с дерева в саду и сама съела большую часть собранного. Она растет, как стебель пшеницы по весне, и всегда хочет есть. Во время вечерни у нее началась колика. Она выскользнула из часовни, как она говорит, по страшной потребности, и когда она бежала к укромному месту, она была вынуждена спрятаться, так как мимо нее очень быстро прошли две очень высоких монахини — самые высокие монахини, которых она когда-либо видела в жизни.

— Какого она роста?

— Она мне по плечо. Она сказала, что они были намного выше меня, но она не смогла описать их подробнее.

— Мужчины, — сказал Беренгуер.

— Я тоже так подумала, — ответила Эликсенда. — Я очень высокая для женщины, и вряд ли удастся найти одновременно двух монахинь, идущих бок о бок, которые были бы выше меня. В одну монахиню я еще могла бы поверить. Но не в двух.

— Это не позволяет нам догадаться, кто это был, — произнес Беренгуер.

— Без сомнения, их одежды были взяты из этого монастыря. Донья Ана заметила бы, если бы они были странно одеты. Но она ничего не сказала.

— Вы спросили ее?

— Да. И сегодня после полудня я приказала принести мне всю одежду монастыря для осмотра, чтобы ее можно было почистить, починить и переложить лавандой против моли. Мы скоро обнаружим недостающие.

— Это могло бы подсказать, кто имел возможность украсть их, а от нее мы могли бы узнать, кто эти самозванцы. Вот это действительно приблизит нас к разгадке. — Она села, внезапно ощутив сильную усталость. — Вы говорили о том, чтобы поместить к нам инфанта Йохана для обеспечения ухода и безопасности.

— Это беспокоит меня, — сказал Беренгуер. — Пока мы не знаем больше, привезя его сюда, мы можем сунуть его в логово льва.

— Львицы, — рассеянно поправила Элисенда. — Я согласна. Мне жаль, что это так, но вы правы. Там, где он сейчас, он в безопасности?

— Надеюсь. Очевидно, они не знают, кого защищают, и их незнание защищает его.

Томас стоял на пыльном внутреннем дворе гостиницы под жарким солнцем и задавался вопросом, что теперь делать. Он уже зашел на кухню и изводил жену хозяина гостиницы, которая как раз стояла над горшками, в которых варилась еда, до тех пор, пока она не пообещала создать блюдо такой невероятной питательности и нежности, что донья Исабель сможет съесть его и немедленно пойти на поправку. Он трижды посылал юную горничную в комнаты с вином, фруктами и крошечными пирожками. Теперь он решил оседлать Кастанью и отправиться поискать особый родник, о лечебных свойствах которого он слышал, и привезти немного бесценной воды для больной. Трудность состояла в том, что дочь лекаря передала ему желание доньи Исабель, чтобы он подождал, пока она не сможет поговорить с ним. Тогда он смог бы поехать в Жирону и передать сообщение, что все хорошо. Что, если она спросит про него в то время, когда он отправится искать родник? Он должен остаться. Пот капал у него со лба. Возможно, будет мудрее подождать в тени.

И зачем он приехал сюда? — спросил он себя. Лошади. Он хотел проверить, что конюх проявит надлежащую заботу о лошадях. И он целеустремленно направился к конюшням.

К Томасу еще не полностью вернулось самообладание после того, как они все поняли, что донью Исабель придется нести в ее комнату на руках. Ракель посмотрела на свою пациентку, изо всех сил пытающуюся сесть в паланкине, а затем на него.

— Она слишком слаба и у нее сильно кружится голова, — сказала она. — Надо, чтобы кто-то отнес ее.

В полном ошеломлении Томас поднял донью Исабель на руки, понес ее наверх по лестнице и внес в комнату. Он положил ее на расстеленную кровать с невероятной осторожностью, как будто она была бесценным яйцом какой-то неземной птицы. И когда он поклонился и оставил ее, его руки навсегда унесли на себе отпечаток ее стройного тела.

В тот момент он был готов поехать ради нее в Жирону или в Иерусалим, если бы это потребовалось. Однако то, что она попросила его сделать, было намного труднее. Ракель сплыла вниз по лестнице, нежно улыбаясь, и сказала ему, что донья Исабель отдыхает. Не мог бы он подождать, пока она не сможет с ним поговорить, прежде чем он поедет в Жирону? Он подождет? Да если нужно, он будет ждать до тех пор, когда стены Барселоны не рассеются в пыль.

Немного позже, в спальне, значительно отдохнувшая донья Исабель вела вежливый, но решительный спор.

— Но, моя донья, — говорила Ракель, — час назад вы были слишком слабы, чтобы сидеть в паланкине, а теперь хотите встать и принять дона Томаса?

— Да, — сказала Исабель. — До того, как я заснула, у меня болела голова, и я чувствовала себя больной от гой ужасной настойки, которой они нас напоили. Отдых, немного вина и вода вылечили меня. Вчера мне было лучше, ты помнишь, а сегодня мне еще лучше. Пожалуйста, Ракель, помоги мне собраться. Иначе мне придется зависеть от нашей трогательной малышки. —

Она хихикнула. — Как ты думаешь, я смогла бы научить ее укладывать мои волосы на французский манер?

Ракель не позволила увести разговор в сторону.

— Вы настаиваете на разговоре с ним, даже если в результате вы умрете.

— Ничего подобного, — живо отозвалась Исабель. — Мне нужно дать ему некоторые инструкции, ведь Томас должен ехать от моего имени. От нашего имени, — тактично поправилась она.

— Вы могли бы сделать это, лежа в постели, — заметила Ракель.

— Если бы я была настолько слаба, то да, — ответила Исабель. — Но, говорю тебе, я больше не беспомощна, и я предпочитаю не принимать посторонних людей в спальне. Даже в гостинице и при таких странных обстоятельствах.

— И с неуложенными волосами, — заметила Ракель.

— Ссора с тобой, Ракель, больше утомляет, чем десяток посещений дона Томаса. Ты напоминаешь мне монахинь.

Ракель сдалась.

— Я думаю, что это глупо, но так как я не могу остановить вас, — сказала она, — я должна помочь. Но я не ваша горничная, предупреждаю вас. Я и со своими-то волосами плохо справляюсь без посторонней помощи.

Исабель сладко улыбнулась, выиграв сражение.

— Мы поможем друг другу, — сказала она, — как сестры.

— Так или иначе, я восхищаюсь вашим превосходным вкусом, — сказала Ракель. — Он очень красивый мужчина. Не тот тип, о котором я мечтаю, но очень красивый. И нежный.

— Это ничего не значит для меня, — легко произнесла Исабель. — Уй! — взвизгнула она, когда Ракель неловко дернула ее гребенкой за волосы.

К тому времени, когда Ракель послала маленькую горничную найти дона Томаса, девушки были столь опрятными и изящно одетыми, насколько это было возможно при подобных обстоятельствах. Исабель опиралась на резную деревянную скамью, заваленную подушками, ее больная нога, на которой еще недавно лежали припарки, была удобно устроена и замаскирована волной тщательно разложенного шелкового платья.

Когда Томас вошел в комнату, он увидел только бледные, прекрасные черты доньи Исабель. Вытянувшись на кустарно сделанной кушетке, она выглядела бледной, как призрак или мраморная статуя на собственной могиле.

— Я не ожидал увидеть вашу светлость на ногах, — сказал он. — Боюсь, что ваших сил недостаточно для подобных усилий. Вы должны быть осторожны.

— Я не слабак и не инвалид, дон Томас, — резко сказала Исабель, заставляя себя сесть вертикально на кушетке. На щеках разлился слабый румянец, ее глаза засверкали. — У меня была гнойная рана, но с квалифицированной помощью моего лекаря и его дочери Ракель я выздоравливаю.

— Донья Исабель чувствует себя с утра намного лучше, — сказала Ракель. — Вчера вечером кто-то, должно быть, влил в наш ужин усыпляющую микстуру, — добавила она. — Нам потребовалось много времени, чтобы избавиться от последствий.

— Вы знаете, кто это сделал? — отрывисто спросил Томас.