Цена прощения - Марджери Хилтон

— Ну и не надо. Я же сказала, теперь все равно.

— Не все равно. — Он подошел и осторожно присел на кровать. — Для меня не все равно.

Герда чувствовала на себе тревожный взгляд, но намеренно смотрела в другую сторону.

— Я думал, что ты… Когда мы здесь… Почему ты не сказала… Почему?

Она молчала. Он в отчаянии схватился за голову:

— Я и предположить не мог… Что ты девственница… Ты же была замужем… А как же Блэйз?

— Мы не жили вместе, — сквозь зубы процедила она, а потом злобно, как бы защищаясь, выкрикнула: — А что такое? Испугался, да?

— Нет, но… Даже не знаю, что и думать. — Он навзничь упал на постель и замолчал. На лице была такая неподдельная скорбь, что Герда даже немного испугалась.

— Никто никогда не знал, что мы не жили, — тихо начала она. — Понимаешь, Блэйз…

Он вдруг дотронулся до ее руки:

— Не надо ничего объяснять. Я…

Она отдернула руку. Почему-то сейчас прикосновение раздражало.

— Нет, выслушай. Мне нужно высказаться… Это я во всем виновата. Я даже не пыталась признаться тебе… Я не могла… Я любила тебя и тогда тоже. Хотела, чтобы ты любил меня, а не… — Дыхание пресеклось.

— Не надо, Герда. — Губы растянулись в вымученной улыбке. Он потянулся к пачке сигарет. Прикурил две и протянул одну Герде. — Расскажи мне о Блэйзе. Если хочешь, конечно. Если тебе станет легче.

Как ни странно, но впервые за все это время у нее действительно возникло непреодолимое желание все рассказать. И рассказать именно ему.

— Помнишь, ты как-то сказал, что думаешь, будто я вышла за Блэйза из жалости? Ну, так ты был прав. Да, конечно, звучит чудовищно, но тут еще кое-что… — Ее губы задрожали. — Не просто чтобы отделаться от Стюарта, потому что я действительно виновата в том, что с ним произошло…

Джордан поморщился:

— Герда, не надо о грустном.

Было понятно, что сейчас ему стыдно за несправедливые обвинения.

Спокойно, тихим ровным голосом Герда начала:

— Все произошло, когда заболела мама. Врачи говорили, что в ее состоянии наш климат неприемлем, и рекомендовали клинику в Швейцарии, чтобы потом еще долго долечиваться где-нибудь, где тепло и влажность воздуха пониженная. Мы получили направление, и я отвезла ее в Швейцарию. Там мы и познакомились с Блэйзом. Он лечился в той же клинике. Ему тогда удалили легкое, и у него было совсем плохо с сердцем. Он был так внимателен, любезен. Мама ужасно переживала и нервничала по поводу предстоящей операции. Она ведь до этого почти никогда серьезно не болела. Но Блэйз постоянно успокаивал ее, повторяя, что все будет нормально. Я переживала сначала, что мама совсем отчается и перестанет бороться, и боялась уезжать. И если бы не Блэйз… Без его поддержки она бы не выкарабкалась.

Где-то через шесть недель от нее пришло письмо. Она чувствовала себя гораздо лучше и вскорости собиралась на оздоровительный курорт куда-то недалеко от Тамина-Гордж, по-моему. Знаменитый курорт с минеральными водами. Там она встретила профессора Херца, и уже через несколько месяцев они поженились. Она осталась там жить. Они до сих пор друг в друге души не чают. — Герда замолчала с озадаченным видом, поняв, что ушла от темы. — Так вот, в том письме она сообщила, что Блэйз возвращается в Англию и хочет навестить меня. Он приехал, мы встретились, сходили в ресторан. Он рассказывал о маме, о себе. Рассказал, что он художник, дизайнер, довольно успешный. Он был гораздо старше меня и уже два года как вдовец. Когда мама вышла замуж и осталась жить за границей, мне надо было решить, переезжать к ним или жить самостоятельно. Они звали меня, но я сомневалась. Все советовали ехать. Только Блэйз говорил, что не надо, если я не хочу. Позже, когда я приехала к ним на каникулы, поняла, что Блэйз прав. Мне нечего было там делать. Они были так поглощены друг другом, я им только мешала. Профессор работал над переводом какой-то средневековой рукописи. А мама, представь себе, помогала ему, и довольно успешно. Она выглядела счастливой и довольной, и я решила, что можно спокойно возвращаться домой.

Как раз тогда, вернувшись в Англию, я и познакомилась со Стюартом. Блэйз как-то сразу отошел на задний план. Я тогда не сознавала, как эгоистично вела себя по отношению к нему. Несмотря ни на что, он всегда был готов помочь мне. А потом я узнала, что он смертельно болен. Было поражено второе легкое, и врачи говорили, что ему осталось не больше года.

Герда растерянно посмотрела на Джордана. Он приподнялся, наклонился вперед и осторожно взял у нее из рук нетронутую сигарету, уже наполовину истлевшую.

— И что было дальше?..

Она смахнула слезу, задумчиво посмотрела в окно и неохотно произнесла:

— Дальше ты знаешь. Я отказала Стюарту, потому что не любила его. Я была ужасно несчастна. А однажды Блэйз предложил мне выйти за него. Понимаешь, я была одна, в полной депрессии, а он единственный, кто меня понимал, кому я могла полностью довериться. Я знала, что он никогда не причинит мне зла.

Джордан заметил, что Герда специально тянет время и не говорит главного.

— А потом я поняла, что тоже люблю его и хочу за него замуж. Хочу заботиться о нем. — Она глубоко вздохнула. — Мы были счастливы, хотя знали, что это ненадолго. Иногда ему было очень плохо, но он держался молодцом, старался не показывать, как страдает. Так прошел год. Он чувствовал себя лучше, и мы уже начинали всерьез думать, что врачи ошиблись или произошло чудо. Судьба подарила нам еще почти год. А в прошлом декабре, как раз перед Рождеством, Блэйз умер. Мы… — Она едва сдерживала слезы. — Мы тогда собирались на выходные в Девон, но вдруг Блэйз почувствовал себя очень плохо. Он умер в больнице.

В комнате надолго воцарилось гнетущее молчание. Джордан встал, подошел к окну и, не оборачиваясь, задумчиво произнес:

— Да, спокойствие и несколько совместных счастливых воспоминаний. Все, что он тебе оставил.

Герда сначала не поняла, что он имеет в виду.

— Он был прекрасным человеком. Между нами не было ничего недосказанного. Я была для него другом, товарищем, помощником. Старалась хоть как-то скрасить его последние дни, а от него получала понимание и поддержку. Эти отношения… Это дано не каждому, и это главное в браке. Мы были настоящими мужем и женой.

Джордан повернулся с таким видом, будто собирался что-то сказать, но передумал. Голос звучал ровно, почти равнодушно:

— А если бы Блэйз жил еще долго, что бы ты делала?

— Ничего бы не делала! Боже, как жестоко! — яростно прошептала Герда.

Казалось, она вот-вот расплачется. Его присутствие становилось невыносимым. Она-то думала, Джордан все поймет и поверит. Открыла ему душу, а он растоптал ее доверие, надругался над ее чувствами. Удрученная и подавленная, единственное, чего она хотела сейчас, — не видеть его, остаться одной. Но Джордан, казалось, ничего не замечал. Он резко подошел к кровати и наклонился к ней. И вдруг впервые она увидела, какая мучительная борьба происходит в его душе. Выдали глаза, полные сомнения, раскаяния и нежности.

Неуверенно, увещевающим тоном он произнес:

— Это все меняет, понимаешь? Я никогда, никогда бы не вел себя так с тобой, если бы знал все, что ты мне только что рассказала. — Он неуклюже, несмело обнял ее в попытке хоть как-то утешить. — Я не прошу прощения, но ты должна поверить, что я действительно не хотел тебе зла.

Но когда затронуто чувство собственного достоинства, очень трудно рассуждать здраво, очень трудно заставить себя простить. Меньше всего на свете Герда сейчас хотела этих снисходительно-самодовольных объятий. Она содрогнулась от возмущения и грубо отстранилась:

— Я уже сказала… Мне все равно.

Джордан опустил руки, выпрямился и с горечью посмотрел на нее. Нотки равнодушия в голосе прозвучали фальшиво и наигранно.

— Полагаю, что бы я ни сказал, я все равно виноват.

Герда с усталым вздохом откинула назад волосы и нагнулась, чтобы обуться.

— Прошу тебя… Я просто хочу все забыть. Я ни в чем тебя не виню.

— Да? То, как ты на меня смотришь, — уж лучше б убила.

Никак не реагируя на этот крик души, она невозмутимо принялась расчесывать волосы. Вдруг он с силой хлопнул себя по бедрам, встал и перешел почти на крик:

— Прекрасно! Пусть я ошибся насчет тебя. Все, я каюсь, но… — Он зло усмехнулся. — Но ведь вот в чем штука: если бы я соблазнил тебя тогда, ты бы меня упрекала, может быть, даже возненавидела. Но я этого не сделал. Ты оскорбилась и поэтому все это время избегала встреч со мной.

Какая мерзость! Герда сморщилась как от боли. Ею овладела жуткая, неконтролируемая ярость. Плевать, что, говоря такие вещи, он пытается заглушить свой собственный стыд, стараясь хоть как-то оправдаться в собственных глазах. В любом случае такую жесткость нельзя понять. Невинная девочка. Дурочка! До сих пор наивно полагала, что она особенная, что для нее сказка окажется былью.