Призрак - Эдвард Бульвер-Литтон

Есть тайна в наследственности, которую получает человек от своих предков.

Особенности ума, как и болезни тела, остаются спящими в продолжение целых поколений, чтобы пробудиться в каком-нибудь дальнем потомке, обманув всякое лечение и науку.

Приди ко мне из твоего убежища среди развалин Рима. Я желаю иметь живого поверенного, я призываю к себе того, кто прежде также хорошо знал ревность и любовь; я старался войти в общение с Адон-Аи, но его присутствие, внушавшее мне прежде неземной восторг перед наукой и веру в судьбу, теперь смущает и приводит меня в недоумение. С вершин, откуда я стараюсь проникнуть в тень будущего, я вижу угрожающих и раздраженных призраков. Я как будто замечаю роковой предел чудесному существованию, данному мне. Мне кажется, что после столетий идеальной жизни я вижу свой путь погружающимся в бурный водоворот действительности. Там, где светила открывали мне свои врата, я смутно вижу эшафот; густые пары крови поднимаются над бойней. Но удивительнее всего то, что я вижу существо, тип ложного идеала обыкновенных людей, отвратительную насмешку над всем, что искусство называет красотой, над всем, что сердце считает возвышенным, и во всех моих видениях я нахожу его зловещий образ постоянно таким же. Возле этого эшафота, тень которого я вижу, оно стоит и смеется надо мной адским смехом, и с губ его течет кровь. Приди ко мне, о друг прошлых дней! Для меня по крайней мере твоя мудрость не отказалась от человеческой привязанности. Согласно узам нашего ордена, состоящего теперь из нас двоих, последних, переживших стольких благородных и великодушных последователей, ты обязан управлять потомками тех, которым твои наставления в более отдаленные времена помогли проникнуть в великую тайну. Последний отпрыск смелого Висконти, который когда-то был твоим учеником, безжалостно преследует прекрасную, нежную Виолу. Своими преступными и кровавыми планами он роет сам себе могилу; ты еще можешь отвратить его от его роковой будущности. Я, также в силу того же таинственного закона, обязан повиноваться, если он того потребует, всякому потомку одного из наших братьев. Если он станет отталкивать мои советы и настаивать на посвящении в наши таинства, Мейнур, то у тебя будет новый ученик. Приходи ко мне. Эти строки быстро дойдут до тебя. Доставь мне вместо ответа радость пожать твою руку, которую я смею еще пожимать".

VIII

В Неаполе, перед могилой Вергилия, около грота Позилипа люди преклоняются не с тем чувством, с которым они должны бы почитать память поэта, а скорее с таинственным ужасом, окружающим память волшебника. Впадина в коре приписывается его заклинаниям, и предание считает хранителями его могилы духов, которых он вызвал, чтобы образовался грот.

К этому месту, расположенному недалеко от ее жилища, Виола приходила часто. Она любила смутные и неясные видения, которые овладевали ее воображением, когда она погружала взгляды в мрачную глубину грота или когда, стоя у могилы, смотрела с вершины скалы на микроскопических людей толпы, которая роилась в извилине под ней.

В это место она направила свои быстрые шаги. Она прошла по узкой тропинке через мрачные виноградники, окружавшие скалу, и дошла наконец до высшей точки, покрытой мохом и роскошной растительностью, где покоится прах того, который еще теперь усмиряет и возвышает души людей.

Вдали виднелась крепость Сент-Эльм, мрачная и высокая, посреди куполов и колоколов, блестевших на солнце. Море, казалось, глубоко спало; голубоватый дым Везувия на горизонте подымался колышущимся столбом к прозрачному небу.

Стоя без движения на краю пропасти, Виола смотрела на живую и поэтическую картину, развертывавшуюся перед ее глазами.

Она не слышала шагов за собой, подымаясь на гору, и задрожала, услыхав голос, заговоривший около нее.

Человек, стоявший рядом с ней, так внезапно явился между кустарниками, покрывавшими скалу, и его безобразная наружность представляла такую странную гармонию с дикой природой, окружавшей ее, и таинственными преданиями, связанными с этим местом, что Виола страшно побледнела и громко вскрикнула.

- Не пугайтесь моего лица, - проговорил этот человек с горькой улыбкой. - Через три месяца после женитьбы не существует ни уродства, ни красоты. Привычка могущественна. Я собирался зайти к вам, когда вы выходили из дому, а так как мне нужно поговорить о важном деле, то я осмелился последовать за вами. Меня зовут Жаном Нико, имя, уже известное в искусстве! Живопись и музыка - сестры между собой, а сцена - храм, где они обе соединяются.

В тоне этого человека было что-то откровенное и свободное, рассеявшее страх, который произвело его внезапное появление.

Он сел на камень подле Виолы, пристально посмотрел ей в лицо и продолжал:

- Вы очень хороши, Виола, и я не удивляюсь многочисленности ваших поклонников. Если я смею ставить себя в их ряды, это потому, что я один люблю вас честно и ищу вашей руки. Ради Бога, не сердитесь. Выслушайте меня. Князь N говорил ли вам когда-либо о женитьбе? Или прекрасный шарлатан Занони? Или этот молодой англичанин с голубыми глазами, Кларенс Глиндон? Я предлагаю вам женитьбу, убежище, протекцию, честь. Что вы скажете об этом?

Он попробовал взять ее руку, Виола в негодовании отдернула ее и хотела удалиться. Живописец быстро поднялся и загородил ей дорогу.

- Прекрасная артистка, вам необходимо выслушать меня. Знаете ли вы, что значит жизнь театра в мнении людей? Это значит быть царицей на сцене и парией вне ее. Никто не верит ни в вашу добродетель, ни в ваши клятвы; вы марионетка, которую они хотят украсить мишурой для своего удовольствия. Неужели вы так пленились этой карьерой, что не мечтаете даже о спокойствии и чести? Может быть, вы совсем не то, чем кажетесь? Вы, может быть, смеетесь над предрассудками тех, которые унижают вас? Отвечайте мне, не опасаясь, я тоже не верю в предрассудки, прекрасная Виола; я уверен, что мы сошлись бы. К тому же князь N дал мне к вам поручение; должен ли я его исполнить?

Никогда Виола не испытывала того, что испытывала в эту минуту; никогда она не чувствовала так ясно всех опасностей ее одиночества и славы.

Нико продолжал:

- Занони хочет только позабавиться вашим тщеславием; Глиндон станет презирать себя, если предложит вам свое имя, и презирать вас, если вы примете его предложение, но князь N серьезен и богат. Слушайте!

Нико нагнулся к уху Виолы, и его язык клеветника начал фразу, которую не мог кончить.

Она с презрением отпрянула от него. Он бросился к ней, чтобы схватить ее за руку, но поскользнулся и упал с вершины скалы. Ветка огромной ели помешала ему скатиться вниз, и он повис над зияющей пропастью.

Виола услыхала его крик, быстро спустилась с горы и не оглядываясь добежала до дому.

У дверей стоял Глиндон, разговаривая с Джионеттой. Быстро пройдя мимо него, она вошла в комнату и опустилась на пол, глухо рыдая.

Глиндон, проследовавший за ней, напрасно старался успокоить ее. Она не хотела отвечать на его вопросы, она не слушала его слов любви... но вдруг слова Жана Нико о той карьере, которая казалась ей олицетворением гармонии и красоты, ужасная характеристика этой карьеры всплыли в ее сознании; она подняла голову и, пристально смотря в лицо англичанину, проговорила:

- Вероломный! Смеешь ли ты говорить мне о любви?

- Клянусь честью, мне недостает слов, чтобы выразить вам свою любовь.

- Дал бы ты мне домашний очаг, твое имя? Взял бы ты меня себе в жены?

Если бы в эту минуту Глиндон ответил, как подсказывал ему его добрый дух, может быть, при том состоянии, которое слова Нико вызвали в ее душе, заставив ее презирать самое себя, отчаиваться в будущем и сомневаться в идеале своих мечтаний, может быть, говорю я, он возвратил бы ей уважение к самой себе, получил бы ее доверие и обрел бы ее любовь. Но при этом внезапном вопросе в душе Глиндона поднялись подозрения и колебания, которые, как сказал Занони, были врагами его души.

Неужели он попадется таким образом в западню? Не приказано ли ей было поймать благоприятную минуту, чтобы вырвать у него признание, в котором позднее он стал бы раскаиваться? Не играла ли она заранее выученную роль?

Он обернулся, и, пока в нем боролись противоречивые мысли, ему послышался насмешливый хохот Мерваля. Он не ошибался. Мерваль проходил перед домом, и Джионетта сказала ему, что его друг здесь. Кому неизвестно действие иссушающего смеха светского общества? Мерваль был олицетворением этой среды. Целый свет, казалось, смеялся над Глиндоном этим сухим, звучным смехом. Он отошел от Виолы. Она следила за ним умоляющим взглядом.

Наконец он проговорил:

- Разве таково правило, прекрасная Виола, всех ваших театральных подруг - требовать замужества как необходимого условия любви?

Подлый и жестокий вопрос! Ядовитые слова!

Минуту спустя он раскаивался в них. Он был охвачен тройными угрызениями: ума, сердца и совести. Он видел, как она была поражена этими роковыми словами. Он видел, как ее лицо покраснело, потом побледнело; потом, со взглядом печальным и решительным, скорей жалея себя, чем упрекая его, она нервно сжала руки на груди и проговорила: