Продолжение следует - Павел Комарницкий

Воздух словно вскипел, запузырился, и будто из этого кипения вдруг возникла фигурка мальчика лет десяти. Совершенно голого, кстати, только на плечи едва наброшена какая-то белая тряпка. Странно, он никого не заказывал… Нет, и старшего евнуха надо будет велеть высечь. Потом, когда будет подавлен мятеж.

— Кто такой? Имя!

— Меня зовут Резвящийся в восходящих потоках, Юстиниан.

И только тут императора пробрала дрожь. Дошло… Где стража? Как он вошёл сюда?

— Вся стража спит. Я усыпил её, нам никто не помешает. Я послан тебе небом, император.

Огромные крылья распахиваются, сверкая радужно-белым оперением, уничтожая последние сомнения Юстиниана. Ангел… Ангел господень… А он-то считал эти россказни глупыми байками — будто ангелы небесные летают меж людей…

— Ты послан Господом забрать меня в рай?

Ангел чуть улыбается.

— Вот так сразу и в Рай? Тебе хватает дел на земле, Юстиниан. Что ты намерен делать дальше?

Хороший вопрос. Вообще-то всё уже готово — лодка в потайном месте, невидимая со стороны города, золото, резвые кони… Он крепко держится в седле в свои пятьдесят лет, и за ночь можно оторваться от любой погони.

— Как раз это нетрудно — бежать, всё бросив. А что потом?

Да. Да, это правда. Ему уже пятьдесят лет, и скорее всего никакого «потом» просто не будет. Ему подчиняются, перед ним преклоняются потому, что чувствуют силу. Как только он даст слабину, эти твари разом забудут про него и полезут на трон, давя друг друга. Нет, не забудут — убьют, отравят скорее всего, чтобы не путался бывший император под ногами.

— Я должен подавить бунт, — хрипло произнёс Юстиниан.

Ангел долго молчал, внимательно глядя на императора своими огромными пронзительными глазами.

— Ты подавишь его. Ни у венетов, ни у прасинов нет никаких конструктивных идей, если не считать идеи прорваться во власть и нажраться всласть. Главари бунтарей давно готовы к предательству, дело лишь в сумме.

Юстиниан выпрямился. Само небо за него…

— Ты не ответил мне, Юстиниан. Ты подавишь бунт. Что дальше?

Император встал во весь рост.

— Я подавлю все бунты. Я восстановлю великую империю, я загоню всех варваров обратно в их дикие степи и тёмные леса. Я освобожу великий Рим!

— Развалины великого Рима.

— Они заплатят за это, грязные варвары. Верь мне, посланец божий! — император порывисто шагнул к ангелу, но на полдороге остановился, одумался — можно ли?.. — Я смогу сделать это. У Велизария наготове семьдесят пять тысяч воинов, и есть ещё немалые резервы…

— Прошлое не возвращается, Юстиниан. Тот ли путь ты выбрал?

Император погрустнел. Не верит… Не верит ему божий посланник. А может, не божий? По спине пополз холодок.

— Это мечта всей моей жизни, восстановить былую мощь и славу великой империи. Что может быть благороднее этого?

— Тебе не удастся. Прошлое не возвращается никогда. Всё, что ты сможешь — разрушить оставшееся.

— Чего ты хочешь?

— Не пытайся цепляться за прошлое. Надо смотреть вперёд, император. И прежде всего остановить развал. Отмени рабство.

— То есть? — Юстиниан опешил.

— В прямом. Издай указ об освобождении всех рабов, причём сразу и без всякого выкупа.

Император снова почувствовал, как по спине пробежал холодок. И это велит ему посланец божий?

— Не велю. Советую. И не бойся, что всё рухнет. Да, многое рухнет, но оно и так уже рушится. И не бойся тотального бунта. Вслушайся в те выкрики, за стенами твоего дворца — кто там? Городская беднота, которую науськивают на тебя политические разбойники, главари венетов и прасинов, выбивая из тебя уступки. Дай людям свободу, и эта толпа, что сейчас клянёт тебя, будет тебя прославлять. А главарей… Что ж, они не нужны никому, кроме себя самих. Можешь их уничтожить, чтобы не путались под ногами.

Император задумался. Стоящая идея… Насчёт венетов и прасинов… Нет!

Он уже понял. Никакой это не божий посланник. Это посланец сатаны, рядящийся в белое. Если не сам сатана, искуситель рода человеческого. Надо же выдумать такое — освободить рабов, причём разом! «Да, многое рухнет…» Рухнет всё. Кто будет ломать камень, строить дороги, гнуть спину на плантациях и рудниках, выполнять массу других работ, на которые свободных людей не заманишь и мёдом, но делать которые надо?

— Подумай хотя бы о том, что в твоих владениях началась чума. Если ты сейчас начнёшь войну, она на твоих кораблях расползётся по всему Средиземноморью.

— А разве нельзя остановить чуму?

— Она исчезнет сама, угаснет. Если не будет войны.

— Я понял, — Юстиниан выпрямился, и голос его загремел. — Нет, ты не посланник Господа нашего. Чума — бич божий, и тебе она не подвластна, сатана! Ты пришёл в минуту сомнений моих, надев личину, чтобы погубить меня и великое дело, которое я задумал. Но я не боюсь! Я не боюсь тебя, исчадие ада! Убирайся в свой ад! — и Юстиниан широко осенил себя крестом. Подумал секунду и осенил крестом исчадие ада.

Ангел стоял, чуть склонив голову набок.

— Идиот. В аду остаёшься ты, Юстиниан. Прощай!

Воздух будто вскипел, и крылатый пришелец исчез. Только ветер вновь взмёл мелкий мусор.

Император постоял, прислушиваясь. Всё тихо, если не считать воплей бунтовщиков, доносящихся с улицы. Он судорожно вздохнул, переводя дыхание. Жив. Жив, назло всем врагам с сатаной в придачу. Нечистый испугался крёстного знамения и сбежал.

Вот что крест животворящий делает!

Двери в покои императора распахнулись, и в комнату стремительной, летящей походкой вошла императрица Феодора.

— Добрые вести, мой господин! Венеты согласны идти на попятную. Что с тобой? Ты так бледен…

Она подошла вплотную, мягко прильнула. Она всегда чувствовала, когда надо прильнуть, а когда лучше скромно отойти, потупив очи, его Феодора. Он взял её в жёны совсем юной циркачкой, но и сейчас, в тридцать два года, тело императрицы сохраняло тугую цирковую упругость — следит за собой… На мгновение в нём вспыхнуло желание, и женщина прижалась плотнее, почувствовала.

Нет, не сейчас. Уже давно она для него не просто женщина — она его боевой товарищ, испытанный и верный. Самый верный из всех, его глаза и уши, его язык, а порой, чего греха таить, и его голова. А для глупостей полно девочек и мальчиков в гареме…

И вообще — да было ли что-то?

— Я видел страшный морок, Феодора. Сатана явился ко мне и искушал меня.

— Но ты его изгнал, не так ли? — мягко засмеялась Феодора.

И Юстиниан засмеялся в ответ.

— … Нет, какой дурак всё-таки, а ещё император!

Ангел, говоривший с Юстинианом Первым, повелителем Византии, сидит на полу, покрытом пушистым ковром, расстроенно болтает ложкой в стакане с молоком (ангелы вообще любят коровье молоко, я заметил).