Сигнал из космоса - Курт Занднер

Потрясенный открытием, я достал из шкафа учебник химии с соответствующими таблицами и сравнил.

Атомный вес изотопа определяется количеством тяжелых частиц (протонов и нейтронов), составляющих атомное ядро, и выражается у нас в десятичной системе. Существа, от которых шли сигналы, придерживались округленных ради простоты массовых чисел. Как показал простейший подсчет, их числа почти не обнаруживали отклонений от принятых у нас. Это вроде бы подтверждало правильность нашей земной гипотезы, возникшей из анализа вещества метеоритов, а именно что соотношение количеетва различных элементов примерно одинаково не только во всей нашей солнечной системе, но и во всей Галактике. Как назывались эти элементы на языках тех существ, мне, разумеется, было неведомо, но для точных наук это не играет никакой роли.

В восторженном настроении, почти в трансе, размышлял я о своем открытии. Затем, немного успокоившись, принялся снова исследовать записи. Теперь, когда ключ к ним был найден, все представлялось уже не путаным и темным, а, наоборот, казалось залогом новыхоткрытий, от которых захватывало дух. Меня завела бы слишком далеко попытка повторить все эти мысли здесь, на листках блокнота, принадлежащих психиатрической больнице. Расшифровка принятых сигналов имеется в моих конфискованных тетрадях, от двадцать первой до двадцать пятой включительно. Здесь я ограничусь лишь самым существенным.

Так, например, я без труда распознал по серии принятых сигналов указание на ядерный процесс, который происходит при взрыве ужасной водородной бомбы. Сначала шло 1-2 и 1-3. Атомный номер-1, массовое число-2, это дейтерий; 1-3 означает тритий; дейтерий и тритий — это те изотопы водорода, при помощи которых у нас на Земле впервые удался чудовищный эксперимент — взрыв водородной бомбы. Далее следовали атомные номера и массовые числа некоторых промежуточных производных, вплоть до гелия… Все это — вещи элементарные для каждого атомного физика. Любой желающий легко может прочесть об этом в соответствующих пособиях. Я хочу ограничиться лишь самым главным, то есть теми предположениями и выводами, которые я в конечном итоге из всего этого извлек.

Прежде всего возникал вопрос: для чего? Простая ли это информация или нечто большее? По мере углубления в анализ у меня складывалась все более твердая уверенность, что сигналы были задуманы как предостережение или даже угроза. Если так, то чья и кому? Направлено это предостережение вообще в космос или специально адресовано Земле? При неслыханно огромном расстоянии, отделившем от нашей Земли тех, кто посылал эти сигналы, едва ли вероятно, чтобы они оттуда могли наблюдать эксперименты с атомными взрывами на нашей планете. Во всяком случае, разрешающая способность наших даже самых гигантских оптических приборов абсолютно бессильна перед такой задачей. Но, может быть, те существа располагают совершенно иными возможностями? Может быть, они в состоянии по отражению посланных ими электромагнитных волн регистрировать радиоактивные облака и радиоактивную пыль, которые — хотя и невидимые для наших глаз, но гибельные и разрушительные — долго парят над Землей после каждого такого эксперимента? А кроме того, — время, время! Сколько же времени прошло между регистрацией взрывов, посылкой электромагнитных волн на Землю и возвращением волн к ним — таинственным сигнализаторам?

Как это часто бывает, чем больше я анализировал и гадал, тем непроницаемее становилась загадка. Поэтому я вынужден был признаться самому себе, что многое, уже как будто выясненное, на деле еще очень нуждается в веских доказательствах, а подчас вообще основано, лишь на предположениях. Но в ту пору я надеялся ревностно копить дальнейшие факты и искать в анализе сигналов незыблемое подтверждение моей гипотезы.

В тетради двадцать восьмой собраны некоторые, пусть с пробелами, попытки доказать ее. Конечно, многое успело ускользнуть из моей памяти. А может, я и в самом деле был тогда безумен, стал жертвой собственного воображения? Даже и подобная мысль мне сейчас не так страшна, как может показаться; ведь я отдаю себе полный отчет в том, что великие истины так или иначе, но обязательно должны восторжествовать. Кроме того, и Крюгер тогда должен быть таким же сумасшедшим, как и я, даже гораздо большим! Ибо в те ночи, что мы вместе проводили на чердаке, он дополнял мои гипотезы своей безудержной, бьющей через край фантазией молодости, помогал мне преодолевать многие сомнения и в конце концов неколебимо поверил в правильность моих выводов.

Встречаясь со мной в институте, он стал одолевать меня просьбами — непременно позволить ему опять приехать вечером в Грюнбах.

— Ваша подруга не согласится долго терпеть такого пренебрежения, а потом это навлечет ее гнев и на меня, — отшучивался я. Однажды я видел, как Крюгер выходил из университета под руку со своей девушкой. Восхитительное черноволосое существо! Складки ее короткой, просторной юбочки красиво вились и скользили вокруг очень стройных ног.

— Нет, Инга не такая. Она у меня все прекрасно понимает, — объявил Крюгер уверенно и гордо.

— Значит, вы ей обо всем рассказали? Вы же обещали молчать, — сказал я с укором и погрозил покрасневшему Крюгеру пальцем.

На какую-то секунду я почувствовал тайный укол в сердце и лишь потому так быстро отделался от этого приступа душевной боли, что восторг открытия все еще переполнял меня и для иных чувств не оставалось места в сердце. Иначе я должен был бы остро позавидовать Крюгеру: обладать такой всепонимающей возлюбленной — это огромное счастье!

Попытаюсь еще раз как можно точнее изложить гипотезу, которую мы — Крюгер и я — в конечном итоге построили о существах, посылавших сигналы.

Откуда шли эти сигналы?

Вначале я еще не осмеливался делать слишком дерзкие предположения и думал о какой-нибудь из планет нашей солнечной системы. Однако весьма маловероятна и, во всяком случае, никем не доказана гипотеза о существовании, скажем, на Марсе или Венере таких же высокоорганизованных форм жизни, как на Земле. Условия там слишком неблагоприятны; они пригодны разве что для низших форм животного и растительного мира. На отдаленных планетах, например на гигантском шаре Юпитера, высокоразвитые формы жизни еще менее вероятны. Атмосфера Юпитера состоит из метана, аммиака и водорода, и в ней неистовствуют страшные бури. Некоторые ученые считают, что возможна жизнь на спутниках Юпитера, хотя там при огромной отдаленности от Солнца должен царить ужасный холод. Что же касается принятых нами радиосигналов, то их источником никак не могли быть планеты солнечной системы или их спутники; в часы приема радиосигналов они находились либо в другой части небосвода, либо были вовсе вне поля зрения.