Проклятие клана Топоров - Виталий Сертаков

— Но земля слишком большая! — гоготнул Хледвир Стрелок. — Синезубому наверняка донесли, что в южных графствах снова не желают платить положенный дангельд!

— Все не совсем так, — вставил доселе молчавший старый Бьерн. — Они платят, но сами потихоньку становятся англами. Им теперь есть что охранять. У меня много друзей — купцов, кто ходил и в Гарц, и в арабские страны… и вот что я вам скажу — серебра всюду становится все меньше и меньше! В Ирландии вообще больше ста лет правят датские короли, и говорят, что ведут свое начало от самого Ивара, а в Нортумбрии хозяйничал Эрик Кровавая Секира, пока его сейчас не потеснил Эдуард. Вот он — то и не желает делиться со славным Харальдом нашим кровным выкупом!

— Впрочем, говорят, в Портленде платить не желает Эдельгерд! — вставил кто — то.

— Какая нам разница, — скрипнул зубами Свейн. — Эти неблагодарные псы ничего не умели, до того как на островах не высадились первые люди Северного пути. Они даже говорить между собой не умели. Одни болтали на наречии саксов, другие — на старом фризском, третьи — кричали, что пришли из — под кельтских холмов! Мы построили им пять главных городов — Ноттингем, Дерби, Лестер и…

— Линкольн и Стамфорд, — подсказал Бьерн.

— Верно! Эти пять городов навсегда поклялись платить датские деньги. Они даже стали чеканить свою монету! А их хевдинги захватили себе земель столько, что сами стали почти королями!

— А что же теперь? — спросил захмелевший от медовухи Руд. — Синезубый снова установит налог?

— Я уже сказал — русские города не дают столько арабского серебра и золота, как раньше, — понурился Волчья Пасть. — А Император Отто научился слишком хорошо защищать свои рудники. Теперь франки поклоняются ему и признают своим владыкой. Недалек тот день… — Волчья Пасть понизил голос, — когда язычники — славяне оближут пятки Белому богу, и что тогда?

— Что тогда? — как эхо, ахнули викинги.

— Тогда, пока паписты не проникли в Кент и Суссекс, серебро надо брать там!

— Кроме того, никто не отменял договор между Гудрумом и Альфредом Великим, — хмыкнул Лишний Зуб. — По этому договору всякий может поселиться между границами двух королевств, если сумеет обеспечить себя и свою семью! А ты разве не знал, Даг, что твой дядька наконец — то взял жену и стал счастливым папашей?

Об этом Северянин понятия не имел. Но счастливая новость позволила откупорить еще бочонок с медовухой. Кто — то принес кантеле, кто — то ударил в бубен, затеялись даже пляски на палубе, но Харальд Синезубый никому не позволил долго отдыхать. Едва забрезжил рассвет, как армада тронулась с места. Зазвенели якорные цепи, захлопали паруса, понеслись над морем зычные команды форингов.

Даг не считал дни похода. Северянин чувствовал себя абсолютно счастливым. Он снова стал членом огромного братства, его заслуги оценили, и очень скоро дядя Свейн обещал поставить его во главе смены гребцов, несмотря на то, что парни были старше и сильнее его. Но возраст и сила мало что решали, когда слава о бесшабашном мальчишке с волчьей меткой докатилась до самого датского конунга. Настроение Дага немного омрачали вести, принесенные братом Сигурдом, о тяжелой болезни матери. Но мать была так далеко на севере, в усадьбе, и он ничем не мог ей помочь, разве что принести новую славу!

Наконец впередсмотрящий подал знак. Слева в тумане обнаружился колоссальный земляной вал с расставленными дежурными огнями. Вязкие туманы скрывали побережье. Перед самым рассветом флотилия подошла к берегам Англии.

Глава четырнадцатая,

в которой стрелы закрывают небо, а тот, кого ищешь, опять проходит стороной

— Это всего лишь остров, слева от нас Райд и пара деревень, главная из них — Ньюпорт, — сверившись с картой, авторитетно заявил Волчья Пасть. — Я думаю, Синезубый будет держать курс прямо на гавань, чтобы не дать им опомниться!

В который раз Северянин подивился великолепной четкости и слаженности маневра. Драккары Харальда не стали бестолково тесниться, как это сделали бы мелкие ватаги викингов. Повинуясь звукам горна и сигналам флажков, плоский фронт драккаров перестроился клином, причем «Рогатый Змей» Харальда оказался вовсе не в передних рядах. Впереди него, невесть откуда, появились мрачные драккары с высокими бортами и двойными таранами. На штевнях они не несли никаких украшений, вместо этого, едва выступая над уровнем пенных волн, торчали ужасные таранные орудия, похожие на языки, обросшие железными зубами. На палубах, под странно изогнутыми щитами, напряженно ждали люди. Каждую секунду они ожидали нападения, а не прогуливались по палубе, как расхлябанные матросы Свейна.

— Это и есть викинги из Йомса, — сквозь зубы произнес Ульме. — Сами не заговорят и твоей шутки не поддержат. Дерутся только за деньги, а за каждого своего готовы убивать, как за родного брата.

Даг смотрел, чувствуя, что на глаза набегают слезы. Они находились совсем рядом, перестраивались на расстоянии взмаха весла, эти люди, которых он так долго искал и которые наверняка что — то знали об его отце… но Северянин ничего не мог поделать. Он должен был четко выполнять свои обязанности на рулевом весле. К тому же, на веслах у йомсвикингов сидели только свободные, и сидели в два ряда, это Волчья Пасть заметил сразу. Потому и скорость, и дисциплина у них были много выше. Не успели орлы «Белого Быка» поснимать с бортов устрашающие щиты, как черные корабли с таранами уже ушли далеко вперед и заняли места вокруг флагмана.

— Смотри, видишь парня в шапке с раздвоенной бородой? — прищурился Ульме. — Это сын Харальда, его кличут Свен Вилобородый. Он вечно лезет вперед, вот и теперь норовит обогнать отца.

Вилобородого Даг заметил давно. Сын конунга здорово походил на отца, но если в старшем чувствовалась гордая сила, то младший больше походил на хитрого лиса. Зачем — то он, точно женщина, носил на шее три тяжелые ценные гривны, его бегающие рыжеватые глазки никогда надолго не задерживались ни на одном предмете, с отцом он спорил свистящим шепотом и злился так, что кулаки сжимались до белизны.

— Не слишком — то они ладят, — коротко отметил Волчья Пасть. — Сыночек хочет большей власти, кроме того, на старшего многие злы за камень.

— За какой еще камень?

— Синезубый согнал кучу людей с волами и лошадьми, чтобы насыпать холм в память своей матери, а потом ему пришла в голову мысль еще и здоровенный камень прикатить. Такой камень, что и сотня лошадей с места не сдвинут… Тут начался настоящий бунт, еле усмирили народ. Так что многие теперь не за старого, а за сыночка.