Малолетки - Джон Харви
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Резник переключил приемник на другую станцию, прослушал шестнадцать тактов музыки Нейла Седана и без всякого сожаления выключил радио. Впереди появился просвет, и он, газанув, быстро занял его, заработав мало приятный жест средним пальцем от крашеной блондинки из машины «Доставки запасных автодеталей».
Он успел в Кимберли вовремя. Молодой констебль сидел на бордюре тротуара, держа каску между ног, а женщина, угощавшая Пателя кофе с коньяком, протирала порез на его лбу ватным тампоном с перекисью водорода.
— Что здесь произошло, черт побери?
— О, этот бедный мальчик…
— Он достаточно взрослый, чтобы отвечать самому, — прервал ее Резник. — Ну?
— Извините, сэр. Он, должно быть, забрался внутрь сзади.
— Кто?
— Моррисон, сэр. По крайней мере, я так думаю.
— Как он мог забраться туда?
— В двери есть окошко, сэр, в которое можно просунуть руку, а ключ, видимо, был вставлен в замочную скважину изнутри.
— И вы не видели и не слышали его?
— Только когда он уже был внутри, сэр. Видите ли… — он осторожно взглянул на женщину, закреплявшую куском пластыря вату на ранке, — я немного отвлекся.
— То есть?
— Всего лишь на чашку чая и кусочек сыра, — вмешалась женщина.
— Это заняло не больше пяти минут, сэр.
— А потом, наверное, еще и отдохнули?
— Не будьте таким суровым к парню.
— По крайней мере, — продолжал Резник, — времени было достаточно, чтобы Диана Виллс пришла и ушла.
— Сэр, я так не думаю…
— «Не думаю» — это точно. Откуда мы знаем, что она сейчас не там, с ним? А?
Констебль с несчастным видом разглядывал верхушку своего шлема.
— Мы не знаем, сэр.
— Вот именно.
— Но никаких криков не было, сэр. Ничего такого.
— А что было?
— Звуки, будто что-то ломают, сэр. Бросаются вещами.
— Похоже, одну или две бросили в вас.
— Бедный ягненочек… — начала женщина, но выражение лица Резника заставило ее замолчать.
— Я просунул голову в окошко в двери, сэр. Кричал, чтобы он выходил.
Резник медленно покачал головой, скорее жалея парня, чем сердясь.
— Вы сообщили о случившемся?
— Да, сэр. Они сказали, что кто-то уже в пути.
— Это был я, — кивнул Резник и повернулся в сторону дома. — Если с вами кончили нянчиться, пойдемте посмотрим, что там происходит.
— Он еще внутри. — Человек в фуражке наблюдал за происходящим, стоя за забором позади дома.
Резник благодарно кивнул и прошел на задний двор. В окнах комнаты и кухни не было никаких признаков жизни, но на полу в комнате валялись разбросанные листы из альбома с газетными вырезками. Фотографии небрежной кучкой валялись на столе. Осколки вазы, вероятно, той, что попала в лоб констеблю, лежали на каменных плитках кухни.
— Мистер Моррисон?
Стояла настораживающая тишина, которую лишь изредка нарушали лай собаки на улице и шум проезжавших машин.
— Майкл Моррисон? Это инспектор-детектив Резник. Мы разговаривали с вами вчера. — Молчание. — Почему бы вам не открыть дверь и не дать нам возможность войти?
Никакого ответа.
— Идите кругом и следите за передней частью дома, — тихо приказал Резник констеблю.
Сам он просунул руку через разбитое стекло и попробовал открыть дверь. Двери не давала открыться верхняя задвижка, но ему удалось дотянуться до нее указательным и большим пальцами и сдвинуть. Фарфоровые черепки слегка хрустнули под ногами. В комнате стоял запах затхлости. Резник подумал, что каменные плитки, видимо, уложены прямо на земляной пол, отсюда и сырость, и запах затхлости.
— Майкл!
Наклонившись над газетными вырезками, наклеенными в альбом, а теперь вырванными вместе с листами, он увидел также билеты на пантомиму, программку из Луна-парка, фотографии мужчины, женщины и маленького ребенка: Майкла, Дианы и Эмили.
— Майкл Моррисон!
Следующая комната была уютной, но темной. Сидя в кресле, можно было дотянуться рукой до любой из стен, настолько она была мала. Сквозь стекло через тюлевую занавеску на Резника смотрело обеспокоенное лицо констебля с прилипшими к козырьку каски нелепыми концами лейкопластыря.
Ковровая дорожка на лестнице была протерта почти до дыр.
— Майкл, это инспектор Резник. Я поднимаюсь наверх.
Моррисон был в спальне. Он сидел спиной к стене между двумя кроватями. Как понял Резник, кровать у окна принадлежала Диане, около нее стояла фанерованная тумбочка с будильником, двумя кружками и книгами: одна, в бумажном переплете, о стрессе, другая, в блестящей цветной обложке, о самоутверждении. На второй кровати около подушек куча мягких игрушечных зверюшек, в ногах лежала подушка с вышитой разноцветными нитками кошкой. На кресле с прямой высокой спинкой лежали тоненькие книжечки с красивыми обложками: «Мишки-игрушки, от 1 до 10», «Невидимый мешок Морриса». На обеих кроватях также были разбросаны страницы, вырванные из альбомов и тетрадей с наклеенными вырезками из газет, которые Майкл Моррисон принес снизу. Он сидел в окружении семьи, разорванной на куски. Своей первой семьи. На Резника он даже не поднял глаз. Между коленями он крепко сжал наполовину опорожненную бутылку виски. — Майкл.
Глаза поднялись к нему, но взгляд тут же метнулся в сторону. В левой руке Моррисона была кукла с плоским лицом и похожими на солому волосами, в полосатом, желтом с красным, платье.
— Майкл.
В правой он держал хлебный нож с волнистой режущей кромкой.
Резник осторожно, чтобы не напугать и не привлечь внимания к своим рукам, наклонился к нему.
— Это моя вина, — неожиданно произнес Моррисон.
— Нет. — Резник покачал головой.
— Моя вина!
— Нет!
Заметив, как остекленели глаза Майкла, Резник рванулся за ножом, но опоздал. Резким движением Моррисон хотел проткнуть куклу, промахнулся и вонзил его глубоко в свою ногу. Он удивленно замер, глубоко вздохнул, и тишину дома потряс отчаянный вопль.
— Боже! — воскликнул Резник, глядя, как Моррисон вытащил нож и, разжав пальцы, уронил его на пол.
Он дотянулся ногой до ножа и толкнул его по ковру за пределы досягаемости. Из раны в ноге по брюкам хлынула удивительно яркая кровь.
Резник повернул ручку и открыл окно:
— «Скорую»! — закричал он. — Быстро!
Затем сбросил с кровати одеяло и стал снимать простыню, чтобы сделать жгут.
24
— Благодарю вас, — еле слышно прошептала Лоррейн, повернувшись к Резнику.
Здесь, в больничном коридоре, среди снующих сестер и врачей она выглядела скорее чьей-то дочерью, но не женой. Если у нее на лице и был какой-либо макияж, то она давно уже смыла его своими слезами. Ее руки ни на минуту не оставались спокойными и все время метались, как мотыльки.
— Я не сделал ничего заслуживающего благодарности.
— Доктор сказал, что, если бы не вы, Майкл потерял бы много крови.
Резник кивнул. Рана оказалась около двух дюймов глубиной и на удивление чистая. Все говорило за то, что его вряд ли оставят в больнице на ночь.
— Пойдемте, — предложил Резник, — я отвезу вас домой.
— Я не могу, — взмах руками, — я не поеду без Майкла.
— Он сейчас спит, а когда проснется, его осмотрят и позвонят вам.
— Все равно.
— Здесь вы ничем не можете ему помочь. И, если не отдохнете сами, не сможете сделать ничего хорошего для него, когда он вернется домой.
Он был уверен, что она готова спорить и дальше, но у нее не осталось больше сил. В течение двух последних дней она перенесла исчезновение приемной дочери и госпитализацию мужа из-за им же самим нанесенной раны. Резник видел, что если она останется здесь, то просто свалится с ног и ему придется нести ее на руках. Поэтому он подошел и обнял ее за плечи.
— Я отвезу вас.
На пути от машины до дома она несколько раз споткнулась. На лужайке стоял только один фотокорреспондент с камерой наготове, чтобы заснять «Лоррейн Моррисон, падающую в обморок на лужайке перед своим домом». Но она собрала все оставшиеся силы и лишила страну сенсационного снимка для первых полос газет. Резник терпеливо дожидался, пока она найдет ключи от дома. «Моя вина» — эти слова Майкла не выходили у него из головы, и он пытался понять, что тот имел в виду.
— Судя по вашему виду вы можете проспать целую неделю, — обратился старший инспектор к Лоррейн в прихожей.
— Как бы мне хотелось, чтобы так и было. — Она слабо улыбнулась. — На самом же деле, сомневаюсь, что смогу заснуть даже на минутку.
— Когда вы последний раз ели? — Резник прошел следом за ней в дом.
— Я не помню.
— Хорошо, присядьте здесь, а я посмотрю, что мне удастся найти.
Она снова попыталась спорить, но силы покинули ее. Резник оставил ее в комнате. Кухня выглядела так, будто сошла с рекламы модного журнала. Резник с грустью подумал, что такую кухню мечтала бы иметь Элен в их доме. Хотя у нее были желания, идущие гораздо дальше. Поэтому-то она и сбежала с процветающим агентом по торговле недвижимостью, имеющим дачу в Уэльсе и «вольво» — достаточно вместительный для супружеской измены на заднем сиденье. «Господи, Чарли! — подумал Резник, разбивая в миску яйца, — ты еще изображаешь из себя праведника».