Ночью на вокзале: сборник рассказов - Чалам

Идет суд. В зале судебных заседаний темно и прохладно, как в пещере. Важно восседает господин судья. Грозно возвышается господин прокурор. Зорко бдят полицейские. Робко жмутся свидетели. Подсудимому дали молоденького, только-только начинающего адвокатскую практику защитника.

На скамье подсудимых — Сатьям. Члены суда рассматривают его так же, как зоологи рассматривали бы редкого, невиданного зверя. Судебное разбирательство, обвинительная речь прокурора — все закончилось очень быстро. Затем поднялся защитник. Посмотрел в сторону прокурора. Тот покровительственно, по-отечески поглядывает на юного коллегу. Защитник начал речь:

— Дело это представляется мне простым и понятным. Материалы дела я читал много раз.

Прокурор одобрительно смотрит на юнца-защитника, как смотрел бы дед, радующийся успехам своего внука в овладении азами грамоты. Защитник развивал свою мысль:

— Видеть то, что лежит на поверхности, — это может каждый. А вот подмечать скрытое от глаз дано немногим.

При этих словах во взгляде прокурора можно было прочесть уже не только одобрение, но и гордость за молодого коллегу.

— Сколько я ни изучал это дело, — продолжал адвокат, — под каким углом зрения ни рассматривал его, мне видится тут только одна проблема, только один вопрос. Причем здесь важно не то, собирался ли обвиняемый действительно убить кого-нибудь. Вопрос заключается в том, почему обвиняемый и другие, подобные ему, оказываются не в состоянии заплатить тридцать рупий за лечение своих близких. Не являются ли предосудительными обстоятельства, лишающие их такой возможности? И если эти обстоятельства предосудительны, то кого следует винить в их возникновении? Вот в чем заключается главный вопрос.

При этих словах защитника прокурор вскочил как ужаленный и заговорил с явным намерением одернуть молодого ослушника:

— Здесь у нас не выборы и не лекционный зал. Нашему молодому другу стоило бы учесть, что его популярная лекция для малограмотных вызовет только насмешки у высокого суда.

Прокурор сел на свое место.

Защитник невозмутимо продолжал:

— Я не политик. И здесь не зал для чтения лекций, я это знаю. Я прекрасно понимаю, что мы в суде и что суд призван, отсеяв правду от лжи, установить истину. Однако я твердо уверен: человека надо судить за то, что он перестает быть человеком. Мы все должны осуждать бесчеловечность. Судить же кого-либо только за то, что он не бог и поведение у него человеческое, судить за это никто не вправе — ни суд, ни даже сам всевышний. На месте моего подзащитного и в тех же условиях я и сам едва ли поступил бы иначе. Да и каждый присутствующий в этом зале сделал бы то же самое. Следовательно, если какой-то человек в какой-то определенной ситуации поведет себя так же, как поступили бы все другие люди, то его поведение преступным не является. Осуждать надо те обстоятельства, в которых человек находится. Преступниками являются скорее те, кто создал такие условия. А людей, невольно оказавшихся в такой ситуации, обвинять, я думаю, не за что. Виновен подсудимой или не виновен? Если виновен, то какую меру наказания определить? Эти вопросы может решить только судья.

Защитник закончил свою речь. Прокурор, не вставая с места, поспешно сказал:

— Ну что же. Дело действительно незначительное. Пустячное дело. Можно его закрыть.

Вечный треугольник

Падма была раздражена — никак не могла выбрать подходящее сари из груды разложенных на прилавке. Продавец был раздражен — до чего же привередливая покупательница. Хозяин магазина был раздражен — продавец неумелый, а эти богатые женщины сами не знают, что им нужно.

Грязная девчонка, стоявшая у дверей магазина, совсем приуныла: ни один из прохожих не подал ей ни пайсы.

Это был магазин «Хан и Хан». Магазин самой дорогой одежды. Падма — постоянная покупательница в роскошных магазинах. На ней сари, стоимость которого обеспечила бы жизнь десятка бедных семей минимум на полгода. А на драгоценности, украшающие Падму, можно было бы выдать замуж с хорошим приданым десяток бедных девушек. У ее мужа — три фабрики, капитал в десяток миллионов рупий.

Падме двадцать пять лет. В двадцать пять лет богатые женщины красивы и надменны.

Живет Падма без забот и хлопот. А совсем без забот иногда жить скучно. Поэтому Падма, проспав до полудня, отправляется в магазин, чтобы купить шелковое бенаресское сари с золотой вышивкой. Но, бог ты мой, в этой нелепой стране, даже имея деньги, не купишь ничего хорошего. Вот если бы поехать в Америку! Да нечего и мечтать — муж не согласится. Хоть он и любит Падму, но деньги любит еще больше и от своих дел никуда не уедет.

Ну а чем здесь заняться? Можно, конечно, построить больницу для детей, и чтобы ее назвали именем Падмы. Но муж ее ни детей, ни больниц не любит. Построить школу, колледж? Тоже можно. Только, пожалуй, ни к чему увеличивать безработицу образованных в стране.

Хорошо бы сниматься в кино, стать прославленной кинозвездой. Или писательницей… Падма вздохнула и рассеянно поглядела в окно. Машины, рикши, прохожие. У дверей магазина — грязная девчонка-нищенка… Лет пятнадцати… Вдруг Падму словно осенило! К чему Америки, больницы, колледжи… Взять эту девчонку, удочерить, дать образование. Она окажется способной, получит золотую медаль. О талантливой девушке и ее приемных родителях напишут в журналах… Министр просвещения устроит прием… На сцене — сам министр, видные чиновники и почетные гости, Падма и Прабхакар Рао, ее муж. Он красив и великолепно одет. Волнуется — снимает очки, протирает их, снова надевает. Кто-то зачитывает имена награжденных, и на сцену поднимается тоненькая девушка. Она получает высшую награду, все аплодируют. Падму и Прабхакара Рао фотографируют. Торжественная часть окончена, они спускаются со сцены, девушка со слезами на глазах бросается на шею Падме. Потом подходит к Прабхакару Рао и протягивает ему свою медаль. Он гладит ее по волосам… А вот они выдают девушку замуж. Полный дом гостей, все восхищаются добротой Падмы и Прабхакара Рао и радуются счастью их приемной дочери. Свадьбу снимают для кинохроники; Падма — в центре внимания. Она благословляет молодоженов, невеста плачет: ей жаль покидать свою добрую маму…

Падма почувствовала, что у нее на глазах выступили слезы. Она встала и стремительно вышла из магазина. Шофер подал машину к дверям. Грязная девчонка жалобно клянчила, протягивая руку:

— Хоть одну анну, амма[28]!

Падма схватила ее за руку и втащила в машину. Шофер тронул с места. Перепуганная девчонка молча забилась в угол.

Машина подъехала к дому. Падма кликнула служанку и велела ей вымыть и переодеть девчонку.

В это время вошел Прабхакар Рао, красивый, стройный.

— Что купила, моя рани? — спросил он. Падма загадочно усмехнулась. Что эти мужчины понимают: начнешь ему объяснять свой великолепный замысел, а он расхохочется. Ну что ж, она сумеет настоять на своем. Прабхакар Рао сел на софу и развернул газету.

— Ну, так какие же новости? — снова обратился он к жене.

За дверью послышались шаги. Падма обернулась и застыла в изумлении.

«До какой красоты отмыли эту грязнулю! А если ее приодеть, так глаз не оторвешь!»

На шум шагов обернулся и Прабхакар Рао. Он уронил газету, глаза его заблестели: «Вот так красотка!» У Падмы упало сердце. Она переводила взгляд с девушки, стоящей в дверях, на мужа и снова на девушку; потом встала и выбежала из комнаты. Прабхакар Рао пожал плечами и снова взялся за газету. Падма не возвращалась. Через несколько минут появилась служанка, сунула в руку девушки бумажку в пять рупий и выставила ее за дверь.

Потукучи Самбасива Рао

Ночью на вокзале

Двор Сикандарабадского вокзала залит ярким белым светом неоновых ламп, вокруг же — густая тьма. У стены — люди в лохмотьях, кто сидит и курит, кто спит. Поздний вечер, одиннадцать часов.

Двое негромко разговаривают.

— Ну, как ты сегодня? — спрашивает женщина.

— Ни пайсы, — уныло отвечает он.

— Вот беда! Ну, не унывай. Покурить хочешь? — Она дает ему окурок и подзывает продавца чая.

— На, выпей! — Она протягивает чашку Нарае. Потом развязывает узелок на поясе сари, платит за чай и снова прислоняется к стене, расчесывая пятерней свалявшиеся волосы.

— Эге, да ты при деньгах сегодня, — замечает Нарая, прихлебывая чай.

— Да, у меня целая рупия!

— Чемодан поднесла кому-нибудь?

— Да нет, стащила у одной… Старушка тут деньги считала, чтобы купить билет, уронила… Я помогла ей собрать, в спешке она и не заметила, что я на одну рупию наступила, а потом нагнулась и незаметно подняла.

Нарая смеется.

— А потом еще чемодан ей поднесла, четыре анны получила.

К женщине подходит мальчонка и таращит на нее глаза. Она не обращает на него внимания, закуривает сигарету и мурлычет песенку.