Малолетки - Джон Харви

Но время — великий лекарь и утешитель, и постепенно он стал понимать, что младшие братья, так же, как и большие белые собаки соседей, могут быть полезными и даже доставлять удовольствие.

— Джеф так любит своего маленького брата, — говорил обычно его отец. И это действительно было так.

Был, правда, один случай в пластиковом бассейне соседей, о котором не хотелось вспоминать, но, кроме этого, Джеффри относился к младшему брату с большой заботой и вниманием. Одним из результатов этого было то, что маленький Майкл рос, боготворя своего брата, и капризничал всякий раз, когда старший брат надолго исчезал из поля его зрения.

«Майкл Моррисон? Я люблю его как брата! — пошутил Джеффри спустя годы в интервью на радио Манкса. Когда же смех над его шуткой затих, добавил совершенно серьезно: — Это мой брат сделал из меня то, чем я сейчас являюсь».

Ему тогда было двадцать девять, и он имел почти миллион, контролируя одну пятую рынка пластиковых пакетов с отрывающимися по перфорации краями. «Так уж случилось, — шутил он в передаче, — я всегда был человеком, нуждавшимся в больших карманах».

Ведущий выжал из уголка рта кривую улыбку и поинтересовался, как у него все получилось?

«Я сказал о Майкле, имея в виду, — ответил Джеффри, наклонившись прямо к зачехленному концу микрофона, — что, до того дня, когда родился мой брат, я думал, что своим существованием мир обязан мне. Я был единственным ребенком, для которого делалось все. Внезапно — бух! — появился новый экземпляр, а меня запихнули на полку в самый дальний угол. И вот тогда, в три с небольшим года, я понял, что, если мир не обязан мне своим существованием, я должен оторваться от прошлого и сделать свой собственный мир. И, скажу я вам, — он подмигнул человеку, стоявшему за колонной, — я никогда с тех пор не оборачивался назад».

И это было правдой.

Даже тогда, когда он значительно превысил свои кредиты и появился судебный исполнитель. Еще не высохли чернила на декларации о банкротстве, как Джеффри регистрировал новую компанию на имя своей жены. Через месяц он уже подписывал контракт на эксклюзивные права по поставке пластиковых пакетов Северной компании сети универсамов для их новых магазинов самообслуживания «Овощи-фрукты». Джеффри, ухмыляясь, купил новый «ровер», отправил жену на пару недель отдохнуть и восстановить силы в «Рагдейл Холл» и не забыл себя, пройдя курс витаминных инъекций и воспользовавшись услугами болтливой массажистки-азиатки.

Впоследствии он занимался банковскими спекуляциями, меняя бухгалтеров так часто, словно нижнее белье, подделал хронометражное исследование на своей фабрике, чтобы убедить в необходимости сокращения заработной платы рабочим, в основном иммигрантам. Вновь оказавшись наверху, но, не желая платить слишком большие налоги, Джеффри переехал на остров Мэн в сорока милях от побережья Англии. Здесь, из шикарного, с шестью спальнями, дома, он мог наслаждаться свежим морским воздухом, чудесным видом на Ирландию и гораздо меньшими налогами. Частный самолет, который он держал на паях с такими же, как он, бизнесменами, мог доставить его в любую точку Англии за какой-то час.

В сорок лет Джеффри Моррисон был владельцем пары скаковых лошадей, прекрасно играл в гольф, имел открытый кредит в казино в Дугласе и несколько фотографий, на которых пожимал руки звездам: Франки Вогану, Клинтону Форду, Берни Винтерсу. Он носил сшитые у портного костюмы с яркими цветными подтяжками и широкими шелковыми галстуками. У него был плоский живот, предмет постоянной гордости, он никогда не забывал о своей форме: три раза в неделю ходил в бассейн, где по полчаса плавал на расстояние, и, кроме того, диктуя секретарше, всегда крутил педали тренировочного велосипеда.

Когда Джеффри приехал в то утро в дом брата, только что вернувшегося из больницы, на нем был легкий серый костюм в темно-красную полоску, подтяжки цвета синей ночи и галстук с преобладанием желтого и оранжевого цветов. Еще не окончательно рассвело, и у машины, взятой им напрокат в аэропорту, горели фары, молочник еще развозил утреннее молоко, и еще не появились газетчики.

— Лоррейн, дорогая! Бедная моя голубка, надо же было такому случиться! Я не надеюсь, что есть хоть какие-то новости? А Майкл? Где он? Боже мой! Что с тобой случилось? Ты хромаешь.

Не обращая внимания на удивление брата, Джеффри обнял его и крепко прижал к себе. Лоррейн смотрела на них покрасневшими глазами.

— Я не понимаю… — начал Майкл.

— Конечно, не понимаешь. Да и как это вообще можно понять? Тем более когда дело касается твоего собственного ребенка. Лоррейн, дорогая, извините, что я это говорю, но вы выглядите ужасно.

— Я не это имел в виду, — вставил наконец Майкл. — Я имел в виду тебя. Что ты здесь делаешь?

Джеффри вытаращил глаза от удивления.

— Тот факт, что ни один из вас не позвонил мне, я могу пережить. Отнести это к растерянности, шоку. Но это не значит, что случившееся мне безразлично. Я приехал, как только смог.

— Джеффри, извини, что не позвонил тебе, — Майкл был искренне расстроен. — Я просто не подумал. Я вообще не был способен ни о чем думать. Но ты действительно тут ничем не можешь помочь.

— Помочь! В такое время! — Он схватил руки Лоррейн и сжал их. — Я должен быть с вами хотя бы для того, чтобы выразить соболезнования, сказать о своих чувствах. Наших с Клер чувствах.

До свадьбы Лоррейн видела брата Майкла один-два раза и четыре-пять после. На свадьбу Джеффри прислал полный пикапчик подарков, оделся в белый костюм-тройку и с величайшим удовольствием разливал шампанское в бокалы гостей, танцуя с каждым, кто не успел увернуться. К тому же он безуспешно пытался уговорить Майкла спеть с ним вместе «Все, что вам надо делать, это мечтать» — братья Моррисоны в полной гармонии, Джеффри первым голосом. «Майкл! Мы же почти всегда пели это дома, помнишь?» Позднее Майкл поклялся Лоррейн, что не помнит, чтобы хотя бы однажды пел эту песню.

Один раз они посетили их на острове и пробыли там неделю. Джеффри то и дело вызывали по делам то на одно, то на другое совещание, и они оставались в компании Клер и тюленей, прыгавших с камней в прохладное море. Поскольку Клер вставала, как правило, к полудню, а затем утыкалась в журнал «Дом и сад» или книгу Джилл Купер, тюлени составляли более приятную компанию.

Иногда Джеффри сам навещал их. Обычно это бывало неожиданно и времени у него хватало только на то, чтобы выпить чашку чая, сделать несколько телефонных звонков и выговорить Майклу за отсутствие честолюбия.

— Лоррейн, — повернулся к ней Джеффри, — есть шансы, что нам приготовят завтрак? В такое время необходимы углеводы, и чем больше, тем лучше.

Обняв Лоррейн и Майкла за талию, он двинулся с ними в сторону кухни.

— А ты, — спросил он, глядя сбоку на Майкла, — что ты ухитрился сделать со своей ногой, черт возьми?

27

Джек Скелтон выглядел уставшим. Он все еще переживал поведение дочери за завтраком. У той уже вошло в привычку входить в кухню, улыбаясь, целовать отца и, сев за стол, раскрывать газету. Вот здесь-то и начиналось издевательство. «О, папа, здесь опять все главные новости о работе полиции. Смотри, чернокожий отсудил сорок тысяч за то, что расисты в форме сначала избили его, а потом возбудили против него же дело. Повторное расследование показало, что в полиции подправили протоколы допросов». Все это преподносилось в веселом, бодром духе передач «Радио-1».

«Завидую тебе, отец, зная твою увлеченность работой и удовлетворение, которое ты от нее испытываешь. Все восхищены твоей деятельностью на пользу общества».

Скелтон прекрасно знал, что произойдет, если он начнет отвечать, будет пытаться объяснить. Улыбка исчезнет и выглянет лицо, которое он хорошо помнил по их баталиям год назад. Только теперь Кейт стала на год взрослее, и результат был бы другим. В результате такого спора она, скорее всего, оставила бы относительный домашний комфорт и присоединилась бы к своему приятелю в какой-нибудь лачуге. Он знал, что его испытывают и не следует поддаваться на провокацию. А она именно этого и добивалась.

Скелтон не собирался терять контроль над собой.

Сидя за столом в своем кабинете, он потянулся и хрустнул суставами пальцев. Снаружи по стеклу хлестал дождь. Напротив, перекинув ногу за ногу, с усталым видом устроился Резник. К его щеке был прилеплен кусочек туалетной бумаги, прикрывающий порез.

Скелтон выровнял бумаги на столе.

— Эта женщина в Йоркшире, торгующая книгами…

— Жаклин Вердон.

— …возможно ли, что она напустила тумана перед Пателем, а мать и дочь прячутся где-то рядом?

— За ложной полкой для книг?

— Что-то в этом роде.

— В духе Шерлока Холмса, не так ли?

Резник выпрямил ноги, и по какому-то совпадению у него громко заурчало в желудке.