Фреон - Сергей Клочков

Ни мыслей у меня, ни слёз, ничего, только бездонная, сосущая пустота внутри и всё то же ощущение дурного сна, не прекращающегося с наступлением утра. И два тёмно-зелёных пластмассовых венка лежат на горке — один от школы, другой от местных чиновников.

«А его-то бывшая даже не приехала с дочкой попрощаться. Вот ведь гадина».

И только через четыре дня до меня дошло, что на самом деле случилось, и я как-то вдруг проснулся от того непрекращающегося кошмара. Невыносимо горько подступило к горлу, мир почернел вокруг, а ещё через неделю чёрное горе превратилось в жгучую ненависть. Ненависть шепнула мне, и достал я из сейфа охотничий билет, ружьё и патронташ — всё, что оставалось у меня от прошлой, фермерской жизни, и всё, что требовалось в жизни нынешней. Оружие почистил, разобрал, зачехлил. И ненависть повела меня по предрассветной серой мгле до утренней электрички на Москву, а после пересадки — в один элитный коттеджный посёлок.

Отправлял я письма и телеграммы… или без ответа, или отписывалась «У меня своя жизнь, отстань. Денег Василий соберёт. Жди перевода».

Прислали.

Десять тысяч рублей.

Захватил я их с собой. Как и телеграмму «я оплакиваю но просто не смогу на это смотреть не позволит муж виноват во всём ты никогда не пиши больше».

Хорошо живут, однако… первый раз в гости, и даже странно — два этажа, высокая двускатная крыша, и Василий машину свою блестящую, чёрную из шланга поливает, а на травке целая батарея разных шампуней да восков для ухода. Жарко, и потому в одних трусах он, а от машины кверху горячее дрожание быстро так поднимается. Вытащил я из чехла ствол, цевьё прищёлкнул на ходу, собрал ружьё. Заметил он меня, когда уже загнал я в патронники два тяжёлых красных цилиндрика, а рот открыл, когда клацнула, закрываясь, двустволка. Да, отрастил он брюшко как надо и ряшку наел не слабую. Смотри, затрясся, к дому попятился, видать, всё правильно понял.

— Привет, Вася!

— Э-эй, ты чего? Не дури! Я…

Договорить я ему не позволил. Выстрел как-то сразу смял ему лицо, картечь, пройдя навылет, оставила на двери дома россыпь тёмных метин и широкое алое пятно. Вася свалился сразу, навзничь, широко раскинув руки.

А вот и Марина выскочила в халате, посмотреть, что это такое на улице грохнуло. Ну и подурнела же ты, подруга! То ли подтяжка неудачная, то ли винцом злоупотребляем наряду с сигаретами, но пародией ты стала на ту смешливую, весёлую Маринку из моего далёкого уже прошлого. Глаза воспалённые, покрасневшие, табачная серость на зубах… ба, да ты, по ходу, подшофе. Сейчас протрезвеешь.

Дикий, сверлящий визг, выпученные глаза, и, запутавшись в полах халата, упала она, гулко стукнув локтями по полу, после чего, не прекращая визжать, на четвереньках рванула обратно в дом. После выстрела визг превратился в тошное гортанное бульканье, с каким она обычно полоскала горло во время своих бесконечных простуд. Я вошёл в дом, «переломил» двустволку и под цокот выпавших гильз вложил в патронники ещё два заряда.

Она ещё была жива и ползла на локтях, оставляя сплошную тёмно-красную ленту на дорогом, под цвет морёного дуба, ламинате. Я нажал оба спусковых крючка практически одновременно, и дуплет в доме прозвучал оглушительно громко и резко, так, что тонко зазвенел хрустальный сервиз в шкафу. После чего вышел на улицу и сел на пороге.

Точно помню, как возилась на клумбах семейная парочка в соседнем коттедже, а напротив, через пыльную дорогу, возле настоящего особняка в бассейне плескались поддатые мужики в компании взвизгивавших девах в микроскопических купальниках. А тут — тишина… опустел посёлок как-то вдруг и сразу, даже в окна никто не выглядывает. Должно быть, вызывают милицию. Пускай звонят, мне уже всё равно.

Время шло, милиция всё не приезжала, и потому я просто ушёл из затихшего посёлка, с размаху зашвырнул в омут мелкой гнилой речки ружьё, а потом просто сел в электричку и долго ехал, сам не зная, куда и зачем. Никто меня не искал, милицейские патрули не останавливали на полустанках, где иногда приходилось даже ночевать. Деньги постепенно кончались, и к тому времени, как я проехал на электричках и пустых «товарняках» почти всю Брянскую область, вышли совсем. Бесцельно шатаясь на станции Навля и собирая в карманах последние монеты, которых должно было хватить на полбуханки хлеба, встретил Витю Островидова, с которым когда-то работал в секретном КБ под Красноярском. И хотя оброс я к тому времени дикой щетиной, а куртка и джинсы уже требовали срочной стирки, узнал он в начинающем бомже своего бывшего коллегу, почти друга. И… и началось…

Фельдшер проснулся за несколько секунд до того, как его ПМК издал тихий прерывистый писк. Я взглянул на часы — половина четвёртого утра… надо же, как незаметно пролетело за невесёлыми думками время ночной вахты.

— Всё тихо было?

— Да, нормально. В седьмом часу толкни… дальше места пойдут плохие, к бункерам будем долго добираться. Да и… опасаюсь я насчёт Выброса.

— Хорошо. — «Фримен» уселся возле крохотного окошка, положил на колени автомат, а я просто откинулся на попахивающие сыростью и плесенью обрывки старых матрасов и какие-то слежавшиеся, замасленные болоньевые куртки с вылезающим синтепоном. Заснуть получилось быстро.

Когда из утреннего тумана показались первые песчаные взгорки, поднимающиеся из заржавленной, металлически поблёскивающей жижи Болот, я жестом приостановил группу. Теперь дорожка будет куда сложнее, чем по кочкарнику, и хоть и поросли холмики корявыми соснами, а на песке видны куртины тростника и отдельные островки травы грязно-зелёного цвета, места здесь гиблые.

— Ересь, видел, где гайки упали? Пошёл туда. — Я отступил в сторону, пропуская вперёд отмычку, и, оглянувшись, заметил неприязненный взгляд Фельдшера.

— О как! Видал? — фальшиво усмехнулся побледневший Философ, растягивая в ухмылке дрожащие губы. — Ништяк у меня напарничек?

— Иди давай, — спокойно повторил я, и Ересь начал медленно подниматься по пологому песчаному склону туда, где улеглись возле большого валуна несколько брошенных гаек.

— Чего ж ты, мэн, так гнило поступаешь? — тихо спросил Фельдшер. — Не ожидал …

— Ты мне морали будешь читать в другом месте, уважаемый, — так же негромко ответил я. — Лучше подумай, кто вас вести будет, если на этих пригорках я гикнусь? Ересь выходы найдёт за Периметр? Можешь ты вперед меня пойти… если, конечно, задание твоего начальства не слишком важное, да и вообще ты для них лишний человек. Есть такая штука — целесообразность.

— Есть, — согласился «свободовец». — Да только трендел мне кто-то, что он должок Луню и Хип выплачивает.

— Уже выплатил. Я этого субъекта из-под «долговской» пули на «Ростке» выдернул, знаешь ли. Стрелять его хотели за воровство, мародёрство и подставу. Да, он с мародёрами какое-то время ходил, если ты не в курсе. Теми, что хотели Хип убить вместе с Лунём.

— Фига себе. А такой вроде парень с виду нормальный… но всё равно. Так нельзя.

— Лады. Так нельзя. Скажи тогда, а как здесь можно? — Я посмотрел Фельдшеру в глаза. Он не ответил, но я почувствовал холодок, погасивший начинающуюся дружбу.

Ересь тем временем дошёл до валуна, подобрал гайки и обжёг меня ненавидящим взглядом:

— Можешь идти, сталкерок. Чисто тут.

— Ну, вот и ладно… — Я прошёл по следам Философа до следующей остановки, броска двух-трёх гаек и опять по следам отмычки…

Местность заметно поднималась, и хотя запах Болот был ещё крепок, лужи и мокрая, чавкающая травяная губка остались позади. Под ногами мерно похрустывал хрящеватый песок, шелестели куртинки травы, и отдельные деревца вскоре превратились в редкий сосновый лес. Зона похозяйничала здесь вовсю — сосны были жутковатыми пародиями на своих высоких, стройных сестёр, растущих за Периметром. Стволы деревьев были похожи на застывших змей в крупной красноватой чешуе коры, сосенки завязывались узлами, петлями, а то и вообще лежали на земле, протягивая к небу слабые ветви с желтоватой хвоей. В таком же слабом, больном подлеске местами вспыхивали ленточки холодного синеватого огня, тусклого при свете дня, попахивало разогретой древесиной и озоном, и уже пару раз на лысых полянках с трескучим, мощным ударом бил в брошенную гайку подземный разряд, разбивающий маленький кусочек металла на сотню горячих оранжевых брызг. А потом в лесу оглушительно треснуло, повеяло в лицо тёплым ветерком, и я поднял руку.

— Стоять.

В последнее время «электры», «статики» и «дуговые» начали выкидывать странные фокусы. Вот и сейчас между покорёженными стволами деревьев плыл в нашу сторону яркий фиолетовый сгусток света, слегка задевающий кустарник, и хорошо было видно, как тонкие веточки после коротких желтых вспышек мгновенно обращаются в облачка дыма. Шаровая молния… далеко не редкость по «электрическим» местам Зоны. И при этом крайне неприятная штука.