Рожденные в пламени - Ник Кайм

Мгновением позже резкий холодный свет разлился над воронкой, и я подавил желание забиться глубже в трупное болото. Даже сквозь закрытые веки чувствовалось, как изменилось освещение, и я мог лишь надеяться, что их малейшее движение нас не выдаст. Луч двигался медленно, как нефтяное пятно расползается по воде, раскрашивая мою броню своими сальными, маслянистыми пальцами. Я оставался неподвижным, притворяясь мёртвым, на мгновение не уверенный, не мёртв ли я уже – и луч прожектор скользнул вбок.

Я слышал как рядом утробно, по-звериному рычат танки. Отвратительно воняло прометием. Экипажи переговаривались между собой, хотя из-за комм-помех ничего нельзя было различить. Похоже, о чём-то спрашивали того, кто стоял на турели у прожектора.

Но ответ легионера был слишком хорошо различим.

– Огонь убил большинство из них. Хотя некоторые ещё свежие. Можно всё выжечь снова.

Я из Саламандр, рождённых огнём, но даже моя выносливость не позволит пережить купание в гoрящем прометии.

Пауза, во время которой из танка отвечали.

– Как скажете, сержант, – ответил боец с турели, и облегчение разлилось по мне как бальзам.

Свет прожектора исчез, испарился – и с моей спины как будто сняли самую настоящую ношу. Позволил пульсу вернуться к нормальному – и как раз в это время Гвардеец Ворона зашевелился.

Наш брат, наполовину обезумевший от боли, и не подозревал, в каком мы тяжёлом положении и как его несвоевременное возвращение в сознание ставит под угрозу всех нас.

Решившись слегка приоткрыть глаза, я увидел, что раненный пытается двигаться, но был слишком далеко, чтобы хоть как-то этому помешать. Танки, которые как раз уже собирались уезжать, остановились. И я услышал легионера в турели, треск его вокса, когда он сказал водителю остановиться.

Усабий пристально смотрел на меня сквозь треснувшую левую линзу шлема. Она была практически полностью расколота, и сквозь неё было видно огненное мерцание его глаза. Во время отчаянного бегства наш раненный спутник оказался с ним совсем рядом.

Гусеницы скрежетали по земле, песку, костям…

Железные Воины возвращались!

Усабий смотрел не отрываясь. Сперва я думал, что просто пытается одной силой воли предотвратить наше обнаружение, как будто мы могли стать невидимыми, просто желая этого. И только когда моя рука мучительно медленно потянулась к болтеру, понял, что он спрашивает моего разрешения.

Если он сделает это, то вина ляжет на нас обоих. Мой брат не сможет нести её бремя один.

И я медленно, почти незаметно кивнул.

Сверху звук двигающейся бронетехники был другим – головной танк ехал один, возвращаясь, чтобы последний раз взглянуть пагубным глазом прожектора. За те несколько секунд, что были у нас до того момента, как он достигнет края воронки и найдёт в глубине её шевелящегося раненного, Усабий дотянулся правой рукой с надетым силовым кулаком до воина, обхватил его шею и сжал.

Сопротивление было недолгим, и Усабий оставил руку на месте, когда вернулся свет прожектора.

Больше никакого движения, никаких стонов. В нашей маскировке не было изъянов, наше укрытие на открытом месте безопасно…

…на нашей совести несмываемое пятно.

Мы прождали в темноте ещё несколько минут, пока не исчез свет и не умолк скрежет танковых гусениц – Железные Воины отправились искать ещё выживших, чтобы убить. Ещё вчера мы могли обойти эту часть Исствана и нам бы не повезло встретить ни единой живой души, но сегодня обстановка изменилась. Поисковые кордоны расширились – и увеличились наши шансы найти кого-нибудь. Жажда истребительных отрядов насладиться муками добычи была единственной причиной отсрочки приговора, единственным, что не давало врагам нас обнаружить.

Долго это не продлится, и я чувствовал, что нам осталось лишь несколько дней – а может, и меньше.

Гор шёл, или, по крайней мере, его безумные псы.

Нас всё сильнее и сильнее вынуждали забиться вглубь, дальше от кораблей и ближе к Ургалльской впадине, где уже и так было пролито столько крови. Время – единственное, что осталось, и ещё слабая надежда найти то, что мы так отчаянно искали. Но что если найдём? Тут ноктюрнский прагматизм сказал, что этот вопрос решим, когда возникнет необходимость.

И только когда я уверился, что Железные Воины уехали, перекатился на спину и изо всех сил сжал зубы, чтобы не закричать.

Встретил взгляд Усабия, всё ещё пристально глядящего на меня с другого конца груды трупов, и распознал в нём страдание – зеркальное отражение моего собственного. Ещё одна боль на его мрачном счету.

– Я хотел убить… – прошептал брат, – их всех.

– Давай просто вернёмся в «Чистилище». С трудом поднявшись на ноги, как будто снова на меня давил тяжкий груз, я подошёл к Усабию и предложил помощь, от которой тот отказался.

– Взялись, – сказал я, вместо этого приподнимая Гвардейца Ворона.

– Но он мёртв.

Никогда меня не ставили перед более очевидным фактом.

– Хаукспир заберёт его геносемя, – ответил я.

Если Усабий что и подумал, то промолчал, и просто подхватил мёртвого воина под другую руку.

Броня наша была измазана в крови и пепле, когда-то бывшем нашими братьями.

Когда мы вытаскивали труп из ямы, я поморщился.

– Нога? – спросил Усабий.

Рука почти непроизвольно опустилась вниз, к грубому каркасу, охватившему левую ногу.

– Рууман отлично поработал, но в этом аду даже его умения недостаточно, – ответил я.

Моя нога сломана в трёх местах. По словам Хаукспира – четыре радиальных трещины в бедренной, оскольчатые переломы малой и большой бедренных костей. Часто представляю, как под бронёй кость выпирает из-под кожи. Болеутоляющие системы брони, улучшенные тем, что сумел найти наш апотекарий, поддерживали меня в сознании; металлический протез Руумана позволял мне ходить, но боль и повреждения ограничивали способность к передвижению.

Вдалеке дым застилал воздух – выхлопные газы танкового отряда. Во мраке двигались и другие тени, некоторые в нашем направлении. Ещё истребительные отряды, предположил я. И что-то покрупнее, неуклюже ковыляющее на длинных, похожих на ходули ногах. Я уловил красную вспышку в рецепторных впадинах, прежде чем голос брата отвлёк меня.

– Без тела было бы легче, – слова Усабия выдавали его мысли, которые вторили моим.

Мой ответ был непреднамеренно резкий: «Было бы легче, если бы всё это безумие вообще не случилось».

Слепой фатализм был бессмысленным. Я уже видел, как некоторые из легиона Железных Рук поддались ему лишь для того, чтобы ненужно, по-геройски покончить с собой. Салнар тоже бы поступил так, если бы Хаукспир не затащил его на борт нашего десантного корабля. Не думаю,