Девять кругов рая - Ольга Володарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что же произошло с Катей? – спросила Лана, хотя сама примерно представляла – что именно.
– Однажды, это было в начале весны, Мария, как обычно, пошла провожать дочь до сквера. Она накинула на себя пальто, натянула на голову шляпку. Она была летней, но Катя подарила ее матери на 8 Марта, и та решила ее обновить. Мария дошла до своей лавки, села на нее, проследила за тем, как дочь скрывается за дверью станции метро, и хотела уже возвращаться домой. Но вспомнила, что там ей особо нечего делать. Еда сготовлена, квартира убрана. И Мария решила остаться в сквере, тем более что погода позволяла – тепло и ясно. У Кати в тот день было все две пары, и она обещала вернуться совсем скоро.
– Она не вернулась, да?
– Да. Мария прождала до закрытия метро. Она бегала к телефону-автомату, звонила подруге Кати. Но сначала той дома не было, а когда она появилась, то сообщила, что Катя поехала домой. И Мария ждала. Когда метро закрылось, она пошла домой. Оттуда позвонила в милицию. Но ей сказали, что рано беспокоиться. Еще слишком мало времени прошло. Дочь могла просто уйти на дискотеку. Студентка, как-никак. Мария знала свою Катю. Та без предупреждения никогда бы не ушла на танцульки. Поэтому начала обзванивать больницы и морги, потом всех Катиных знакомых. Но никто не знал, где ее дочь.
– Она так и не нашлась?
– Совершенно верно. Катя до сих пор числится пропавшей без вести. А ее мать каждый день приходит в этот сквер и ждет, когда дочь вернется.
– Очень грустная история…
– Я предупреждала.
После того разговора Лана стала гулять по другим аллеям сквера, чтобы не видеть Марию. Ей было очень жаль эту женщину, при взгляде на нее хотелось плакать.
Осенью Лана перекрасилась. До этого она ходила со светлыми волосами. Свои были русыми, и она их слегка обесцвечивала. А тут вдруг у нее возникло непреодолимое желание поменять масть на темную. За лето лицо загорело, и Лана решила, что темно-каштановый цвет пойдет ей больше, чем золотистый. Вот и перекрасилась. Результат ей понравился. Только пришлось каждый день темнить карандашом брови и покупать более яркую помаду. А так как она обычно пользовалась бежевой, то не сразу угадала, какой тон выбрать. Первая помада оказалась такой темной, что пошла бы разве только негритянке. Вторая – слишком красной, вульгарной. Третья, бургундского тона, к счастью, ей подошла.
Перед работой Лана уложила свои яркие волосы в новую прическу: завила их на бигуди, распустила, сделала макияж и, посмотрев в зеркало, убедилась в том, что выглядит очень свежо. Будто это и не она вовсе!
Лана так долго прихорашивалась, что опоздала на свою маршрутку и запросто могла не успеть к началу рабочего дня. Это Лану напрягло – она была пунктуальной и обязательной, и, желая оказаться на месте вовремя, она от метро неслась на всех парах. Она так спешила, что не заметила Марию. А старушка между тем, увидев Лану, вскочила и бросилась ей навстречу. Но не остановилась, как обычно, в полушаге, а подлетела и выдохнула в лицо девушке:
– Катенька, ты вернулась!
Лана отшатнулась от Марии.
– Простите, что вы сказали?
– Доченька, – прошептала старуха и заплакала.
– Мария… Не знаю вашего отчества… Вы простите меня, но я должна сказать вам: я не Катя.
– Ты Катя. Моя доченька. И ты вернулась. – Мария схватила Лану за руку и начала ее целовать.
– Перестаньте! – взмолилась та, вырывая кисть. – Я не ваша дочь. Вы перепутали…
Но Мария не слышала слов, произносимых Ланой:
– Доченька, милая… Где ж ты была столько времени?
– Отстаньте от меня! – выпалила Лана, испугавшись. Мало ли что этой свихнувшейся от горя женщине придет в голову?
– Постой, детка, куда ты? – кричала Мария вслед убегающей Лане. Но та ни разу не обернулась.
Весь день Лана чувствовала себя препогано. Не помогало даже то, что ей ежечасно делали комплименты по поводу нового имиджа. Перед тем как отправиться домой, аккурат за полчаса до конца рабочего дня, Лана зашла в кабинет сотрудницы, что поведала ей историю Марии.
– Можно задать тебе вопрос? – спросила она у нее.
– Конечно, – ответила та немного удивленно.
– Дочь Марии как выглядела?
– Понятия не имею, я ж ее не видела…
– Вот черт!
– Хотя постой! – Женщина задумалась. – Говорили, что у Кати были красивые волосы. Густые, волнистые, до лопаток. И цвета необычного. Все думали, что она красится. Но у девочки с детства такие были… – Она пощелкала пальцами. – Каштановые, что ли? А глаза зеленые-зеленые. Как у русалки… Ну или как у тебя!
И Лана все поняла! Перекрасившись, она стала очень похожа на Катерину. Мария приняла ее за свою дочь. И что же теперь ей делать? Завтра Лана может поменять цвет волос, но сейчас? Ей надо возвращаться домой, а за дверями их учреждения ждет дочь несчастная Мария, готовая увидеть свое сгинувшее чадо в любой более-менее похожей на нее молодой женщине.
– Кстати! – воскликнула коллега, остановив этим возгласом Лану, собравшуюся покинуть кабинет. – У Марии шикарная квартира. Трешка. С двумя балконами. Третий этаж. К ней много раз подкатывали риелторы. Предлагали выгодный обмен. Ее трешку на однушку можно поменять с огромной доплатой. Но Мария ни в какую не соглашалась. Все твердила о том, что у нее дочка взрослая и совсем скоро она заведет семью. А так как Катенька всегда мечтала иметь троих деток, то квартира понадобится большая. Риелторы от нее и отстали. Даже самые настырные, пытающиеся убедить Марию в том, что ее дочь мертва. Женщина не желала их слушать. Моя дочь жива, говорила она, Катя в институте, а вечером вернется домой.
– А что, если она на самом деле жива?
– Да? Тогда где же Катя все это время пропадает?
– Да мало ли… Вдруг девушка в аварию попала, и у нее амнезия?
– Лана, это все из области телесериалов. В жизни же все не так. Катю наверняка убили, а ее труп закопали. Да так глубоко, что его никто не нашел.
– Пусть уж тогда и не находят. Если Марии его предъявят, она сойдет с ума.
– Она уже сошла. И, между прочим, ее квартира отойдет государству, когда Мария упокоится с миром.
– Почему?
– Она неприватизированная даже. Наверное, поэтому Марию еще никто не обдурил. Ведь приватизация – штука канительная. Кучу бумаг надо собрать да подписать. А была бы квартира в собственности, давно бы кто-нибудь из риелторов подсуетился, нашел нечистого на руку нотариуса да подсунул сумасшедшей старухе дарственную на подпись.
На том их беседа и закончилась.
Когда же подошел к концу рабочий день, Лана не знала, что ей делать. Мария (она видела ее из окна) сидела на лавке возле крыльца их учреждения. И всматривалась в лица выходящих из здания женщин. Ждала Лану!
Понимая, что сидеть в кабинете нет смысла, рано или поздно его придется покинуть и тогда она все равно столкнется с Марией, Милана решительно направилась к выходу.
Как и ожидалось, завидев ее, старуха вскочила с лавки.
– Доченька, милая, ну наконец-то! – обрадованно воскликнула она, кинувшись к Лане. – Пойдем домой, девочка. Я покормлю тебя оладушками. Твоими любимыми, с яблочками…
– Мария, да поймите вы, я не ваша дочь! – Лана вырвала руку, которую старуха прижала к своей груди. – Вот мой паспорт, смотрите! – И она, достав из сумки документ, сунула его под нос Марии. – Видите, что тут написано? Черемушкина Милана Робертовна!
– Не важно, что написано! – мотнула головой Мария, даже не глянув в паспорт. – Главное, что я чувствую. Ты – моя Катенька. Материнское сердце не обманешь. А бумагу – легко.
Милана застонала.
– Пойдем домой, детка? – умоляюще проговорила Мария. – Я так боюсь тебя снова потерять…
У Ланы сердце сжималось от жалости. Но она понимала, что если сейчас даст слабину, то потом горько об этом пожалеет. Мария не отстанет от нее. И Милана будет вынуждена играть роль ее дочки до тех пор, пока старуха не отойдет в мир иной.
Черемушкина развернулась и пошла прочь. Мария семенила за ней следом. Лана прибавила шаг. Старуха тоже. Первая побежала, вторая попыталась не отстать. Но она была слишком стара, чтобы угнаться за Черемушкиной. Так Лана оторвалась от Марии…
А вечером, уже дома, выкрасила волосы в черный цвет! Брови тоже сделала темнее и шире. И отыскала в запасах косметики темный тональный крем и «негритянскую» помаду.
Утром, накрасившись, Милана саму себя в зеркале не узнала. Цыганка Аза какая-то! Оставалось надеяться на то, что в новом образе ее не узнает и Мария. Но надежда не оправдалась! Когда Лана вошла в сквер, первое, что она услышала, был возглас: «Доченька, здравствуй!» «Да что же мне теперь, работу менять?» – мысленно простонала Милана. И, чудом избежав старухиных объятий, влетела в здание. Впервые ее порадовал тот факт, что на проходной от всех желающих попасть внутрь требовали пропуск.
Весь рабочий день Милана не могла думать ни о чем, кроме Марии. Ее преследования были невыносимыми. Пусть она не маньяк, а всего лишь несчастная, помутившаяся рассудком женщина, но разве Лане от этого легче?