Не искавшие приключений (СИ) - Яблоня Дикая

— О, в кои-то веки кормят! — радостно отметил мальчишка. — Это я удачно зашел.

— Мило! — взвизгнула госпожа Горшковиц. — Ты позоришь меня перед гостьей!

Лицо Гортензии снова начало приобретать то самое выражение, которое я уже видела сегодня на улице. Как исправить чью-то неловкость? Почему бы не шуткой.

— Как сказать, юноша, как сказать… Супы, к которым я приложила руку, нравятся далеко не всем. Но выжившие довольны.

Зи с облегчением рассмеялась, ее мать, помедлив, тоже, хотя и фальшиво. Дети дружно устремились к столу, а я вздохнула с облегчением. В таком шуме светская беседа нам точно не грозит, расслышать бы слова "передайте хлеб".

Обед все же стоил мне нервов: трудно быть гувернанткой и не рехнуться, видя, что происходит вокруг. Манеры? О чем вы! Малыши то дрались, то ныли, Лука щипалась, Мило по прозвищу Ёршик лез во все блюда руками, Мила прятала куски по карманам. Гортензия, как могла, дирижировала этим безумием, следя, чтобы хватило каждому. Ее мать ковырялась в тарелке с видом великомученицы, пребывая в какой-то другой Вселенной. Дети для нее словно не существовали. Разглядывание стен помогло немного отвлечься от этого безобразия. Рисунки занимали все свободное место, и я уже знала, кто автор. Определенно, с Лукрецией следует познакомиться ближе. У девочки талант, который погибнет, если его не поддержать.

Едва Мила закончила разливать чай, кто-то пнул меня по лодыжке.

Убедившись, что ее заметили, Гортензия кивнула на дверь. Торопливо глотнув, я встала со стула:

— Благодарю вас за чудесный вечер, госпожа Горшковиц. Было очень приятно повидаться. Вы, наверное, устали, не будем более утомлять вас…

Мать Зи тоже встала:

— Нет, это я вам благодарна, барышня Ронда, что почтили вниманием мой скромный дом. Вы знаете, детей содержать в наши дни так не просто, если бы вы одолжили, совсем немного…

— Мама! Аль зарабатывает меньше меня!

О, нет. Опять у Зи это выражение. И шуткой теперь не обойтись. Что же делать?..

— А я ведь еще и учитель! Позанимаюсь-ка я с Лукрецией.

Вот этого точно никто не ожидал.

Мать Зи застыла с разочарованным видом, у Милы на лице сияло крупными буквами "Есть в мире справедливость!", Ёршик посмотрел на Луку, чиркнул ладонью по горлу и захохотал. Определенно, в их доме не жаловали образование.

Лукреция слезла со стула, походя пнула брата, взяла меня за руку и потянула за собой:

— Пошли, тетенька. Покажу, что я вчера нарисовала.

За перегородкой без двери обнаружилось жалкое подобие детской: шкаф, стол, табурет и двухэтажные нары вместо кроватей. Но деревянные койки сродни корабельным — все же лучше, чем матрацы на голом полу. Отец малышей смастерил нары лично. Он дал брату-близнецу Зи работу. Он один ничего не вынес из дома, даже кое-что прикупил. Речной лоцман и единственный более-менее приличный из сожителей госпожи Горшковиц, он почти заслужил звание отца и супруга. Почти — потому что в один непрекрасный день сгинул, а в дом заявилась полиция. Оказалось, новый папа по имени Вилле — конт-тыр-бандит.

— Контрабандист, — поправила я Луку.

— А я что сказала? — пожала она плечами, перебирая листы на столе.

Лука рисовала все, что видела вокруг себя, абсолютно самозабвенно, чем попало и на чем попало. На стенах ее картин было развешано еще больше, чем в соседней комнате. Многие она подписала, увы — безграмотно и коряво. Рамкам Лука уделяла гораздо больше внимания: их она мастерила бережно и аккуратно: из пустых упаковок, сухих листьев, глины и ракушек. Над столом висела миниатюра, которой Лукреция явно гордилась больше всех прочих работ, и рамка у нее была настоящая, из потемневшего от времени дерева.

Хотя содержание удивило меня гораздо сильнее, чем рамка.

Полупрозрачные, едва намеченные тонкими росчерками карандашей, фигурки со стрекозиными крыльями парили в воздухе. Эфемерная красота в одеждах из лепестков, еще более хрупкая из-за контраста с облезлой скамейкой и пыльной травой. Это могла быть иллюстрация, срисованная из книги сказок. Могла бы — если б скамейка не оказалась такой узнаваемой.

— Это феи?

— Только не начинай про то, что их нет, ладно, тетенька? — Лука посмотрела на меня недобро. — Я уже дралась из-за этого в школе.

— Что ж, — я осторожно присела на шаткий табурет. — Как известно, они показываются только детям. Если ты говоришь правду, тогда ты — особенная: единственная в Ландрии за последние семьдесят лет, кто видел фей. Это я тебе как дочь магического подмастерья говорю.

Иногда, чтобы завоевать доверие ребенка, нужно совсем немного. Например, поверить в его мечту.

Глаза Луки загорелись:

— Показать мои секретики?

О, эти девчачьи секретики! Показать их подруге — наивысшее проявление доверия, и в тоже время — изощренная форма хвастовства: наверняка чего-то, да у нее не окажется.

Счастливо улыбаясь, Лукреция вытащила из-под нар картонную коробку, обшарпанные бока которой предсказуемо украшали надписи: "Руки проч!", "Не трож — пракляну!" и "Мила тибя касаеца!!!" Мне в подставленные ладони посыпались стеклышки, фантики, пуговки и цветные ленты. За ними последовала тонкая пачка поздравительных открыток. Наконец со дна Лука достала маленькую деревянную шкатулку без крышки.

— Смотри, это ценная штука, — важно пояснила она, пододвинув мне лампу. — Дядька Вилле спрятал ее под половицами, а я все видела. Теперь она моя.

Очень осторожно я забрала шкатулку из рук девочки и поднесла ближе к лампе, все еще надеясь, что ошибаюсь. Мир вдруг сжался до размеров освещенного угла комнаты. Стало трудно дышать. Безумно хотелось отшвырнуть эту вещь, схватить Луку на руки и бежать, бежать без оглядки, призывая бежать все прочих.

Вот только швыряться такими предметами было запрещено.

Еще раз оглядев узор на боках шкатулки, я, стараясь лишний раз не вертеть ее, поставила кошмарную находку на стол. Лукреция потянулась, чтобы забрать драгоценный секретик. Схватив ее руки в свои, я изобразила улыбку, так беззаботно, как только могла. Судя по лицу девочки, получилось не очень.

— Давай, поиграем, — поспешно добавила я. — Та-а-ак… ага, вот, — под руку кстати попался тряпичный заяц. — Давай спросим господина Зайца, не заметил ли он в доме что-нибудь необычное? Странный свет, запах или звуки? А? Как вы сказали? — я сделал вид, что прислушиваюсь. Лукреция фыркнула:

— Тетенька, ты глупая, или считаешь глупой меня? Хочешь знать, нет ли у нас мышей, так и спроси. Мы их всех потравили.

— Ладно, — я бросила игрушку на нижнюю койку. Получилось слишком резко, Лука растерянно заморгала. — Давай говорить как взрослые. Ты ходишь в школу. Там обязаны объяснять, чем опасна военная магия. Это, — кивок на шкатулку. — как раз она. Шкатулка светилась синим? Пахла, как воздух перед грозой? Кого-нибудь в семье мучают кошмарные сны? Рвет кровью? Кто-то теряет ногти, волосы целыми прядями?

— Мамочка! Тут… опасное….

Что ж. По крайней мере, бояться наследия войны ее научили.

Лукреция вылетела из комнаты арбалетным болтом. Я выскочила следом.

Собрать детей, отвести на безопасное расстояние… Хотя о чем я, безопасное — это десятки миль, ладно, просто убрать их из дома, а потом сообщить магам. Есть еще шанс обойтись без жертв, ведь до сегодняшнего дня артефакт спал…

Госпожа Горшковиц лежала на кровати, всем своим видом изображая усталость, и обмахивалась старым выцветшим веером. Малыши возились рядышком на протертом до дыр ковре, Мила и Зи гремели посудой в кухне, Мило-Ёршик ковырял кочергой в печке. Лука металась от матери к брату, от него в кухню и обратно.

— Ничё се, — бросил мне Ёршик, смеясь. — Не знаю, тетенька, чем вы ее припугнули, но такой я не видел сестрицу давно. С самой последней порки.

- А теперь вы меня слушайте!